Высшая мера

– Сука!– выругался он, быстро поднимаясь по лестнице.

Дверь в квартиру была приоткрыта. Валентина мыла пол, задрав до колен полы длинного домашнего халата. Не замечая её, он прошел в комнату, наследив грязными сапогами.

– Андрей!

– Ты…– он вернулся, подскочил почти вплотную к ней, вглядываясь в её лицо, ища в нем признаки лживости, обмана, измены…Нет…– Ты!

– Что-то случилось?– нет, у Валентины были все те же жадные до поцелуев губы, та же улыбка, те же глаза, как два омута, смотрящие на него, ища поддержки и защиты, как и много лет назад.

– Тварь!– он очень хотел куда-то выплеснуть эту боль, которую терпеть не было сил. Кулак с треском врезался в стену совсем рядом с головой Вали. Она испуганно всхлипнула, зажав красивый лживый рот ладонью.

– Андрей…

– Лживая тварь!– закричал он, отходя подальше, чтобы не сорваться, не ударить её.– Ты…Ты мне изменяла!– выкрикнул он ей в лицо, а по лицу потекли слезы. Это было так необычно, видеть взрослого сорокалетнего мужика с текущими по небритым щекам слезами и жуткой всепоглощающе ненавистью в глазах.

– Андрюш…– Валентина попыталась обнять его, но он вырвался, оттолкнув её к стене.

– Сволочь! Ты сволочь!– орал он, неожиданно для самого себя пнув ногой стол. Тот опрокинулся на бок, зазвенела посуда. Валя закричала. Обхватила голову руками, зарыдала от боли и обиды. Да…Она казалась сама себя сильной, старалась быть сильной, но в первую очередь она была просто женщиной.

– Я…

– Ничего не говори! Слышишь! Ничего!– Коноваленко схватил её за руки и грубо встряхнул, словно тряпичную куклу.– Хватит вранья! Наслушался!

Валя сползла на пол, громко рыдая, свернувшись клубком у ног мужа.

– Не говори мне сейчас ничего! Мы…Мы забудем все это! Забудем! Все! Баста! Хватит! Я посажу твоего ублюдка! Этого молокососа, который посмел прикоснуться к тебе! Он исчезнет из нашей жизни! Ты забудешь его, и у нас будет все хорошо! Идеальная семья! Слышишь…– он наклонился к плачущей Валентине.– Не будет ничего! Мы его сотрем! Сотрем, как неудачный отрывок из романа, и начнем все заново! Слышишь!

– Я его люблю…– тихо проговорила Валя, заслоняя лицо, опасаясь, что муж все же ударит ее, но тот лишь только зло процедил сквозь зубы:

– А меня уже нет? – сквозь слезы, непрерывным потоком текущие по лицу, она покачала головой.

– Как полюбила, так и разлюбишь!– кивнул Андрей, вставая с колен, на которые опустился, чтобы видеть глаза супруги.– У меня сейчас карьера. Разводиться мне никак нельзя! Какой начальник без жены? Смех один…– глаза его отдавали безумием, захлестнувшим Коноваленко откуда-то изнутри.– нет…разводиться нам нельзя! Да и не дам я тебе никакого развода. Клименко посадим. Пусть посидит, подумает, как у старших товарищей жен отбивать! Прав был Секретарь, таких наказывать надо!

– Андрюш…не…не надо…

– Надо, Валя! Надо! Посадим и будет сидеть! Был бы человек, а дело найдется! А ты, ты будешь со мной! Никуда не денешься…– он суетливо забегал по комнате, наводя порядок.

– Я люблю его…

– И люби себе на здоровье! Если любишь, то будешь со мной рядом, а не с ним! Иначе…

– Иначе что?– тихим несчастным голосом уточнила Валя.

– Иначе расстрел…Я ему такое дело сошью, что либо десятка и ты со мной, либо....– он прислонил палец к виску жены и сделал вид, что стреляет.– Расстрел, мать её…Вот так вот…

– Я…

– Тихо! Тише…– он погладил её по кучерявым волосам, спускающимся к шее, когда-то она любила, если он так делал, мурлыкала, как кошка, а теперь разрыдалась. – Мы нужны друг друга! Нужны, Валечка…Я тебе, чтобы спасти твоего хахаля, а ты мне, чтобы спасти карьеру…– он поправил форму,приглаживая волосы возле зеркала, которое осталось чудом целым после такого скандала. – Я на службу, а ты ужин приготовь, к нам гости придут… Сегодня…– каждое слово давалось ему с огромным трудом. Он будто выдавливал его из себя, стараясь сделать вид, что ничего не произошло.

– Ну вот и хорошо,– на прощание он чмокнул её в щечку, оставляя след холодных губ на мокрой щеке. Она отшатнулась, потирая место поцелуя, словно ее туда укусила змея, провожая его долгим пронзительным взглядом.

ГЛАВА 18

Яркий свет с трудом пробивался сквозь неплотно закрытые ресницы. Я видел белую комнату, аккуратную мебель, столик со стульями и какой-то ящик. На нем что-то было неясно нарисовано чем-то ярким, но сосредоточиться и рассмотреть его, как следует, не получалось. По комнате, в которой я лежал бродила неясная женская тень в белом медицинском халате, из чего я сделал вывод, что нахожусь в лазарете управления. Фигура медсестры была настолько похожа на Валечкину, что я помимо воли прошептал:

– Валя…

Женщина обернулась, бросилась ко мне. Сильный яркий свет бил по глазам, и я закрыл их окончательно, анализируя свои ощущения. Тело ныло и болело, отзываясь страданьем на те непотребства, что я сотворил с ним в последнее время. Грудь жгло, но уже другой, тупой ноющей болью, почти беспрерывной и уже какой-то привычной. Во рту было сухо, как в пустыне. Губы слиплись, покрывшись прозрачной пленкой.

– Пи…ить…– выдавил я из себя, так и не открыв глаза.

– Сейчас…Сейчас!– раздался над головой женский голос. Она пошевелила мои конечности, потрогала лоб. Рука была нежная, гладкая и жутко холодная.

– Сильный жар…Надо звать врача! Я сейчас!

Стукнула дверь. Я не видел, как она вышла. Глаза открыать было больно. В них, словно насыпали песка. Они остро реагировали на яркий свет, почти так же, как и уши на громкие звуки. Сколько я провалялся без сознания? День, два? А может неделю? А может и час? Осторожно, постепенно раскрывая глаза, я взглянул на себя. Грудь туго обтянута бинтами, словно пулеметными лентами. Ноги укрыты тонкой несвежей простыней, спадающей на грязный деревянный пол, истоптанный чьими-то грязными ботинками. Так с осмотра собственного тела, я вернулся к обзору комнаты, в которой находился. Ящик с непонятной мне аббревиатурой оказался медицинским сейфом, рисунок на нем красным крестом. Панцирная кровать, на которой я лежал, стояла в самом углу узкой, как пенал палаты. Ничего лишнего в нем не было. Шторы на окнах тоже отсутствовали. По ту сторону виднелись выкрашенные белым цветом крепкие, даже на вид, решетки. Никогда бы не подумал, что в нашем ведомственном лазарете такая скудная обстановка.. Попытался приподняться, но боль в груди не дала даже шевельнуться. Я застонал и прекратил всякие поползновения встать.

– Вот!– дверь распахнулась настежь, на пороге показалась та самая медсестра, увидевшая первой мое пробуждение, а за ней строгий доктор с клиновидной бородкой «под Калинина» в очках.– Я значит убираюсь тута…А он, как завопит! Вера! Вера! Пить…Честное слово, Иосиф Львович, будто мертвеца увидела!– медсестра торопливо перекрестилась, смутилась от этого движения, покраснела и выбежала в коридор. Нынче креститься было не модно! Религия – опиум для народа! Я выдавил из себя саркастическую усмешку.

– Улыбаетесь, гражданин! Уже хорошо!– улыбнулся доктор, заходя в палату и плотно прикрывая за собой дверь. По ушам резанула непривычное гражданин. Какой я ему гражданин?! Я товарищ, в крайнем случае друг, но гражданин?!

Врач присел рядышком, придвинув к кровати табурет. Померял пульс, осмотрел склеры, заставил показать язык, будто в детстве. Мешать распросами я ему не стал, пусть человек занимается своим делом, и лишь, когда он удовлетворенно кивнул чему-то своему и отошел помыть руки к настенному рукомойнику, я позволил себе поинтересоваться:

– Жить буду, доктор?

– Скорее всего, молодой человек…Скорее всего,– покачал головой врач,– тело молодое, организм здоровый, выдержал нагрузку. Теперь остается ждать, что вы пойдете на поправку.

– А сколько…

– Неделю, максимум полторы и будете ходить. Хотя в вашем случае я бы не торопился.

– Я не о том…Сколько я провалялся в этом лазарете без сознания,– улыбнулся я,– ничего не помню…

– Не мудрено! Такие ранения…Товарищ следователь вообще давал лишь десять процентов на то, что вы очнетесь!– улыбнулся доктор. Его халат распахнулся, и я с удивлением заметил под ним черную арестантскую робу.

– Следователь? Я вообще где нахожусь?!– воскликнул я, чувствуя, что случилось что-то нехорошее, пока я был без сознания. От переизбытка чувств я попытался сесть в постели, но боль заставила меня рухнуть обратно. В глазах потемнело и заплясали озорные разноцветные огоньки.

– Как? Вы ничего не помните?– удивился доктор.– вы находитесь в следственном изоляторе холодногорской тюрьмы, а именно в ее лазарете для особо опасных преступников. А следователь…Следователь товарищ Волков, он видеть ваше дело…Кстати, а вот и он…

Дверь моей палаты распахнулась и на пороге показался крупный мужчина с волчьим внимательным взглядом, бывающим только лишь у гэбистов, зачесанным набок прилизанным чубом и идеально ровным пробором. Он был высок этот капитан, хорошо сложен и, наверное, очень часто нравился женщинам.

– А мне доложили, что наш больной очнулся…– с улыбкой, от которой по моей спине побежали сотни ледяных мурашек, проговорил капитан.– Иду мимо, дай думаю, загляну, проведаю, как там наш летчик-налетчик поживает…

– Что за бред вы несете, товарищ капитан?– нахмурился я.– Какой-такой налетчик?

– Я тебе не товарищ, тварь продажная…– зло процедил Волков, нахмурившись.

– Разрешите идти, гражданин начальник?– заторопился прочь врач, поправляя распахнутый халат.– У меня еще три камеры больных обойти надо!