Высшая мера

– Теперь надо обрубить ветки, оставив один ствол и оттащить вон к тому уж готовому к отправке лесу,– Лев Данилыч указал на аккуратно сложенные штабеля готовых бревен. Я кивнул и активно заработал топором.

– Бойся!– этот крик я услышал, когда он совпал с треском ломающейся сосны. Чьи-то крепкие руки толкнули меня в спину, сталкивая в сторону, прямо в снежный сугроб. Совсем рядом от моей головы, оцарапав ветками щеку, рухнуло дерево, больно хлестанув ветками по ребрам, и я остался лежать там, погребенный этими ветками по самую макушку, все еще не понимая на каком я свете. Боль в правой стороне груди становилась все сильнее, разгораясь с новой силой. Я попробовал повернуть голову, но тут же уткнулся в колючую пушистую лапу, больно мазнувшую всеми своими иголками мне прямо по носу.

– Живой?– раздался где-то надо мной встревоженный голос Качинского.

– Кто б..ть валил эту сосну?

Зашуршали над головой ветки. Я зажмурился, чтобы они мне не выкололи глаза.

– Ну-ка, все разом!– это уже подошел спокойный Федор. Несколько раз ветки дернулись над головой, съезжая в сторону.– Шустрее! И раз!

Сосна медленно отползла, открывая мне начинающее сереть небо.

– Живой?– картинка вверху сменилась и вместо рассвета появилось заросшее густой седой щетиной лицо Качинского.– Живой, бродяга…

– Помогите ему!– коротко попросил Федор.

Кое-как меня вытащили из сугроба, все еще не верящего, что все так замечательно обошлось.

– Шапка-то вот! Шапка!– мне подали ушанку, нахлобучив кое-как на затылок, забыв стряхнуть снег с коротко стриженного ежика волос.

– Цел вроде…

– Справа…– прохрипел я, опуская глаза вниз, боясь обнаружить там какую-нибудь рваную рану, чтоб кости наружу, но все оставалось целым.

– Ничего, до свадьбы заживет,– отряхнул меня Качинский,– это тебя толстой веткой погладило.

Не особо соображая и воспринимая действительность, я повернул голову направо. Сосна, упавшая рядом со мной, была почти сантиметров сорок в диаметре, длинная, гнутая, как хлыст. Если бы меня не оттолкнули, она бы раздавила бы меня и не заметила. От ощущения того, что ходил по самому краю, стало жутковато. Смерть была совсем рядом…Почти за спиной. Кстати о спине…

– Кто оттолкнул-то?– обернулся я ко всем своим спасителям. Тут собрался почти весь отряд, устроивший благодаря мне незапланированный перекур. Кто-то посмеивался над нерасторопностью новичка, кто-то курил, кто-то сочувствующе кивал.

– Мы только успели уже увидеть, как сосна накрыла вас обоих с головой,– пожал плечами Федор,– видать ваше благородие тебя и отбросил. Жизнь, можно сказать, спас.

Я повернулся к молчавшему Качинскому, который стоял чуть в сторонке и курил скрученную самокрутку, выпуская сизый дым глубокими круглыми колечками.

– Лев Данилыч…

– Да, брось ты…Какие счеты между своими людьми,– махнул он, не желая принимать слезливые благодарности. В этом он был весь! Не человек! Кремень!– Дело в другом, мой друг…

– Кто валил это дерево?– поддержал мысль бывшего белого офицера Федор, осматривая отряд.

– Валили-то нарочно в вашу сторону…Кому же вы так насолили?

– Кислов…– почти одновременно поняли мы с Качинским, ища глазами вора с его подручными.

– Сбежал, сука!– прошипел зло Лев данилыч, сжимая кулаки.

– Пока мы сюда, а он в лесок и в лагерь.

– Что за собрание, а драки нет?– из сараюшки вышел основательно покрасневший после спиртного Щеголев.– Так вы мне не то, что двойную, одинарную норму валки не сделаете! Отвечать, твари, что за собрание?

– Деревом чуть человека не ушибло…– буркнул Федор, туша в снегу с огорчением окурок и направляясь обратно к своему месту.

– Что же вы за люди-то такие!– притворно всплеснул руками Василь Васильевич, уже основательно принявший на грудь.– Ну, ни на минуту оставить нельзя, раздолбаев, все норовите план сорвать, убить кого-то…Кровожадны вы не в меру! Животные, одним словом…Клименко!– заметил он меня, державшегося за правый ушибленный бок.– Опять ты…Ты посмотри, главная звезда нашего лагеря! Все гадости, которые у нас случаются, непременно связаны с тобой…Что с ребром?– как любой психически неуравновешанный человек, Щеголев легко перескакивал с одной волны настроения на другую без особых на то трудностей.

– Веткой ушибло…

– Бедненький…Как же ты теперь работать-то будешь, сука?– гневно вперил он в меня свой злобный, полный ненависти взгляд.

– Буду,– буркнул я, попробовал пошевелиться, шагнуть вперед, но острая боль сломала меня пополам, скрутив и искорежив.

– Оно и видно…– выдохнул Щеголев.– Что же, ваше благородие, слово своего не держите-то?– обратился он уже к Качинскому.– Обещали тройную выработку, а в итоге?

– Я попробую сделать,– гордо вскинул голову Лев Данилыч.

– Попробует он, пробовальщик! Уже попробовали! Лучше б насмерть, ей Богу…– укоризненно посмотрел он снова на меня.– Дырок бы наделали с автомата, сказали бы, что в побег сорвался, а тут…

На миг мне показалось, что он действительно рассматривает эту возможность, чтобы избежать дальнейших вопросов от начальства, но потом, оценив количество свидетелей своего будущего преступления, такую идею почти сразу же отмел.

– И на хрена я вас сюда попер так рано…Ладно,– приняв решение подытожил он,– поведешь его в барак, скажешь дежурному на воротах, что я отпустил обоих. Пусть полежит, может очухается малость. Наведете порядок, печку протопите, поможете убогонькому вашему. Раньше вечера в медпункт не появляться, ясно?– пригрозил он мне кулаком.

– Так точно, гражданин начальник,– отрапортовал я.

– Пошли вон! – Щеголеву очень хотелось нас пристрелить, но даже одурманенный алкоголем мозг подсказывал ему, что этого делать не следует, потому он и сорвал злость на всех оставшихся:

– Чего замерли, остолопы? Или в ШИЗО захотели? Бегом за работу! Советский народ ждет от вас трудового подвига!

Качинский подхватил меня под руку, помогая идти. Я попробовал сделать все самостоятельно, но шагать было все еще больно. Правый бок горел огнем, неприятно отзываясь колкой болью при каждом движении. Пришлось опереться все же на руку Льва Данилыча, ковыляя к лагерю.

И если этот путь в колонне занял у нас где-то около двадцати минут утром, то назад вдвоем мы брели значительно дольше. Качинскому приходилось шагать рядом по непротоптанным сугробам, ведя меня самого по тропинке. Каждый шаг давался мне с большим трудом, но я упрямо двигался вперед, следуя за товарищем.

– Кислов, сволочь,– выдавил я из себя, когда ворота лагеря показались в зоне прямой видимости,– соскочил красиво. Никто и не заметил его.

– А я то думаю, зачем он с нами на вырубку поперся. Ворам работать западло…– пояснил Лев Данилыч.– А оказалось, вон оно что…И никто не спохватился, не заметил…

– Сумерки,– болезненно поморщился я, оступившись на какой-то скользкой коряге,– все было правильно расчитано. Не видно ни черта, кто, что пилит, тут ему Щеголев однозначно помог!

– Я б на твоем месте так это дело бы не оставил, если ты думаешь добыть здесь до конца срока,– остановившись, посоветовал мне Качинский. Мне тут же вспомнилось предложение Седого. Побег? Почему бы и нет? Что меня тут держит? Мысль о том, чтобы помочь ворам, уже не казалось после сегодняшнего покушения такой уж глупой.

Ворота в лагерь были открыты. В небольшой будке рядом с ними сидел караульный, который завидев нас, вышел нам навстречу, приняв солидный и невозмутимый вид, поправив на плече винтовку.

– Что случилось?– оглядев меня, опирающегося с трудом на плечо Льва Данилыча, строго произнес он. Хотя на первый взгляд ему было лет восемнадцать. Еще только усы начинали черным пушком пробиваться над верхней губой, а туда же…

– Сосной накрыло! Начальник отряда приказал явиться в лагерь. Дождаться вечера и обратиться к врачу,– кивнул на меня Качинский, который все больше и больше меня удивлял, по мере того, как я узнавал его поближе. Более рассудительного, внешне спокойного. Осторожного и умного человека я в своей жизни пока еще не встречал. Было бы странно потерять его дружбу из-за своего скверного характера. Взять его с собой в «рывко», который хочет организовать Седой? Почему бы и нет! Кажется, с его опытом, он принесет больше пользы ворам, чем я…Мелькнула в голове мысль.

– Гребаный Щеголев!– матернулся караульный, сплевывая на снег.– Говорил жеему, что когда-нибудь поймаешься со своими выкрутасами…Так нет!

Было заметно, что парень был действительно испуган. Жизнь осужденных в Темлаге не ценилась ни капельки, ни начальством ни простыми вертухаями, но вот за свою карьеру и свою собственную жизнь эти ребята переживали не на шутку. Караульный прекрасно понимал. Что он получит по шапке вместе со Щеголевым, не имея права выпускать отряд на промку раньше положенного срока, но это было только в том случае, если я пожалуюсь.