Высшая мера

Неужели я сегодня её снова увижу? Неужели смогу прикоснуться к её губам, рукам, вдохнуть запах ее тела. Сердце от этой мысли сладко заныло в груди, готовое вырваться вперед и побежать быстрее меня на свиданье с любимой женщиной. Как бывает в пору влюбленности, бесшабашной молодости, меня мало волновало, что Валентина замужем, что у нее есть ребенок, что она старше меня. Мне хотелось только быть с ней рядом, наслаждаться голосом любимой, оберегать и защищать ее по мере своих сил и возможностей.

Мне казалось, что даже земля крутится медленее, чем ей положено, травмай катится еле-еле, громыхая на стыках рельсов своими могучими железными внутренностями. Время остановило свой бег, все люди, машины, дома стали лишь деккорацией для нашей с Валентиной любви. У меня никогда не было такого могучего чувства внутри. Оно разрывало, распирало меня, не давая возможности вздохнуть.

У дома Валентины я остановился, даже не заметив, как оказался там, погруженный в свои мысли и чувства. Рабочий день был в самом разгаре. Улицы были путы, и лишь у подъезда суетилась малышня, радующаяся яркому солнце и каникулам. У нас с Валей тоже будет такой малыш…Я оглядел маленькую розовощекую девчонку, сосредоточенно кормящую куличиками из песка свою огромную, почти с её рост куклу. Обязательно будет! Мы должны быть самыми счастливыми родителями на свете.

В тени лип, на лавочке сидел уже знакомый мне седовласый старик, читая газету. У его ног лежала овчарка, настороженно прядая ушами на каждый посторонний шум. Ему я кивнул, как старому знакомому. Он улыбнулся и радостно покивал.

– Доброго ранку вам, пане!– по-украински приветствовал он меня, отрывая взгляд от свежего номера «Правды»

– Дякую!– поблагодарил я его, проходя на ту сторону дома, окна которого выходили на проспект Сталина. Выбрав этаж Валечки, подобрал камешек помельче и запустил в приоткрытую форточку. Тихо звякнуло стекло.

– Ты чего хулиганишь! – раздалось в ответ. Какая-то полная женщина в ночной рубашке и бигудях выглянуло через неплотно прикрытые шторы.– А ну, сейчас милицию вызову!

– Ошибочка вышла, гражданочка!– потупил виноватый взгляд я. Это ж надо так промахнуться!

– Сашка…– этажом выше кричащей женщины я увидел свою Валечку. Она распахнула окно, высунувшись из него почти наполовину.– Сашка…

Она не кричала мне в ответ, только по ее губам и горящим глазам я поняла, что любимая рада меня видеть.

– Что стоишь-то? Ну-ка пошел отсюда! Ты хоть знаешь, куда камни кидаешь! А если стекло разобьешь? Что тогда? Кто его вставлять будет?

Я не стал спорить. Тем более Валентина помахала мне рукой, указав, что скоро выйдет из дома. Понуро побрел в самый конец квартала, присмотрев лавочку, укрытую от посторонних глаз. Что за чудо? Что за женщина? Отчего я, как первоклассник, готов за ней в огонь и в воду? Неужели, это странное сосущее чувство в груди и есть любовь?

– Перебудил весь дом!– голос любимой раздался у меня где-то за спиной. Я вскочил, оторопело замер, не веря, что она пришла, что я её вижу, что…Порывисто бросился к ней, поцеловал, но она аккуратно освободилась из моих медвежьих объятий.

– Увидет кто…

– Валя…

– Пойдем…– держаться за руки было неудобно. Валентина со своей миниатюрностью была много ниже меня, поэтому я просто шел с ней рядом, наслаждаясь звуком её голоса.

Солнце пригревало со всех сторон. Улицы города были пусты. Создавалось такое ощущение, что мы остались вдвоем на планете земля. И только для нас сегодня был этот город, эти дома, эти раскаленные крыши и проспекты.

– Я сейчас!– за углом, у самого перехода всегда местные старушки продавали цветы. Мне до ужаса хотелось сделать Валечке что-то приятное, чтобы снова увидеть ее улыбку и блеск глаз.

– Ты куда?– донеслось мне в след, но я уже нырнул а угол, где прямо на земле, в оцинкованных ведрах медленно вяли под палящим летним солнцем ромашки.

– Сколько?– быстро спросил я первую попавшуюся хозяйку этого цветочного богатства в белом льняном платке, поверх седых волос.

– А сколь не жалко будя…– с деревенским акцентом ответила она. Не глядя, я сунул ей в потну ладонь деньги, сгребая все ромашки из ведра.

– Постой, а сдачу?!– кричала она в след, когда я перепрыгивая через кованый заборчик несся к своей Валентине с улыбкой наблюдающей за происходящем.

– Саша…зачем?– но с наслаждением опустила лицо в душистый букет. – Гадать теперь можно, как в детстве,– заключила она, отрывая лепесток от самого большого бутона.

– Не надо гадать…Любит…– я отодвинул ромашки и с чувством поцеловал Валентину в губы.

– У меня всегда голова кружится, когда ты целуешь меня,– рассмеялась робко женщина, когда дыхание закончилось и нам пришлось разорвать наши объятия.

– Ага…И сердце колотится, как сумасшедшее,– выдохнул я.

Мы двинулись гулять по переулкам самого красивого города на Земле. Стараясь огибать шумные проспекты и бульвары, чтобы нас никто из знакомых мужа Валентины не заметил.

– Хотя вряд ли…Только, если сам Андрей,– грустно усмехнулась Валечка, глядя куда-то в сторону, будто вспоминая что-то печальное.

– А знакомые? – спросил я.

– Мы слишком мало времени пробыли здесь, чтобы завести настоящих знакомых. Единственными были Розенштайны, да и тех вчера арестовали по какому-то нелепому обвинению, которое подписал мой муж,– он горько выдохнула,– для него всегда карьера была на первом месте…

– Вы давно женаты?– мне неприятен был этот вопрос, как и все, что связано было в её жизни с Коноваленко, но не задать его, чувствуя, что ей надо выговориться, я не мог.

– Двенадцать лет…Я тогда была совсем молодой девчонкой, и Андрей стал для меня вторым мужем.

– Вторым?– удивился я.

– Это тебя удивляет?– нахмурилась она.

– Да нет…Просто…

– В тот период мне было очень трудно…Отец умер, я осталась одна, практически без средств к существованию, а он был герой Гражданской войны, настоящий офицер-медик, давно влюбленный в меня. Предложил замуж, я вышла, но наша семейная жизнь сразу не заладилась. Он изменял мне, а наше совместное существование скорее напоминало сожительство двух друзей. Никакой любви, никаких чувств. О детях тоже речи не шло. Мы никогда не ругались, но и огня не было…

– И дальше что?– аккуратно поинтересовался я, видя, как от нахлынувших на любимую женщину воспоминаний, у нее заблестели слезы в уголках глаз.

– Дальше, мы, как и жили, решили разойтись…Без скандалов, истерик и взаимных упреков.

– Сколько лет это продолжалось?

– Три года…

– Это довольно солидный срок,– кивнул я, хотя никаких отношений у меня до этого никогда не было и судить я не мог.

– Не такой уж солидный…– грустно улыбнулась Валентина. Я снова оказалась одна, без денег, без средств к существованию. Подработка ощутимого дохода не приносила, квартира, где я жила в Москве была съемной, а дальше была беспросветная мгла…И пусть это звучит несколько театрально, но я не видела своего будущего…

– И тут появился майор Коноваленко.

– Тогда он еще не был никаким майором…Молодой лейтенант, герой гражданской войны. Он красиво за мной ухаживал, каждые выходные ехал на поезде из Ленинграда, чтобы повидать меня, дарил цветы, и спустя несколько месяцев предложил переехать к нему. Любила ли я его? Не знаю…Может одиночество подтолкнуло меня в его объятия, может чувство обреченности. Но я решила круто изменить свою жизнь и уехала в Ленинград. Кто мог тогда предположить, что все так обернется?

– Как?– заинтересовался я, приобнимая ее за плечи. Мы нашли какую-то пустую лавочку во дворах и сели на нее, чтобы немного передохнуть.

– Андрей – хороший человек, но ужасный карьерист. Ради своей карьеры он сутками пребывал на работе, мало мне уделяя внимания. Так продолжалось год, два, три, потом родился Глеб. Мне стало совсем тяжело. Постоянные переезды, новые должности, новые квартиры вот такие, как эта…

– Эта?

– С постоянным запахом покойника,– криво улыбнулась Валентина, прикусив нижнюю губу от нехороших воспоминаний,– это, как круговорот! С начальника отдела, начальником управления, с начальника управления в центральный аппарат, с центрального аппарата сюда, главой республиканского НКВД.

– А где ваш сын?

– Глеб живет у бабушки под Лугой, как только он подрос, Андрей решил, что постоянные переезды, смены детских садов и школ не пойдут ему на пользу. Я согласилась и теперь жалею…Он единственный родной для меня человек в этом мире.