Камни прошлого

– Меня никто не видел. Кроме старосты.

– Староста не выдаст, – сказали они почти в один голос. – Есть другие…

Где-то, в яруге, куда спускалась деревня, послышался крик петуха.

– Хорошо, проходите, – ответила старшая монашка, выглядывая за дверь, чтобы обозреть тихую и, на первый взгляд, безлюдную деревушку. – Тут везде глаза и уши. Каждый незнакомец вызывает подозрение. Так что вы ошибаетесь, что вас «никто не видел». В Мирополье всего густо намешано – и героев, и предателей.

С этими словами женщины освободили дверной проход, отступив в темноту большого и добротного дома, пропуская в горницу незваного гостя.

В большой и светлой комнате, в которой пахло странным запахом – смесью сухих трав, висевших аккуратными пучками по стенам горницы, ладаном и… духами «Красная Москва», – в красном углу висели иконы Спасителя и Богородицы. На столе стоял пузатый медный самовар и две голубые чашки на белых блюдцах. Ничто так не удивило Лаврищева, как с детства знакомый запах советских духов. Конечно, подумал следователь, монахини – тоже женщины. Но чтобы сёстры во Христе пользовались парфюмерией, – да ещё в такие времена! – этот факт ставил следователя в тупик.

Старшая сестра, заметив, как жадно втянул запахи комнаты незнакомец, поспешила объясниться:

– Понимаю, товарищ разведчик, что вас смутило… Запах? Я угадала? Тут ларчик просто открывается. Эльза, моя двоюродная сестра, стала перекладывать в своём чемодане вещи и нечаянно разбила флакон с «Красной Москвой».

– Каюсь, сестра, – смиренно опустила глаза младшая и чуть заметно улыбнулась. – Это были мои любимые духи.

– Ничего, ничего, – пожал плечами Лаврищев. – Давайте знакомиться. Меня зовут Игорь Ильич. Я – следо…

Тут он прикусил язык и поправился:

– Разведчик из армии генерала…Впрочем, это военная тайна. Наш генерал разведчиков называет следопытами. Шифруется, сами понимаете…

– Я – Елизавета, – протянула ему руку старшая сестра.

– А я – Эльза, двоюродная сестра Лизы. – улыбнулась младшая. – Эльза Эссен.

– Очень приятно, – сказал Лаврищев. – Вы, мне сказали, москвички?

Эльза сделала паузу и вопросительно посмотрела на Елизавету. Та кивнула ей головой.

– Мы ведь не настоящие монахини, – голоском героини фильма «Морозко» защебетала Эльза. – Просто такую легенду придумала Елизавета, когда мы спасали коллекцию российских орденов. Немцы уже были под Клином, когда мы решились с разрешения директора я исторического музея Дмитрия Ивановича вывезти эту музейную ценность куда-нибудь подальше. Я предложила ехать в Мирополье, это село при императоре Александре Первом принадлежала моему далёкому предку, гвардии капитану Измайловского полка Павлу Эссену…Сокровища как бы возвращались к своему первому хозяину. Коллекция очень дорогая, так как большинство орденов и орденских знаков сплошь усыпаны драгоценными камнями…

– Эльза! – оборвала рассказ сестры Елизавета. – Игорю Ильичу твоё щебетанье не интересно. Он, скорее всего, интересуется военными тайнами. Увы, мы их, товарищ разведчик, не знаем.

– Значит, вы не монашки, а музейные работники, – кивнул следователь. – Спасались от оккупации, спасая музейные экспонаты, а в оккупацию и попали?

– Увы, – вздохнула Елизавета. – Правда, нам, считаю, помогают небеса. Местные жители поверили, что мы монашки из Горналя. Тут недалеко есть монастырь, правда, мужской. Поэтому братья-монахи не смогли нас принять, вот староста и определил нас в дом батюшки Николая, который пустовал после ареста его и всей его семьи.

– Его ещё перед войной арестовали, – вставила Эльза. – Врагом народа оказался, немецким шпионом.

– Дом, как вы видите, добротный, – добавила Елизавета. – По площади – не меньше нашей московской квартиры на Арбате.

– Я тоже прямо из Москвы к вам, – начал было следователь, но спохватился. – В Москве жил, до этого…

– А где? – спросили сёстры.

– В Бирюлёво.

– Так значит, не в Москве, – засмеялась Эльза. – Это в деревне Бирюлёве. Вы там и родились?

– Нет, родом я из этих мест. Моя малая родина – деревня Гуево, через мост стоит только перейти…

Лаврищев не успел закончить фразу – во дворе послышался какой-то шум, ржанье лошади, русская и немецкая речь.

Эльза осторожно отодвинула занавески.

– Господи! – отпрянула она от окна. – Лёньчик Блоха с немцами. Офицер на двуколке, со стеком… И этот… рыжий Курт с автоматом на пузе рядом с ним.

– На печку! Быстро! – скомандовала Лаврищеву Елизавета. – Эта сволочь Лёньчик уже успел доложить о незнакомце в деревне. Да полезайте же вы, не мешкая! Если найдут – и вас, и нас расстреляют.

Лаврищев, проклиная всё случившееся в «этих чёртовых воротах», как он теперь называл временной портал в квартире пасынка, в два резвых прыжка очутился у русской печи, намереваясь залезть под занавеску на печи, но Елизавета его остановила:

– Не туда!

Она отодвинула заслонку.

– В устье полезайте!

В дверь уже колотили не только массивным кольцом, но и прикладами.

Лаврищев мелко перекрестился и нырнул в чёрную пасть давно не белёной печи. Он слышал, как старшая сестра поставила на место задвижку, как заскрипели под ней половицы. «Пошла отворять ворота, – подумал следователь. – Неужели я не сплю?». Он в который раз ущипнул себя за нос, за ухо – было больно. Оставалось только укусить локоть, но до него в удушливой густой темноте, где пахло золой и копотью, было невозможно дотянуться.

– Чё, чернавка, не спешишь добрых соседей встречать? – услышал он насмешливый голос.

– Спали мы, Леонид, отдыхали, – ответил голос Елизаветы.

– Так и свой царство Божие проспите, – засмеялся тот, которого Эльза назвала Лёньчиком Блохой. – Иде гость-то ваш? Я видал, божьи твари, как вы его приветили, впустив в дом.

ИНОГДА РАССТРЕЛ ВОЗВРАЩАЕТ К ЖИЗНИ

«…Расстреливать два раза уставы не велят»

    (В. Высоцкий)

В устье печи к удивлению Лаврищева было довольно просторно. Он даже сумел, подтянув ноги к груди, развернуться в своём укрытии так, чтобы через щель в заслонке отслеживать всё разворачивающееся в горнице действо.

Лёньчик Блоха, юркий человечек с бегающими заплывшими глазками, в ожидании приказа смотрел собачьим взглядом на молодого подтянутого эсесовского офицера, который легонько постукивал стеком по своему начищенному сапогу. В дверях горницы замер, грызя зелёное яблоко, рыжий детина с автоматом наперевес. Слева от офицера хмурил брови уже знакомый Игорю Ильичу староста Семён, поправляя постоянно съезжавшую с покатого плеча немецкую винтовку.

У стола тенями застыли в своих монашеских платьях Елизавета и Эльза. Младшая сестра обратилась к офицеру первой:

– Erlauben Sie mir deutsch zu sprechen…[10 - Разрешите мне говорить по-немецки (нем).]

– О-о! – поднял вверх свой стек офицер. – Фроляйн говорит на языке Гёте?

Немец говорил на сносном русском, с небольшим характерным акцентом. Так обычно говорят эстонцы или латыши.

– Этническая немка, но давно уже русская, – сказала девушка, удивляя всех своей смелостью.