Высшая мера

– Семечку ты в обед поломал?– поморщился Мотя, как от зубной боли.

– Он первый с ножом кинулся,– пожал плечами я, чувствуя, как неприятный холодок страха закрадывается в мое сердце.

– Это Седому расскажешь! Семечка тебе предъяву кинул, ответить придется…Идем!

И не дожидаясь моего согласия, вор двинулся прочь, отодвинув широким плечом ноющего позади Спицу:

– Мотя, куда пойдем? А если Щеголь с проверкой нагрянет? Ночью любые передвижения по лагерю запрещены. Да он меня в ШИЗО сгноит!

Но вору было глубоко плевать, не обращая внимания на стенания вертухая, он по-кошачьи мягко ступал по мокрому свежему снегу, уходя куда-то вглубь лагеря. Там где находился административный корпус. Пожав плечами, я двинулся за ним, расслышав за спиной голос одной из шестерок Кислого:

– Допрыгался Чекист! За вора его на перо посадят в раз!

– Заткнись!– рявкнул Качинский, но дальнейшего я уже не разобрал. Спица закрыл за мной дверь в барак и отчаянно зашептал на ухо:

– Ты только побыстрее, если что…А? Щеголь придет, мне головы не сносить, а мне до дембеля три недели осталось!

Что мне было ему ответить? Что сам не знаю вернусь или нет? Или пообещать, что все же вернусь?

Я промолчал и чуть ускорил шаг, чтобы побыстрее догнать ушедшего уже далеко вперед Мотю. Тот шел, не оглядываясь, уверенный, что я следую за ним попятам.

Мы шли, абсолютно не скрываясь, по главному проулку ТемЛага. С вышек за нами наблюдали вертухаи, посты безопасности провожали нас долгим внимательным взглядом, одни сочувствующим, другие насмешливым, но не один из них не попробовал нас остановить или окликнуть. В который раз я убедился, что власть воров в местах не столь отдаленных намного сильнее, чем власть администрации.

Отбой уже прошел. После десяти часов любые передвижения по лагерю запрещены. За нарушение расстрел на месте, а тут…Мотя вел меня куда-то вглубь административных зданий, с некоторыми вертухаями даже здороваясь. Прошли мимо медпункта, архива, нескольких столовых для комсостава и свернули за высокий двухэтажный сруб котельной.

Здесь я еще побывать не успел. Почерневшее от копоти крыльцо, забитые фанерой окна и прогуливающийся зэк на входе встретили нас у здания котельной.

– Все тихо?– уточнил Мотя, кивнув часовому. Именно так я понял его функцию.

– Как в аптеке…Или в морге!– хохотнул паренек, которому от силы можно было дать лет двадцать. Окинул меня подозрительным взглядом, но не задал не единого вопроса. Пропустил нас, распахнув дверь перед Мотей дверь. Что уж говорить, люди Седого, в отличии от местных вертухаев, были вышколены на совесть, хоть и в армии никогда не служили.

– Отвечать коротко и по существу,– обернулся ко мне в предбаннике Мотя, блеснув в полумраке золотыми фиксами,– не спорить, ближе чем на три шага не приближаться. Ну и не начуди, очень тебя прошу, Чекист. Там народа очень много успеем спеленать и…сам понимаешь! Шансов никаких.

Я кивнул, внутренне собираясь. Рука ныла, но в принципе жить захочешь, можно и ей помахаться. А насчет шансов…Тут Мотя не прав. Шанс есть всегда! Посчитаем, осмотримся, а там и посмотрим у кого не шансов. Я не боялся. Терять мне было уже нечего…Оставалось только дорого продать свою жизнь в случае чего…

В лицо ударило тепло. После легкого вечернего морозца оно стало почти обжигающим. Тут дрова не экономили. В углу комнаты расположился огромный котел с целой системой датчиков давления, раскаленный почти до красна. Рядом с ним высокая гора угля с воткнутой в нее совковой лопатой. На столе керосиновая лампа чадит, отпуская причудливые тени по выбеленным стенам комнаты. У приоткрытой дверцы котла на корточках в накинутой на голое тело фуфайке огромного роста зэк ворочает кочергой горящие угли. За столом, накрытом для позднего ужина худощавый старик с серыми, будто седыми глазами. Его жилистые тонкие руки сплошь усыпаны синими гроздьями татуировок разных размеров и форм. Рядом с ним, баюкая ушибленную мной руку, сидел Семечка, морщась от каждого неловкого движения.

От запаха печеной картошки свело желудок. Вечно голодный он одобрительно заурчал, чувствуя запах человеческой пищи. С трудом я проглотил накативший комок.

– Привёл…– доложил Мотя, отходя мне за спину Вроде как случайно, но таким макаром, чтобы я не смог ломануться в двери.

Седой спокойно достал из голенища сапога наборной финский нож и ловко порезал огромную картофелину на три равных части. Освободившись от плотной кожуры, она задымила, все больше распаляя мне аппетит.

– Чуть не допёк!– неодобрительно покачал головой вор, забрасывая в рот картошку.

– Дольше подержишь, спалим!– пожал плечами тот, что сидел у приоткрытой дверцы котла.– Температура, вон какая!

– И то в цвет! – согласился Седой, поворачиваясь неспешно ко мне.– Ну что скажешь, фраерок? Ты по что Семечку на больничку отправил? Он пришел ко мне правду искать! Говорит иду по дорожке, никого не трогаю…А тут, дай закурить, на гоп-стоп по беспределу, только и помнит, как по сусалам отхватывал! А беспредела у меня в лагере я не допущу!

– А что же он правду пошел искать не к «хозяину»?– улыбнулся я через силу. Хотя понимал, чо хожу по лезвию ножа и в любой момент могу с него соскользнуть.

– Ты мне тут не шуткуй! Ты человека покалечил по беспределу. Он предъявляет тебе. Жизнь твою требует взамен! А ты шутки шутишь…– повысил голос Седой. Незаметно, еле слышно Мотя позади меня придвинулся поближе. Его дыхание я уже чувствовал у себя за плечом. И правда, никаких шансов…

– Я, конечно, в ваших делах не спец…Но как-то по-детски это выглядит, не по-пацански, уж извините. Я ему морду набил, а он жаловаться старшему прибежал, помогите, защитите, беспредел твориться… Был бы мужиком, сам бы разбираться стал, пусть даже, когда руку залечит.

Наступила тишина. Седой внимательно смотрел мне в глаза, ничего не отвечая на мою гневную тираду. От его взгляда мурашки не то, что побежали по спине, а ноги подкосились от страха. Харизматичный был мужик, что не говори…А потом он вдруг совершенно искренне рассмеялся, снимая повисшее в воздухе напряжения. Хлопнул довольно по плечу сидящего рядом Семечку, заставив того болезненно поморщиться и радостно сообщил:

– Я говорил, что у него очко не сыграет, Малина? А ты ссыкнет, ссыкнет…

Огромный увалень, пекущий картошку, молчаливо пожал плечами, продолжив выуживать из углей ароматно дымящиеся картофелины.

– Не зря Семечка на больничку загремел! Не зря…Присаживайся, Чекист, побазарить надо!– пригласил Седой меня к столу, пододвигая нарезанную ломтями картошку. От близости еды свело желудок, но я мужественно терпел, не желая быть чем-то должным ворам.

– Ты уже понял, наверное, что все это была подстава?– уточнил Седой, когда я присел напротив него на колченогий грубо сколоченный табурет. Мотя облегченно выдохнул, выходя из-за моей спины, присаживаясь рядом с Малиной к котлу, грея озябшие руки с мороза. Только сейчас я заметил, что в руках вора была тонкая, как игла заточка, которой он в любой момент мог мне продырявить спину пока стоял позади, если бы что-то пошло не так.

– Догадывался…– кивнул , стараясь отвлечься хоть немного от запаха картошки.

– Теперь бьешь голову, зачем нам вся постанова была нужна?– понятливо усмехнулся Седой.– Ответ простой, Чекист…Проверка эта была на вшивость. Сыграет у тебя очко перед опасностью или нет, фартовый ты фраер, хоть и мусор или так…Понты колотишь!

– Зачем? Неужели в воры меня решили короновать?– чуть успокоившись, съязвил я.

– Шутник!– одобрительно кивнул Мотя.

– Короновать? – рассмеялся счастливо Седой.– За то, что по мордасам Семечке съездил? Не велик подвиг, скажем прямо. Он у нас щипач, к драке совсем не приучен, так что особо нос-то не задирай! Дело в другом…

Я промолчал, ожидая продолжения. Излишнее любопытство здесь не ценят. Придет время сами все расскажут.

– На свободу хочешь?– неожиданно резко спросил Седой, переходя с игриво-доброжелательного тона на серьезный.

– Кто ж не хочет?– пожал я плечами, уже просчитав куда клонит вор.

– Вот и мы хотим! Есть у нас план, как срок себе скостить, да только профиль у нас неподходящий, опыта в таких делах маловато, а ты парень боевой, с образованием военным, разбираешься в таких вещах…Подскажешь, как лучше сработать, чтобы все в цвет прошло.

– За это мы тебя с собой возьмем,– улыбнулся Мотя,– а как с тайги выберемся, так ты налево, мы направо и все довольны! Как ты на это смотришь?

Что и сказать…предложение было довольно заманчивым! Десять лет казались теперь нескончаемо длинным сроком, а при нынешнем каторжном труде, даже с моим молодым организмом, еще пока не до конца истощенным, я не выдержу и его половины. Но что-то меня останавливало. Может то, что побег мне предлагали именно воры, которым верить априори было нельзя, а может во мне говорил все еще недобитый Качинским и отцом Григорием чекист? Не знаю…

– Надо подумать,– выдавил я из себя, понимая, что этой фразой, возможно, подписываю себе смертный приговор.

– Чего тут думать?!– возмутился Мотя.– Когти рвать отсюда надо и вся делов!

– Говорил же ссыкнет…– пробормотал будто про себя Малина.

– Чекист он и в Африке чекист,– махнул здоровой рукой Семечка.

– Ша! – рявкнул Седой, стукнув кулаком по столу так, что зазвенело в ушах.– И долго думать надо?

– Дня два…