Высшая мера

– Да что вы…

– Будет хуже,– прервал он меня строго,– разрешаю обратиться напрямую к военврачу за помощью. Скажешь всем Голова разрешил,– вздохнул он и вдруг хитро улыбнулся и подмигнул мне, будто все уже знал про нас с Валей. От этой улыбке мне стало страшновато. Насколько этот человек здесь много значит, если знает все и про всех секреты?

– Спасибо.

– В зоне нет «спасибо», есть благодарю!– наставительно заявил сержант, похлопав меня по плечу. От его мощного удара я чуть не завалился постыдно в бок. Ох и здоров был медведь!

– Благодарю!– поправился я, поднимаясь на поломанное крыльцо барака.

Махнув рукой в ответ, Головко широким шагом зашагал прочь, вскоре скрывшись в конце своеобразной улицы, образованной отрядными бараками. А я долго провожал его взглядом, не понимая, как отношусь все же к этому человеку? Можно ли ему доверять? И чего он от меня хочет?

ГЛАВА 19

Старший лейтенант госбезопасности Ковригин вышел от нового начальника лагеря несколько озадаченным. С одной стороны мотивы его были понятны и ясны,ревность, молодая загулявшая супруга, а с другой все это очень походило на дешевые любовные романы, которыми завален с головой гнилой капиталистический Запад.

Сколько в нашей стране исправительных лагерей? Сотни, тысячи? Куда ни глянь, повсюду стоят вышки с высокими заборами, лают сторожевые овчарки и медленно, понурив голову бредут заключенные по прихоти ГУЛАГа на очередную капитальную стройку века, истощенные, голодные, заморенные тяжелой физической работой и плохим питанием. Да что там плохим, ужасным!

А тут…Тут чудо какое-то! Из многих сотен лагерей и обманутый муж, и неудачливый любовник, и даже неверная жена попали в один и тот же ТемЛаг! Такое случается либо раз на миллион, либо по причудливой прихоти фортуны, а именно указанием свыше… Если это просто везение, или невезение, кому как посмотреть, то это еще пол беды. А вот если это указание свыше? Что тогда? Чем руководствовалось высшее начальство, собирая всю эту троицу здесь? Может у них были какие-то свои, высшие соображения? И не помешает ли Ковригин, соглашаясь помочь Коноваленко ликвидировать Клименко, этим самым соображениям?

От этой простой мысли, лейтенант даже растерялся. А что если все верно? Что если эта ссылка. Лишь подковерная игра тех кто сидит за кремлевскими стенами? Не поставит ли Ковригин и без того на своей не совсем удачной карьере окончательный и бесповоротный крест, согласившись на помощь?

Он немного помялся, краем глаза заметив, как вертухай на вышке подобрался, сделав строгий и непреклонный вид зашагал с винтовкой, осматривая периметр.

Делает вид, что работает…С легкой толикой удовлетворенности подумал про себя Ковригин. Его боялись в зоне. Не каждый мог потягаться с ним авторитетом и властью здесь, разве что Головко, да начальник.

А что он собственно теряет? Вернулись мысли к Коноваленко и его предложению. Ну, будут недовольны им в Москве…Ну, пожурят немного…В любом случае все шишки посыпятся на капитана. А он что? Он всего лишь выполнял приказ вышестоящего начальства. Нет ничего лучше, чем прикинутся простаком в такой вот ситуации. Зато плюсов от помощи Коноваленко вырисовывается море. Во-первых, убойный компромат. Крючок, на который можно подхватить «хозяина» выглядел, если не стальным, то железным уж точно. Во-вторых, оказав услугу раз, можно попросить ответную через некоторое время и не быть при этом нисколечко обязанным. Вообщем, если прикинуть, то из минусов лишь туманная перспектива не самого ужасного наказания, а из плюсов…Плюсов много. По крайне мере два точно.

Папироса медленно стлела, припалив кончики пальцев. Задумавшийся Ковригин ругнулся и выбросил ее в снег, где она зашипела, потухнув.

– Была не была…Живем один раз!– он осмотрелся по сторонам и двинулся в сторону барака ШИЗО, где прописался почти на месяц осужденный Кислов. Вертухай на вышке проводил его напряженным жгущим спину взглядом, облегченно выдохнув, тут же отставил винтовку в сторону, присев на невысоком табурете, с удовольствием закурив. До конца смены оставалось еще два часа.

Узкие дорожки, натоптанные, как звериные тропы в лесу, рассекали Темлаг на несколько небольших частей. Самые оживленные «трассы» были утоптанны не хуже асфальтовых дорог, особенно те, по которым водили отряды в промку, а вот путь в ШИЗО не пользовался особой популярностью у обитателей лагеря. Так что пробиваться к Кислову на разговор пришлось по щиколотку в снегу. Сапог с хрустом проваливался по насту, приходилось высоко поднимать ноги, сметая полами шинели недавно выпавшие снежинки.

Барак для проштрафившихся заключенных находился в самом дальнем уголке лагеря, чуть в стороне от остальных. На небольшом пригорке, заметном издалека, как избушка на курьих ножках, расположился длинный, разделенный на три части сарай, сбитый из плохо оструганных досок, сквозные щели в котором были видны издалека. Левее от сарая – пост охраны. В нем постоянно пять солдат и старший наряда. Двое из смены постоянно патрулируют местность вокруг барака. Заступить сюда на дежурство означало попасть в жуткую немилость к руководству лагеря. Сюда обычно ссылали пойманных в карауле пьяных, самовольщиков и прочих неудачников для исправления.

Вокруг барака несколько десятков метров мертвой зоны. Летом она обязательно опахивалась, чтобы в случае побега могли найтись следы, зимой в ней никто нарочно не убирал снег. В итоге возле ШИЗо выросли сугробы почти по окна и лишь на входах оставалась почищенной узкая тропинка.

Мертвую зону опоясывали три ряда колючей проволоки, расположенной в разных уровнях. На отдельных кусках ее для оповещения о попытке побега подвешаны в хаотичном порядке пустые консервные банки, ложки и прочая ненужная утварь. Чуть правее барака громоздилась вышка с пулеметчиком. Правда, сейчас его Ковригин, подошедший к прорезе в колючке не рассмотрел. Может было далеко, а может сволочь этакая, спрятался от холодного ветра за стенами вышки. Не ожидая, что комиссар явиться сюда с проверкой.

Дежурная смена, справедливости ради, бродила вокруг сарая, мирно беседуя о чем-то, завидев его они вытянулись в струнку и браво гаркнули.

– Дежурный по ШИЗО на выход!

Никакой реакции! Двери сторожки оставались закрытыми.

– Дежурный на выход!– обеспокоенно поглядывая на крыльцо, закричали они.

Лишь с третьего раза, выпустив облако сизого пара из дежурки, навстречу Ковригину вылетел сержан Косько, на ходу застегивая распахнутую до пупка гимнастерку.

– Товарищ старший лейтенант госбезопасности, дежурный по ШИЗО сержант Косько! За время вашего отсутствия никаких происшествий не произошло! По списку три заключенных. Все в наличии! Нарушений режима нет! Докладывал…

– Спишь, Косько?– усмехнулся недобро Ковригин, поправляя ослабший ремень сержанта.– Крепко спишь…

– Никак нет!

– А ведь за это сюда и послан! Наказан! И опять за старое…

– Товарищ…– начал Косько, виновато потупив глаза в снег, оправдываться.

– Ладно, радуйся, что я по делу в твою вотчину…– Ковригин отодвинул в сторону сержанта и шагнул к штрафному изолятору.– Мне нужен заключенный Кислов. Есть такой у тебя?

– Так точно!– рявкнул счастливо вертухай, радуясь, что в этот раз его пронесло и наказания не последует.– Камера номер два! Заключенный Кислов наказан за нарушение режима, драка, срок тридцать суток!

– Ясно…проведи меня к нему.

– Один момент!– Косько было холодно в одной гимнастерке. Мороз крепчал с каждым часом, но попросить минуту подождать замполита, чтобы одеться проштрафившийся сержант, так и не решился. Путаясь в тяжелых валенках, он торопливо двинулся к среднему бараку.

– Как Кислов? Беспокойства не доставляет?– поинтересовался Ковригин, пока сержант суетливо посиневшими пальцами пытался открыть окоченевший замок.

– Им в наших условиях, товарищ старший лейтенант бузить некогда. Не замерзнуть бы до смерти…

Замок щелкнул, открывая вход в полутемный сарай. Косько шагнул в темноту, а следом за ним Ковригин. Осмотрелся…Широкие светящиеся щели были почти по всему периметру, сквозь них со свистом врывался ледяной сквозняк, вяло поднимая пожухлую листву на земляном полу. По деревянному брусу причудливым узором расползся иней. В дальнем углу изолятора стояли грубо сколоченные нары с охапкой сырого сена, распространяющего по всему пространство кислый аромат прелого, особенно ощущаемого на морозе. В другом углу, ближе к двери по правую руку от Ковригина, источая непередаваемую вонь, высилась прихваченная морозом кучка человеческого дерьма.

Когда они зашли в барак, Кислов усиленно пытался согреться. Приседал на месте, дуя на посиневшие пальцы, плотно прижав руки к груди. Заметив вошедшее начальство, он прекратил импровизированную зарядку и выдохнул облако ледяного пара, противно оскалившись.

– Гражданин начальник…– протянул он наигранно писклявым голосом.– Какие люди, да без охраны…Хотя, постойте…Этот чебурек с вами?– презрительно кивнул он в сторону Косько, переминающегося с ноги на ногу за спиной комиссара.

– Разговорчики, Кислый!– рявкнул сержант, топнув для верности ногой.– Отвечать, как положено! Или понравилось на зимнем курорте? Могу дополнительную путевку дней на пятниц сюда организовать за нарушение режима!

– Виноват, гражданин начальник,– улыбнулся, блеснув в темноте золотыми фиксами Кислый,– ляпнул не подумавши…– и вытянувшись в струнку, громко продекламировал, словно стишок на детском новогоднем утреннике:

– Осужденный Кислов 1905 года рождения, срок десять лет…

– Хватит кривляться Кислов,– махнул рукой Ковригин, шагнув поближе к нему,– я и без этого знаю сколько у тебя срок, за что сидишь и какого ты года рождения. Товарищ сержант,– повернулся он к Косько, присаживаясь на нары рядом с вором,– оставьте нас…И оденьтесь потеплее, не май месяц все же на дворе!

Обрадованный неожиданной свободой, окончательно посиневший от холода Косько, мгновенно исчез за дверью, благодарно кивнув. Наступила тишина. Кислый стоял напротив молодого комиссара, презрительно скалясь всеми своими золотыми фиксами. Отчего-то его улыбка напоминала старшему лейтенанту шакалий оскал. Закурил, с трудом растягивая отсыревшую папиросу. Кислов напряженно повел носом. Хотелось курить до звона в ушах. Иметь табак в ШИЗО было запрещено.

– Будешь?– Ковригин бросил пачку на нары, из кармана достал спички.

– Да ты что…гражданин начальник?– с трудом сглотнув слюну, пробормотал Кислов.– За суку какую меня держишь? Мне от тебя в падлу брать что-то…Это ты своих стукачей лагерных подкармливай, а я вор!

– Не смеши меня, Кислов! Вор!– улыбнулся Ковригин, выпуская колечками дым.– Мне бы хоть не врал бы…Вор он! Ссучившийся ты вор, Кислый, сука!

– Ты чего, в натуре, начальник, оборзел? За такое на пики сажают!– изменился в лице Кислый, хотя лейтенант с удовлетворением заметил, как собеседник побледнел.

– Сажают,– согласился охотно Ковригин,– только воры! А, что делают с теми, кто уронил звание вор в законе? Кто пошел на сговор с администрацией, стучал на своих корешей, получая небольшие послабления в режиме, выдавая за свой беспримерный авторитет? Ах да…Их, кажется, опускают? Так на вашем жаргоне называют мужеложство? Ты кури, кури,– пододвинул он невозмутимо пачку к Кислову поближе,– чего замер? Тебе-то нечего терять…Или ты думал, что вся информация о твоих похождениях во время последней отсидки не вскроется? Напомнить? Соликамский лагерь, три года назад…

– Тише!– вырвалось у Кислого помимо воли. Он испуганно обернулся на дверь, боясь, что с той стороны подслушивает их Косько.