– Я же говорил: давай, Маша, на машине поедем!
Супруга вздохнула:
– Ну, погорячилась, погорячилась, Ильич. С кем не бывает?
– Бывает, – согласился эксследователь. – И на старухе бывает прореха.
Мужик в тельняшке поправил Лаврищева:
– Проруха!
– Что, уважаемый? – спросил Игорь Ильич, больно толкая «полосатого» говоруна ведром в бок.
– Я говорю, и на старуху бывает проруха, – ответил тот.
Игорь Ильич кивнул:
– Сперва прореха, а потом уж проруха. Вон, матрос, у тебя сзади на тельняшке – прореха.
– Согласен, – миролюбиво улыбнулся пассажир. – Знать, скоро и проруха будет.
…У двери своей квартиры Мария Сигизмундовна, прежде чем вставить ключ в замочную скважину, обратилась к мужу:
– Осмотри, пожалуйста, замок, следователь. Мне кажется, вот тут появилась свежая царапина.
Лаврищев нагнулся, чтобы получше разглядеть на декоративной пластине, которая прикрывала замочную скважину, действительно появившуюся свежую царапину.
– Мда-а, – неопределённо протянул Игорь Ильич. – Царапина свежая. Остаётся выяснить, кто царапался.
Мария Сигизмундовна вцепилась в локоть Лаврищева, шёпотом спросила:
– А если в квартире домушники? Звони, Ильич, в милицию…
– Ты хотела сказать – в полицию.
– Не тупи! Звони, я сказала!..
– Минуточку…
Лаврищев сунул ключ с бородкой в личину, сделал пару оборотов…
И в этот момент массивная железная дверь их квартиры распахнулась.
– Ой! – пискнула Мария.
– Здравствуй, мама! – вышел им навстречу бородатый мужчина пятьдесят шестого размера.
– Юлиан! – выдохнула она. – Как ты меня напугал, сынок!..
– Привет, Лаврищев! – улыбнулся пасынок и крепко пожал руку приёмному отцу. – Я больше часа проторчал на лестничной площадке, а потом вспомнил, что у меня есть запасные ключи… Думаю, вы не будете меня корить за маленькое самоуправство…
– Но ключи у тебя были от старого замка, Юлик, – придя в себя, сказала Лаврищева-Семионова. – Мы неделю назад новый замок поставили. Пять тысяч за замок, тысячу – слесарю за установку. Как ты его открыл? Он же с секретом…
– С секретом? – рассмеялся Юлиан. – А я не знал об этом, потому и открыл старыми ключами. Что же вы стоите на пороге? Милости прошу в ваш дом!
– В наш дом, – поправил пасынка Игорь Ильич. – Ты ведь, Юлик, был нашим сыном им и остался. Рады тебя видеть! Честно слово, рады.
Когда за спиной супругов захлопнулась входная дверь, Юлиан кивнул в сторону старого телефона.
– А вы ещё не выкинули этого старичка на помойку?
– Он никому не мешает, – сказал Лаврищев.
– Он тут без вас так барабанил, что охрип, бедный, – поднял трубку старого телефонного аппарата Юлиан. – А теперь что-то скромно молчит.
* * *
И в тот день старый домашний телефон старался вовсю, выбиваясь из последних сил. В который раз доказывал: что там ваши айпеды с айфонами!.. Вот раньше нас делали люди!.. Не кривыми пальцами делали, а на совесть. Сколько стою на полке – и падал с неё головой вниз, и шнур мой рвали, и горячим кофе пластмассу обливали – а я стою, соединяю, работаю – значит, живу!
С самого утра, пока Лаврищев с супругой завтракали на даче, шли по лесной дороге к железнодорожной платформе, ехали в битком набитой электричке, он пытался исправно исполнить свой долг: соединить двух абонентов, находящихся на разных концах телефонного кабеля.
Телефон умолкал ненадолго, будто только для того, чтобы взять в свои нехитрые схемы побольше надежды… Но вскоре его звонок хрипел с новой силой.
У старых телефонов, как когда-то заметил Лаврищев, вера в воссоединение абонентов умирает только вместе с аппаратом. Он может звонить до самой смерти, до своего полного физического уничтожения – и никогда не устанет от своего единственного в жизни предназначения – соединять людей, которые на его языке назывались техническим словом – «абоненты».
Лаврищев снял кроссовки в прихожей, понёс ведро с клубникой на кухню, чтобы потом принять душ, сварить кофе и поговорить по душам с Юлианом. Но только Игорь Ильич поставил ведро на табурет, как в прихожей захрипел своим ржавым звонком старый телефон.
– Ильич! – из ванной крикнула Мария Сигизмундовна. – Возьми трубку! Кто-то вспомнил наш стационарный номер.
– Да, слушаю вас, – устало сказал в трубку Лаврищев, погладив аппарат по поблекшей пластмассе.
– Здравствуйте, Игорь Ильич, – услышал он незнакомый женский голос.
– Простите, кто это?
– Меня зовут Анастасия Шухова. Вы меня не знаете, поэтому коротенько о себе: я писатель из Москвы.
Лаврищев не удержался от шутки:
– А я думал, что живых писателей уже в России нет… Извели инженеров человеческих душ. За ненадобностью в век прагматиков и деловых людей.
На том конце провода голос помолчал, потом, продолжил:
– Есть ещё и живые, как это и мне ни странно… Но ближе к теме. Два года назад купила в Гуево старый деревенский дом, чтобы здесь, в русской глубинке, дописать свою дилогию… – В трубке опять повисла пауза. – Короче, мой гуевский дом стоит по соседству с домом вашей матушки, Веры Ивановны Лаврищевой…
– И что? Хотите и его купить? Или только землю?
В трубке послышался глубокий вздох, и снова повисла пауза.