У меня все нормально! Долечился. Хотя не тем, что мне выписали в больнице. Местный врач сказал, что и это сойдет и выписал несколько таблеток, названия которых я уже забыл. Ребята вроде бы неплохие, только двое из них старше меня. Как ты? Надеюсь все нормально? Я очень по тебе скучаю! Но я обещал, что выдержу все ради тебя! Жду тебя изо дня в день!
Пиши, сестренка! Я тебя очень люблю!»
Ноябрь 2000 года
«…
Как хорошо, что ты написала! Сон плохой приснился, как будто тебя схватили какие-то гады и начали пытать, а я за решеткой, и не могу ни выбраться, ни помочь тебе. Ужасно! Поэтому я очень рад, что ты мне ответила! Я приболел ангиной. В остальном терпимо. Холодно, правда, очень…
…»
Март 2001 года
«…
Все нормально. Правда, становится все сложнее…
Скорее бы ты меня забрала отсюда…
…»
Сентябрь 2001 года
Последнее письмо меня насторожило, притом довольно серьезно. Именно эти три строчки. В основном Сережка всегда писал, что все нормально, и что он даже нашел там друзей. Одним словом, в каждом письме наблюдалась какая-то однотипность, и буквально несколько строк из них рассказывали о его чувствах. Последнее письмо говорила о том, что у него серьезные проблемы со сверстниками в этом приюте. Они, видимо, были и раньше, но сейчас, как я поняла, его в буквальном смысле прижали к стенке.
В мыслях у меня был только один план: всеми правдами и неправдами найти постоянное жилье и вытащить брата из «счастливой дыры». Однако дело никак не клеилось, несмотря на все мои старания. Отчаяние доходило до крайней точки…
* * *
Была уже середина осени – октябрь. В городе, где я находилась, дожди и влажность – постоянное явление. С утра день не заладился. Я плохо себя чувствовала, кружилась голова, тошнило, и потому все вокруг меня раздражало. Простуда этой осенью неотступно меня преследовала, поэтому я часто покупала жаропонижающее или что-то для комплексного лечения, и сразу принимала. В руках ничего не держалось, я разбила в тот день больше тарелок, чем за все время работы в этой проклятой дыре. В последнее время там отказала вентиляция, и на кухне было невыносимо душно, верно говорила повариха – как в аду. Для меня в тот день был ад в квадрате. Ведь никто не хотел понять, что мне плохо. Уборщица в таком состоянии сама хуже тряпки. В итоге повариха устала на меня кричать, и отправила «домой» лечиться.
Когда я вышла на улицу, мне стало немного легче. Попутно я зашла в аптеку, купила обезболивающего, жаропонижающего и желудочного. Затем заглянула на почту, где получила письмо от брата.
Выйдя с почты, я разглядывала конверт. Меня вдруг охватила тоска вперемешку с накопившимися за день переживаниями. Чтобы развеяться, я пошла в парк. В помещении мне становилось только хуже, поэтому я хотела подольше остаться на улице.
В четверг днем парк пустует. И я точно знала, что никто меня не потревожит, и не будет приставать. Взяв булочку и чай в ларьке, я села на одинокую скамейку за памятником герою Великой Отечественной Войны. Немного сквозило, но было вполне сносно. Через силу съев булочку, я решила прочесть письмо, в надежде поднять себе настроение.
Оригинал письма Сергея Александрова (12 октября 2001 года):
«Здравствуй, любимая сестренка! У меня все нормально! У нас делают ремонт. Поэтому в спальнях ужасный запах краски.
Сестренка, я написал для тебя стишок, он на втором листочке.
Надеюсь у тебя все в порядке! Напиши обязательно, как ты? Я за тебя волнуюсь!
Люблю тебя, и очень скучаю!
Сережа.»
Второй лист письма, приклеенный к первому, был сильно измят.
«Любимая сестренка! Сил нет больше терпеть! Этот приют настоящий (нецензурная лексика). Воспитателям наплевать на детей, более того они сами не прочь унижать маленьких. Я им не понравился сразу. Сначала было терпимо, но в последние несколько месяцев просто ужасно. Старшие заставляют бегать в поселок за водкой, потом насильно вливают ее в глотки маленьких. Если отказываешься, тебя начинают бить. В душе вообще невозможно находиться, если ты не один. Надо мной издеваются постоянно. Друзей у меня нет.
Прости, что пишу тебе о своих проблемах. Но у меня больше нет сил. За мной постоянно наблюдают старшие, когда я тебе пишу. В прошлом месяце один из них увидел, что я пишу тебе подобное письмо, и ночью мне устроили «темную». Избили так, что теперь сильно болит правый бок, и нос стал часто забиваться, поэтому приходится капать в нос.
Милиса, мне очень плохо. Забери меня, пожалуйста. Уж лучше умереть на улице, чем жить здесь… Сережа.»
Прочитав это письмо, я разрыдалась.
– За что?! За что, твою мать?!!! Суки!!! Ублюдки!!!! Гады!!!!!!!!!!!!
Смесь боли, недомогания и горя вылилась во взрыв внутри меня. Казалось, будто земля под ногами разверзлась. Огонь палил меня, боль была так сильна, что даже самый стойкий человек не выдержал бы. Я кричала, и била кулаками по всему, что было рядом. В слезах зажав в руке это письмо, я побежала к школе. Мне предстояло пробежать через высокий мост над мелкою речушкой. Я остановилась на его середине. Стресс достиг пика и отключил разум.
Рыдая, я перелезла через ограду. Я ничего не соображала и не хотела ни о чем думать. Все вокруг затмила тупая боль, которую мне не терпелось прекратить. А ветер внизу пульсировал, как дьявольский смех. Упав, я бы разбилась насмерть, поскольку речка была неглубокая, с каменистым дном. В этот момент я так хотела этого…
Наступил момент истины. Слезы текли, но я уже не кричала в истерике, а просто смотрела вниз; в ушах отдавался лишь стук моего сердца. Ни голосов, ни ветра, ни малейшего шума, только стук сердца. Я закрыла глаза и приготовилась отпустить руки.
Что меня спасло? Случай. На мост вышла молодая семейная пара. Парень нес пакеты, а девушка шла рядом и смеялась. Парень, увидев, как я стою за поручнем, сразу же понял все и, бросив сумки, со всех ног побежал ко мне. Он подоспел буквально в последнюю секунду. Подхватив меня и ловко вытащив обратно на мост, он хотел дать мне пощечину, чтобы привести в чувство, но подбежавшая девушка остановила его, схватив за руку. А я смотрела на них и ничего не понимала. Только спустя пять минут я, наконец, пришла в себя.
Внезапное осознание того, что я только что чуть не покончила жизнь самоубийством, ударило меня ножом в сердце. Слеза скатилась по щеке, я вздрогнула и заплакала. Вот только не знаю, от счастья или от горя.
Парень на меня кричал, но я его даже не понимала. Когда я заплакала, он замолчал, помог мне встать, накрыл меня сверху своей курткой, и они вдвоем повели меня к себе домой. Пока мы шли, все было как в тумане, поэтому я не помню ни разговоров, ни даже пути к их дому.
Приведя меня домой, они заставили меня умыться и усадили за стол. Налили мне горячего чаю.
– Как тебя зовут? – спросила девушка.
Она была довольно симпатичная, с темными каштановыми волосами и карими глазами.
– Милиса… – ответила я, не поднимая глаз.
– Необычное имя… Меня зовут Кристина, а моего мужа Виктор. Откуда ты?
– Долгая история… – вяло ответила я, – Спасибо вам за то, что спасли меня! Большое вам спасибо! – наконец подняв взгляд, сказала я.
Виктор до этого смотревший на меня с презрением, кивнул и, сменив выражение лица на более доброжелательное, поспешил спросить:
– Что же толкнуло тебя на самоубийство? Диктант на двойку написала, и побоялась, что ругать будут?.. – саркастично добавил он, но шутка была не к месту.
– Вить! Замолчи! Думай иногда, что говоришь! – тот понял, что сморозил глупость и опустил голову, – Расскажи нам, что случилось? Если хочешь, конечно…
Я испытывала разрозненные чувства. С одной стороны я ощущала стыд от произошедшего, с другой стороны меня угнетало то, что брат страдает, с третьей, мне самой было не лучше. Все это вместе, однако же, рождало непонятное затишье, как после взрыва или атомной бомбардировки.
Я рассказала вкратце практически все, что было, не вдаваясь в особые подробности и детали.
– М-да… – задумчиво произнес Виктор и извинился за свои предыдущие слова.
– Ничего, – вздохнула я.
– А тебе есть, где жить? Куда пойти?
– В принципе, нет. Я живу практически на улице. На ночь хожу в школу спать, там я с охранником договорилась… Все из-за брата, было глупо отправлять его в этот дурацкий приют. Он страдает там…
– Прости, конечно, что перебиваю, но почему ты не захотела пойти вместе с ним? Вдвоем у вас было бы больше шансов не дать себя в обиду… – осторожно произнес Виктор.
– Ага! Или вместе страдать! – ответила я.
– Прости еще раз, но, по-моему, сейчас больше страдаешь ты, притом из-за своих же ошибок!