Узкий тупиковый проход, куда я забрел, мечтая о прогулках по харьковским бульварам, заканчивался сараем с наглухо забитыми окнами. На дверях висела покосившаяся обшарпанная табличка «Слесарка» По обеим сторонам прохода расположились стены бараков, в одном из которых гремели чем-то металлическим и разносился аромат свежезаваренного крепкого чифиря. Убегать было некуда…
Кислый…сука…Мелькнула в голове мысль, при виде того, как рука одного из зэков медленно поползла к высокому голенищу правого растоптанного кирзача. Достал-таки…Даже из ШИЗО! Ах, как не хотелось умирать, особенно сейчас, когда Валя оказалась рядом, а десять лет превратились из каторги в нечто более или менее удобоваримое.
– Заблудились, ребят?– улыбнулся я, хотя рука предательски дрогнула. И я ее тут же спрятал в карман. Говорят, что человек, который держит руки в карманах, представляет меньше опасности. Врут, психологи хреновы…– Библиотеку ищете?
Я нарочно выводил их из себя. Пусть бросятся первые, пусть разозлятся. Гнев плохой советчик в драке, а мы уж там посмотрим, как карта ляжет!
– Остряк!– осклабился один из них, чуть стоявший впереди и видимо главный.
– Юморной паренек!– сплюнул второй в сторону, делая шаг вперед, чтобы взять меня в некое подобие полукруга.
– Сейчас мы тебя еще немножко развеселим…
– А чего так? – страх ушел, я должен был драться ради того, чтобы выжить, ради того, чтобы снова увидеть свою Валечку, а все остальное ушло на второй план.
– Не нравишься ты нам,– ухмыльнулся совсем уже мерзко третий,– борзый больно…
– Больно..– пробормотал я, делая шаг им навстречу, ломая и сокращая дистанцию, стремясь ошеломить.
Как я и ожидал, тот, что был по правую руку от меня, попятился назад под моим напором. Замешкался, сбился с шага и дал мне возможность ударить. Быстро, хлестко, как учили в спецшколе. Зубы противника звонко клацнули, и я еще успел увидеть, как глаза его закатываются куда-то под лоб, а взгляд становится вовсе уж бессмысленным.
– Ах ты, сука!– рявкнул второй, оказавшись шустрее своего предшественника. Я только успел обернуться, как острое лезвие финки мелькнуло перед моим лицом, выписывая сложный зигзаг. Рукав обожгла острая боль. А по кисти потекло что-то горячее.
Задел, тварь…Подумал я, понимая, что это кровь. Ушел вправо по касательной, отвесив оглушительный пинок нападавшему в область колено, которое тут же выгнулось в другую сторону, мерзко захрустев. Зэк отчаянно заорал, рухнув, как подкошенный, держась за сломанное колено. Финка со звоном полетела на битый кирпич.
– Ну-ка, иди сюда!– рявкнул я главарю, забыв о порезанном запястье, поймавшим лезвие ножа и про страх, сковавший меня в самом начале драки.
– Конец тебе, сука!– отозвался тот, бросаясь вперед совсем уж по-крестьянски, чуть ли не зажмурив глаза, стремясь попасть расстопыренными пальцами, похожими на сосиски куда-то мне в область глаз.
Увернувшись, я подсек ноги несложным приемом, уложив человеческую глыбу прямо на кирпичи. Бросился добивать, но подумал, что не стоит. В конце тупикового прохода уже появился Головко с двумя срочниками, залаяла овчарка, срываясь с поводка.
– Стоять всем! Ша, скотины!– сержант выстрелил в воздух, неизвестно чему довольно улыбаясь.
Наступила тишина, разрываемая только лишь отчаянными воплями второго со сломанным коленным суставом, да лаем собаки, взбудораженной выстрелом.
– Озорной ты парень, Клименко,– ухмыльнулся Головко, пряча оружие в кобуру,– ни на секунду без присмотра оставить нельзя, значит…Все норовишь кого-нибудь покалечить, да в морду съездить без спроса. Сначала Кислов, теперь Семякин, по кличке Семечка, значит. Ты не маньяк, нет, случайно?
Сержант сделал шаг вперед, осматривая пострадавших.
– Вот так значит…– задумчиво проговорил он, оценив масштаб произошедшей драки.– Ты глазками-то на меня не сверкай, значит!– обратился он ко мне, все еще находившемуся в состоянии легкого шока.– Собачку спущу, с ней твои номера не прокатят. В горло вцепится никакими приемчиками не отобьёшься. За что убогоньких покалечил, а?
Я пожал плечами, не зная, что сказать. Правду? Какую? Бросился я на них я первым, отколошматил и все, ради своего удовольствия. Вот как это выглядело со стороны. Головко я сейчас понимал, как никто.
– Ну что, гражданин Семякин,– обратился он к лысому, который был в этой троице за главаря,– какого хрена вы, значит, к пареньку-то пристали, а? Или гоп-стопом решили в лагере у нас заняться? Так сказать вспомнить свою бывшую профессию?
– Мимо шли, один вспоткнулся, второй ногу подвернул, а этого…– он сверкнул на меня своим острым, как бритва взглядом.– Первый раз видим, может мимо шел, помочь решил.
– Ты из меня, дурачка не делай, значит…– улыбнулся Головко, и от его улыбки даже у меня пошли мурашки по всему телу.– Помочь решил. Вас послушать, у нас не лагерь исправительно-трудовой, а институт благородных девиц, значит! Он вас?– кивнул сержант в мою сторону.
– Гадом буду, начальник, споткнулся, упал, а второй кинулся к нему и ногу подвернул,– заверил Головко Семечка,– непруха какая-то…
– А Клименко, значит, сам где-то на финку напоролся, да?
– Да хрен его знает, гражданин начальник. Говорю же, первый раз этого кента вижу.
– Интересно…Ну ладно,-отряхнул руки Головко.– Сами так сами!
– Носка в больничку б…– скривился Семечка, потирая ушибленное при падении ребро.
– В медпункт, Носкова,– махнул рукой срочникам сержант,– этих в ШИЗО, а то их что-то сегодня ноги плохо держат, значит. Пусть посидят в одиночке, поберегут себя недельку.
– Гражданин начальник…
– ШИЗО!– отрезал здоровяк сержант, поворачиваясь ко мне.– А тебя, Клименко, я лично до барака провожу. А то, что-то вокруг тебя аномальная зона какая-то. Люди, то ноги подворачивают, то со всего маху на кулак твой прыгают…
Под непрерывный лай собак, стенания раненного и негромкие окрики солдатни вся троица кое-как поднялась и двинулась к выходу из тупика. Носков двигался вприпрыжку, опираясь на подставленное плечо товарища, пришедшего в себя после растирания снегом. Мне его даже стало немного жалко. Все же было можно аккуратней сработать.
– Что с кистью?– кивнул Головко, когда мы остались одни, на пропитанный кровью рукав телогрейки.
Только сейчас я вспомнил, что тоже ранен. Пошевелил липкими пальцами. На снегу под ногами натекло приличное бурое пятно. Вполне острый нож мог перерезать сухожилия.
– Вроде целое все…– пальцы сгибались, отдавая какой-то тугой болью в запястье. Закатал рукав, осматривая рану. Лезвие вошло сверху, располосав кожу до кости, но до вен или мышц все же не достало. Порез глубокий, но не смертельный.
– Жить будешь, значит,– удовлетворенно кивнул Головко, предлагая немного пройтись. Для меня этот человек был непрочитанной книгой, очень интересным экземпляром, в котором причудливым образом сочетались острый ум и дикая, необузданная сила, способная подчинить своей воли всех и вся. Под маской простачка скрывалась хитрая и властная натура, представляющая собой интерес.– Клименко…Клименко…Чего ж тебе не живется спокойно, а? То с одним сцепишься, то с другим. Ведь, если бы не я, то неизвестно чем ваша схватка с Семечкой окончилась. Он знаешь ли, тоже борец каких-то там единоборств! В прошлом…– уточнил он, размеренно шагая по хрустящему насту.– В далеком прошлом, значит…Это потом его судьба по наклонной пустила, а так…
– Не сказал бы…– промолвил я, заматывая руку куском оторванного подола нательной рубахи.
– Грязная ведь,– укоризненно покачал головой сержант. Достал платок, подал.– Держи…
– Спасибо,– поблагодарил я, кутая порез в чистую ткань.
– Интересно ты живешь, Клименко…То Кислый, теперь Седой…Чем ты пахану-то нашему насолил, а?
– Пахану?
– Ну да…Седой – вор в законе. Лагерь наш держит, за порядком следит. Положенец тут! Семечка под ним ходит. Точнее под Мотей – ближайшим подручным Седого. Он без его разрешения и пикнуть не смеет. А тут…
– Седой?– нахмурился я. Не хватало мне кроме всех прочих жизненных сложностей, свалившихся на меня за короткий промежуток жизни, заиметь в длинном списке людей, которые хотят меня убить еще и вора в законе, который держит весь лагерь под своей властью.
– Да…Так что я б на твоем месте, значит…– вздохнул Головко.
– Увы, я все сказал,– поняв к чему клонит сержант, опередил его я,– сотрудничать с вами не буду, хоть и бывший сотрудник.
– Жаль, парень ты неплохой, но с таким характером долго в зоне не протянешь.
– Постараюсь!– отрезал я. Мы дошли до нашего отрядного барака, где на крыльце суетились те, кого оставили следить за печкой-буржуйкой и порядком.– За платок спасибо!– кровь идти перестала, затянувшись бледно-красной сукровицей.– Постираю, отдам.
– Себе оставь!– махнул рукой Головко. Он тебе еще ни раз, чувствую пригодится, значит…