Призма Сердца

– Нет, вы – самое чудесное, что со мной произошло за всю мою…

– Тш, тш, – приложил палец к губам старец, – не надо слов, тем более, я уверен, Брайану ты говорила то же самое, – шаман игриво подмигнул. Гелла тут же покраснела.

– Ну так и знал, – рассмеялся Хоп, и продолжил, – самое чудесное, что с тобой случилось, моя дорогая, – это твое неуёмное желание служить другим, несмотря на те возможности, которые ты сама теряла при этом.

– Но, – стала более серьёзной Гелла, – какой в этом был смысл, если я даже не смогла спасти своего отца?

Хоп сделал пасс рукой, и из его ладошки вспыхнул разноцветный цветок, который, распустившись, породил гордую фигуру маленького человечка, который радостно скакал по его ладошке.

– Это, это же… – смеясь и одновременно плача, начала Гелла.

– Да, твой отец после своей первой публикации, и пусть меня поразит гром, если он вёл себя иначе, – шаман громко расхохотался.

Гелла прижала руки ко рту и с замиранием сердца смотрела, как её спаситель радуется, подобно ребёнку.

Она хотела было протянуть руку и коснуться его, но картинка внезапно вспыхнула, и из пламени возник образ всё того же человека, но на этот раз он бился в конвульсиях и посылал проклятия на весь мир. Руки его были полностью парализованы, и он бил ими из стороны в сторону в попытках оживить их.

Гелла мгновенно потеряла всякую улыбку, и слёзы её высохли, уступив место жжению внутри сердца.

– Это… Это просто несправедливо, – прошептала она.

Когда страдание человека достигло кульминации, и он больше уже напоминал загнанного с капканом на лапе зверя, который понимал, что своими действиями лишь оттягивает неизбежное, Хоп резко захлопнул ладошку, чем заставил Геллу вздрогнуть от неожиданности. В это самое время огненный голографический цветок в ладони старца стал горящим отпечатком ладони, которым он припечатал грудную клетку Геллы.

Девушка испытала обжигающую боль ограниченности самой жизни, которую она вдохнула через ноздри и которая разлилась, подобно магме, сжигающей все сосуды и органы в теле. Гелла не могла этому более противиться и закричала, дав волю слезам, которые стали тушить её горящее нутро. И, несмотря на то, что огонь пожирал её изнутри, а потом разгорелся снаружи, ей каким-то чудесным образом удалось унять это пламя страданий. Девушка, рухнув на колени, обнаружила себя посредине барханов пепла, в который превратилась вся земля, и из которой то тут, то там торчали полурасплавленные конструкции, созданные для добычи эфира.

Гелла смотрела на это всё и парализованными руками, которые превратились в два отвратительных скрюченных отростка, всё же смогла собрать пепел, в который обратились тела и страдания целых эпох людей и, закрыв глаза, чувствуя, как внутри растёт нечто такое, чему она не могла подобрать названия, выдохнула всю боль из себя и поняла, что это было сострадание, которое, подобно взрывной волне, рассеяло всю золу, которая, взлетев в воздух, стала плясать в этом урагане милосердия и трансформироваться в кишащие жизни и насыщенный тысячью запахов и звуков тропический лес.

– Молодец, – улыбнулся старец, сидя на лиане, свисающей меж деревьев, – ты могла поступить и по-другому, ведь это твой выбор. Но то, что ты смогла перешагнуть через боль не только других, но самое главное, свою – это достойно похвалы. – Хоп ловко спрыгнул на землю рядом с Геллой и помог ей подняться: «Ты действительно достойная дочь своего отца, хоть ему и пришлось потратить несколько лет, чтобы найти тебя».

– Спасибо, – вытирая слёзы, улыбнулась Гелла.

– На этом твой труд окончен, дорогая, надо полагать? Ты заслужила немного отдыха.

– Нет, ещё нет, – обняв Хопа, прошептала девушка. – Я же всё-таки журналист. И смерть не является оправданием для того, чтобы оставить репортаж незавершённым.

– Сильные слова, моя дорогая, – мягко погладил её по спине шаман и отстранился от неё.– Что я могу противопоставить такому взгляду? Пожалуй, ничего, – глядя в её ясные глаза, улыбнулся Хоп, – всё, что я могу тебе пожелать, у тебя уже есть, поэтому… – он приложил руку к её грудной клетке, – следуй своему сердцу, оно укажет тебе путь.

– Спасибо вам за всё.

– Прощай, моя дорогая, на этот раз теперь навсегда, – наклонившись и мягко поцеловав её в лоб, прошептал шаман. Гелла, зажмурившись, почувствовала, как джунгли вокруг неё распадаются на маленькие куски, а сама она, потеряв равновесие, уже летит в бездну целую вечность. Уже решив прикорнуть в этом бесконечном тоннеле, мозг девушки вдруг ощутил, как тело начало замедляться, и, более того, поток, направленный на неё снизу, становился таким сильным, что начал давить на всё её существо.

– ОООО! – прошептала она, чувствуя, что уже никуда не двигается, но лежит на твёрдой поверхности, прижимаемая сверху гравитацией, от которой уже успела отвыкнуть.

Девушка очень аккуратно подняла голову и различила, что вновь находится в шатре заезжего фокусника-алхимика. Одновременно с этим её взгляд поймал какое-то движение, и Гелла с замиранием сердца уставилась на парящее, нет, танцующее в воздухе существо! Сначала оно показалось журналистке отвратительным маленьким карликом, чьё тело было полностью покрыто какой-то чешуёй, и который в конвульсиях трясся в воздухе, издавая отвратительные рокочущие звуки. Однако не прошло и пары секунд, как существо, вращаясь вокруг себя, уже предстало грациозным эльфом неопределенного пола, который вызывал в девушке сексуальное влечение и одновременно с этим доводил до предела все её чувства, поскольку танец, в котором самозабвенно выражало себя существо, было самым прекрасным, что могло быть в мире. Гелле даже почудилось, что эти движения, которые отдавали в её голове музыкой, и были первопричиной существования универсума. Глядя за поразительной метаморфозой существа, которое медленно спланировало на поверхность арены, Гелла различила молодого человека, который сидел в самом центре, одновременно позабыв об этом удивительном существе, которое растворилось как в самом пространстве, так и в уме девушки, не оставив и следа.

– Стивен? – негромко окликнула Гелла мальчика, медленно поднявшись и доковыляв до скрюченной фигуры, – Стиви?

– Харт, закрыв лицо руками, негромко отозвался: «Гел, неужели… Неужели всё… так?».

Гелла мягко опустилась рядом и обняла Харта: «Да, Стиви, всё так».

Харт плакал, и слёзы его, падая на разлинованный ромбами пол, размывали границы этих геометрических фигур, которые превращались в разводы, формировавшиеся в прекраснейшие цветы. Их бутоны взметнулись вверх, пробегая по стенам и превращая ткань гигантского шатра, где они находились, в текучую массу, похожую по наблюдению Геллы на сыр. Однако первичная ассоциация быстро прошла, и стены теперь больше напоминали переливающиеся невообразимым спектром цветов геометрические конструкции, которые тянулись до самой бесконечности веков. Оттуда, из глубины миллиардов лет, на заворожённых Геллу и Стивена смотрел золотой глаз, который грел их, подобно звезде, не только с расстояния длиной в бесконечность, но и одновременно горя в их сердцах.

– Первый раз, – Харт сжал руку Геллы, – я смог почувствовать чью-то боль – не просто выразить её на словах и представить, но стать тем, кто страдает.

– Я знаю, – кивнула Гелла Стивену, помогая подняться, – я ведь тоже раньше делала всё только ради того, чтобы сгладить ту ненависть, что засела во мне с первых лет своей жизни, но теперь думаю, я по-настоящему прочувствовала, каково это – посвятить себя служению другим.

– Спасибо тебе, – обнял её Харт, и в золотом свете голографический сцены арены жизни раздались фанфары, и целый оркестр заиграл чудесную ритмическую музыку. В ней сочетались элементы музыки прошлых столетий, смешавшись с музыкальными изысканиями грядущего, чтобы пронзить двоих игроков чудесной структурой, единым корнем всех великих произведений, которые исходят из проводника сердца, черпающего всю мощь звука из самой ткани бытия.

– Ну, а теперь ты ведь знаешь, что произойдет? – Харт чуть отстранился.

– Ещё бы, мы ведь не умеем уступать…

– В следующую секунду музыка заиграла ещё радостнее и громче, и вместе с этим Гелла повалилась на землю, задыхаясь в судорогах от страшного удара.

– Спасибо, что проработала мой комплекс вины, дорогая, – разминая кулак, которым он поразил подругу прямо в живот, улыбнулся Харт, – ты действительно добрая девочка.

Гелла чувствовала, что, несмотря на отчаянные попытки вдохнуть воздух, легкие её будто бы превратились в две тростинки, которые, если и пропускали жизненно необходимую субстанцию, делали это, не обращая внимания на конвульсии самого мозга.

– Однако, если ты рассчитывала, что я раскаюсь в том, что я сделал, – ты ошибаешься. Однажды один мудрый человек открыл мне простую истину: быть свободным – это не значит делать всё «правильно», это делать всё спонтанно, инстинктивно, несмотря ни на какие последствия. И видишь, как далеко и главное высоко это завело меня. И не спорю, это открыло мне глаза на то, кем я являюсь, – Харт рассмеялся, – я, как и ты – паразит! Только я паразитирую на страхе и глупости других, а ты пытаешься паразитировать на информации о моих действиях. Но, согласись, куда эффективнее снимать сливки с масс, чем с какой-то кучки людей, пусть и у верхушки. В этом-то ты и просчиталась, – подбежав и с размаха пнув девушку по лицу, рассмеялся Император, навалившись затем на неё всем телом и сев сверху.

– Посмотри-ка на меня, – схватив окровавленное лицо Геллы, которое уже начало расплываться в один большой синяк, улыбнулся Харт. – Фьюю, – присвистнул он, выставив на другой руке указательный палец и с силой загнав его в дыру от пули, которая проявилась во лбу Геллы.

Девушка закричала от боли, когда стальной коготь Харта пронзил её череп.

– Ого! А я думал, что мертвецы не чувствуют боли! – злорадно захохотал Харт, – забавно да? Лишь небольшая кучка людей ведёт развитие людей к «высшим» горизонтам, а их плодами пользуются одни паразиты, чтобы истреблять других, может, в этом весь смысл развития? Нас не должно быть слишком много, чтобы мы не мешали светилам этого мира изучать мир вокруг. Поэтому мы и смогли перековать свои знания в оружие, которое убивает таких идиоток, как ты!

Гелла закричала ещё громче, ощущая не только боль, но и внутреннее согласие со словами Харта.

– И чего ты добилась? Ты убила собственного сына.

Гелла вмиг замолчала, почувствовав, как слёзы наворачиваются на её глаза, а дыра во лбу начинает жечь ещё сильнее, подобно раскалённому железу.

– Ведь когда умирает человек, то погибает не только он, но и те, кто его любил, и неужели ты была настолько глупа и слепа, что не видела, к чему приведет тебя эта глупая журналистская игра? Или, может, до тебя дойдёт яснее, если твой зверёныш как-нибудь совершенно случайно попадёт под колеса?

Глаза Геллы расширились, и она прекратила кричать и плакать. Она почувствовала, как внутри неё что-то переворачивается. Она вспомнила вмиг свои унижения в доме отказников, ужасающую и изматывающую болезнь отца, свою первую командировку, первые ямы с окровавленными лицами туземцев, первые обстрелы, первые торги за выкуп пленных, первое насилие в имперской гвардии, свои метания меж двух островов, свои репортажи, смерть Джима и человека, который пожертвовал всем ради её идеи…

– Майкл, – оскалился Харт, – тоже не поможет твоему отродью, поскольку сам уже лежит в могиле, мои снайперы это обустроили, всё как надо. Подумать только! И этот предатель мог бы стать Императором вместо меня, куда только смотрел Кранк? – Стивен сплюнул прямо в лицо Геллы, – но ты не беспокойся, больше такого я в своей Империи не допущу.

– Твоей… Империи? – медленно проговорила Гелла.

– О, ты всё ещё слышишь меня, – рассмеялся Харт и вцепился обеими руками в её горло, – ну я это скоро исправлю, забавно да? ТЫ хотела спасти всех ради своего эгоистичного желания отомстить миру за насилие в детстве и смерть отца, хотела показать вселенной, кто тут большая мамочка! Но ты – просто маленькая ничтожная баба, которая может только сдохнуть и оставить своего мужа в одиночестве! Этот идиот наверняка покончит с собой, когда узнает, что его жену и ребёнка убила сила, с которой у него просто не хватит силёнок сражаться!

Гелла посинела, чувствуя, как жизнь медленно вытекает из неё сквозь стальную хватку Харта. – Ты ведь хотела продолжения игры, правда? Ты так это называла, да? – продолжил Харт, – но вся игра сошлась к тому, что всё, что мы пережили с тобой – не больше чем фокус восприятия, который хочет скрыть от тебя единственную истину – ты смертна, и нет более ничего, что имело бы смысл, дабы оттянуть этот финальный момент! Всё потому, что тебя больше не будет никогда, и даже если придётся пожертвовать родителями, Империей, жёнами, сыновьями, дочерями, друзьями и всем остальным, я останусь в живых и буду выше всех! – пуская слюни, кричал в припадке Харт, одновременно с тем, как музыка вокруг играла всё громче.

– Ты прав, Стиви, – прокряхтела Гелла.

– О, да? И только на пороге смерти ты осознаешь это?