Карго поле

– А и правда, вроде горка, только невелика, – обратился к князю Ярополк, – да и селище невелико. Вон, вроде как и встречают.

К причалившей прямо к берегу ладье подходило с разных сторон человек десять. Кого там только не было! Но первыми шли пошатываясь, в обнимку, двое: – один типичный новгородец, однако, не смерд, а какой-то ухорез-ушкуйник*, о чем ясно свидетельствовала далеко не новая и грязноватая зеленая шелковая рубаха и добротный нож-косарь* на поясе. Шапка на молодце была кунья, а серьга в ухе – серебряная. Второй, высокий, смуглый, со светлыми волосами, завязанными в хвост, был еще живописнее. Кожаные штаны, спущенная с одного плеча замшевая рубаха, на шее – крест и волчий клык на тонкой серебряной же цепочке, короткий, в полтора локтя, меч на боку. Все тело изукрашено синими узорами татуировок и белесыми шрамами. Воин племени емь, ушедший от своего народа.

Подойдя к ладье, они остановились, как будто впервые увидели чужой кораблик, огляделись по сторонам.

– Глянь, Коготь, каких к нам гостей река принесла! – воскликнул русич, – никогда таких тута не бывало со стороны озера. Што за люди такие? Пошто до нас пришли?

– Скажут, – спокойно произнес емчанин Коготь.

– А что на берег не выходят? Поди, ты своей размалеванной рожей перепугал их, ась?

– А вот я сейчас так испужаюсь, что мало вам не покажется! – и с борта спрыгнул Радивой, – кто тут такой спьяну гундосит непотребно?

– Ишь, молодечь, каков, – с новгородским выговором произнес русич, – прям ежа да голой ж… напужааал! А ну сюды поди! На-ко, подержи! – снял с себя пояс с ножами и отдал емчанину. Сам же пригнулся, выставил вперед кулаки.

– Не испужался еще? – глумливо спросил Радивоя. Тот не ответил, а шагнул вперед каким-то плавным шагом, подняв руки на уровень пояса. И вдруг прямо с места прыгнул, левой ладонью влепил новгородцу хорошую затрещину, а когда того швырнуло в сторону, правой как клещами сжал ему горло. Новгородец попытался, молотя кулаками, достать Радивоя, но почти сразу прекратил эти попытки и поднял руки. Радивой сразу выпустил своего противника из захвата.

– Пошутковали – и будя! И чего тебе неймется? Вроде не отрок давно, а все лезешь силушкой меряться, Мирон. Пора бы уж зарубить на носу, что кметь не по зубам ловцу. Иль ты опять в ушкуйники подался?

– Да ну тебя, Войко, вечно ты верх берешь. Хоть бы по дружбе разок поддалси. Уважил старого знакомца. Вон Коготь – и тот тако мыслит.

– Ты все время за меня баять норовишь, – укоризненно произнес Коготь на чистом русском, – а ведь у меня свой язык есть. И своя голова на плечах. Здравия тебе, Войко. Далёко ли собрался и с кем?

– Куда надоть – туда и идем с князем нашим.

– Неужто сам Вячеслав белозерский тута?

– А то!

– Ооой ёёё… – оба, Мирон и Коготь, отступили назад и спрятались за спины троих солидного вида мужей, шагнувших вперед. Как только они подошли, как по сигналу с ладьи были спущены сходни, и на них вступил князь.

– Здрав буди, княже! – громко провозгласил тот, что был в середине, – путем-дорогой здравствуй.

– И вы здравы будьте, люди добрые. Сказывайте, как живете-можете?

– Так, княже, сойди на наш бережок с воями, мы котлы под уху греем, скоро и ушка* добрая поспеет. Переломи с нами хлеб, не погнушайся трапезой с людьми простыми. А там и сядем рядком да поговорим ладком.

– Добро. Ты у них набольший? Как зовут тебя?

– Нету у нас набольшего, все на вече решаем, да дела меж собой делим. Я вот народом поставлен переговоры всякие вести, а это – видоки, чтобы потом обсказать народу о разговоре безо лжи. А зовут меня Тарас, а прозвищем – Порог.

– Занятное прозвище. Отчего так прозвали?

– Так шуму от меня много, гласом Господь таким наградил, гремит как порог на Онеге.

Князь повернулся к Ярополку и вполголоса отдал несколько распоряжений. Порог разобрал только « по трое на ладью» и « сменить молодцов, чтобы поснедали»*

Дружина сошла на берег, всей ватагой повалила в центр селения, где между домами горели костры, от котлов на кострах шел пар и тянуло запахом вареной рыбы. У котлов суетились какие-то люди, помешивая варево, добавляя в него какие-то травы, резаную репу Вскоре котлы были сняты и установлены прямо на земле, а вокруг котлов уселись вперемешку и гости, и хозяева. Какое-то время царило молчание, все насыщались. Уха и вправду была хороша. Наконец князь, сидящий в окружении монахов и Даниила, облизал ложку и убрал ее в чехол на поясе.

– Спаси Христос, повечеряли знатно, вот только как в реку вошли – так уж и в походе, а в походе хмельного нельзя. Так что не взыщи, Тарас, бочонок малый меду я тебе в дар поднесу, выпьете потом за нашу удачу в походе.

А теперь поведай мне без утайки, какие вести по реке плывут мимо вас? Что слышно про чудь, будут нас оружием встречать или в леса с реки уйдут? Мне ведомо, что летние стойбища ихние на местах впадения рек, на мысах стоят. Рыбу, поди, на зиму заготовляют?

– Так, княже. Они может и ушли бы в лесные селища, да рыбы надоть много наловить, а доможирич передал ихним старейшинам: – не будет рыбной дани – мехами вдвое возьмет.

– Ах морда холопья! Этак он их на войну с нами толкает!

– Истинно! Самому ему противустать вам пошто-то нельзя, так он чудинов на то подбивает. Идут к нему роды с Кены-реки да с озер Мошинских.

– А тати с Няндомского кряжа?

– Не ведаю, но, мыслю, не придут. Их русичи с Волги потрепали по весне, пожгли аж два острожка. Рубеж установили по Нименьге-реке, поставили острог и назвали Конда.

– Кон да…рубеж. Лепо. Вот скажи мне, Тарас, почему реку невеликую вроде Волгой зовете? Али она больше Онеги? Я видел Волгу не раз, с две Онеги шириной.

– Так ведь нехристи, княже, любую реку Волосовой дорогой зовут. Вот и Волга.

– Ну пущай зовут. А емьские мужи у вас часто гостят?

–Редко, княже. Они своей рекой Емцей на Двину к новгородцам да биармам ходят. А у нас кто-то им сбрую воинскую продает, не в селище, а в лесу недалече. Хотели имать, да те купцы так стрелами вдарили, что мы двоих схоронили. Больше не суемся. Да и продают мало, два-три копья, да пару топоров зараз, не боле.

– А доспехи?

– Вот не ведаю. Коготь со своими перемолвился – вроде нету броней, а шеломы были.

– А что за человек этот Коготь?

– Про то ты лучше своего Радивоя спрашивай, Коготь баял, что давно они знакомы. И Мирон тоже. Да ты не сомневайся, емьские в войну не встрянут, они с пермяками сцепились, все их лучшие воины на восход ушли.

– Ох, велика тут землица! Еще и пермяки какие-то живут. Поди, и еще есть неведомого языка люди, – проговорил Даннил.

– Добро, Тарас. А вам чудь обид не чинит? Не зорит промыслы?

– Бывает, что и зорит. А могут и в лесу встретить. Пропадают люди иной раз, но редко. Тут еще с заката иной раз сумь набегает, а они совсем не нашего обычая люди. И сбруя у них железная. Да народец у нас тоже непростой, сами кого хошь…ну ты видел Мирона, а и остальные не лучше…или не хуже, как поглядеть. Новгородцы ходят раз в два лета, но мы для них не добыча, мелковаты. Снедь иной раз прикупают, так платят серебром.

– Вижу, непростые вы люди, только не пойму – кем вам лучше со мной быть? Друзьями или ворогами? Делить вроде нечего, в набег на нас идти – у вас сил не хватит, а пакостить мелковато как-то. Думаю, нехай будет как было, помыслю о том на досуге.

– Помысли, княже. А по мне бы так любо было бы под твою руку идти, коли обычаи наши не порушишь.

– Мыслишь, при княжеской власти в вятшие* люди выйти?

– А хоть бы и так! Я муж статочный*, ежели и хуже того ж Ерша или Чурилы, то ненамного. Могу при нужде и дружину свою собрать. Да и еще таких двое есть. Надоело от воли горлопанов на вече зависеть. Под твоей рукой спокою больше.

– Помыслю о том. А теперь давай почивать, ночь на дворе.

Утром дружина стала грузиться на ладьи, готовясь к отплытию. Кое-кого и провожать пришли. Никола-торк стоял в обнимку с своей нареченной, которая время от времени вытирала концом плата глаза и никак не хотела высвободиться из объятий и дать молодцу взойти на ладью. Совсем по другому провожали Радивоя Мирон и Коготь, хохоча, хлопая по плечам, сыпали солеными шуточками так, что Даниил подвинулся к ним поближе и старался не пропустить ни одной колкости. Князь чинно простился с Тарасом и другими мужами и взошел на борт. Тут и Никола, наконец, отвел от себя руки любимой и птицей взлетел на ладью. Весь караван потянулся по течению на полночь.

Слова, помеченные звездочкой