Призма Сердца

– И ты не… – Неган чувствовала, как губы её начинают дрожать.

– Конечно, нет, мамуля! – просияла Гелла, – спасибо, что ты так любишь меня!

Неган без лишних слов обняла свою дочку, дав волю слезам и раз за разом повторяя уже ей своё «спасибо».

Гелла обняла её в ответ и в первый раз в жизни почувствовала, что значит быть по-настоящему счастливой.

Где-то фоном шумел головизор, который, казалось, от вспыхнувших вибраций не выдержал напора и стал с бешеной скоростью переключать каналы. На нём то и дело вспыхивали разнообразные картины – от рождения мельчайших атомов до гибели целых звёздных систем, от рыдающих младенцев до умирающих с улыбкой на устах стариков. Гелла чуть отстранилась от мамы, заворожённая этими картинками, которые, быстро переключаясь, будто бы напрямую загружались в её ум. Немного проанализировав это возникшее ощущение, Гелла к своему удивлению обнаружила, что головизор не был подсоединен никаким кабелем к эфирной сети, и даже беспроводных систем связи не было и в помине. Это были картинки не откуда-то извне, но изнутри Геллы, она не принимала сигналы откуда-то снаружи, но транслировала их из самой себя. Но было ли её тело источником всех этих триллионов фильмов о различных судьбах? Или же её тело было лишь проводником, принимающим эти сигналы? Девочка закрыла глаза в попытке найти источник, и ответ не заставил себя долго ждать, точнее, она получила подсказку, ещё недостаточную для того, чтобы загадка раскрылась перед ней во всем своём великолепии, но уже достаточной, чтобы совершить маленький шажок к истине. Распахнув свои очи, которые превратились в два крыла космической бабочки с гигантским глазом на каждом, которые формировались из тысяч ячеек-чешуек, Гелла увидела, как на экране её мира вспыхнула геометрическая композиция, вырисовавшая из замысловатых узоров комнату, где сидела сама Гелла на коленях у мамы и проецировала картинку, где сидела…

Гелла поняла намёк и вновь захлопнула глаза, отпустив это видение мира внутри мира и, глубоко вдохнув, вновь наполнила своё сердце любовью. Это чувство превратилось в поток света, бьющий в голову и разделяющийся там на восходящий за её пределы, и нисходящий поток, греющий желудок и гениталии и тоже пробивающий всё, что было снизу. И где-то на немыслимо далёком и одновременно с этим близком расстоянии эти два луча соединились, пройдя через бесконечность, образовав идеальный круг, моментально приобрётший очертания сферы, в которую превратился головизор, ставший всем миром вокруг Богини.

Маленькая девочка встала и, пройдя голыми ножками по заснеженному асфальту, уперлась в сидящего на подмостках человека. Он сидел практически неподвижно, и только небольшое подёргивание его нижней челюсти выдавало то, что в нём ещё теплилась жизнь.

– А… – Негромко произнесла Гелла, – коснувшись ладошкой щеки мужчины, – я тебя знаю.

Имя в голове Геллы тем не менее вырисовалось не сразу, но символы, которые трансформировались из всех языков прошлого и будущего, смешавшись, выдали ей код, создавший память об этом человеке.

– Брай, – девочка, тело которой за несколько шагов успело созреть в тело взрослой девушки, опустилась на колени и, улыбнувшись, обняла мужчину, из глаз которого полились слёзы и сам он, не понимая от чего, начал рыдать.

– Уверена, что не хочешь ничего сказать ему? – раздался сзади голос Хопа, который сидел на земле, рисуя вокруг себя только ему понятные символы палкой на снегу, – потому что может у тебя больше такой возможности не будет.

– Нет,– встав, продекларировала обнажённая девушка.

– Брайан, – она вновь бросила взгляд на мужчину, который с надеждой смотрел на падающие снежинки в небе, – будет в порядке. Он обещал мне стать счастливым, и он сдержит своё обещание.

– Как скажешь, – развёл руками Хоп, затем одарив Богиню своим пронзительным взглядом, – значит ты готова закончить свою книгу жизни?

– Ещё нет, осталась последняя глава.

– И какой же будет она?

– Пока ещё не знаю, но есть один человек, которому я сейчас нужна больше, чем кому бы то ни было. Он-то и подскажет, какой мне стоит её сделать.

– Понимаю, – улыбнулся Хоп.

– Ты отведёшь меня к нему? – спросила девушка.

– У меня осталось не так много времени на это, – рассмеялся своему каламбуру шаман, – но вот у него… – рассёк своим посохом морозный воздух старец, указывая на что-то позади Геллы. Одновременно с этим чей-то голос, завибрировав, заполнил всё пространство вокруг Геллы: «Непозволительно!».

– Спасибо, – склонила голову в знак уважения Гелла и развернулась по направлению палки Хопа. Мужчина, что сидел на корточках, испарился, будто бы его и не существовало никогда, но вместо него появилось нечто трясущееся, что девушка сначала восприняла как раздражение собственных глазных яблок. Ощущение было такое, что они начали вибрировать изнутри, создавая помехи в восприятии окружающего мира. Но эта рябь прошла, и Богиня уже стояла, полностью загипнотизированная движениями низкорослого существа, которое, несмотря на несуразность своих форм, двигалось в такт невидимой музыке гораздо сексуальнее и изящнее всех самых искусных танцовщиц мира.

– Ты помнишь? – позволив воспоминаниям захватить её существо ещё раз, закрыла глаза девушка, – я рассказывал тебе о друзьях? – сияя какой-то абсолютно космической улыбкой, с энтузиазмом говорил Отец девочки.

– Да, Папа, – внимательно слушала его дочка, закивав головой, – друзья джунглей, так ведь?

– Да, в стране Золотого Утконоса поколение за поколением родители рассказывают своим дочерям и сыновьям о друзьях леса, к которым всегда можно обратиться, когда дела твои плохи и нет никого, кто смог бы протянуть руку помощи.

– И … Они действительно существуют? – восхищенно проговорила девочка, одновременно с улыбкой добавив, – хотя с такими папой и мамой, как у меня, никакие такие друзья и не нужны!

– Считай, что вечерняя порция шоколадного пудинга уже в твоем животике, Принцесса, – подмигнул ей отец.

– И маме не расскажем? – захихикала Гелла.

– И маме не расскажем, – одобрительно кивнул Фрэнк. – Как бы то ни было, и какими бы замечательными мы с мамой ни были, эти друзья действительно существуют и всегда готовы прийти на помощь нуждающимся.

– Хм, но ведь разве это не просто суеверные истории? Да даже если они правдивы, не берут ли сказки своё начало в истоках рождения Лилового Трайба? А они ведь живут на острове далеко отсюда. Мне что, придется проплыть тысячи миль чтобы обратиться за помощью?

– В том-то и дело, что плыть никуда не надо, – обрадовался Фрэнк, – рассказы об этих удивительных существах встречаются по всему миру, на каждом острове любой культуры! Но называют лишь их по-разному и отношение соответственно к ним разное.

– То есть они могут и не быть хорошими?

– Тут уж будет зависеть, для чего ты ищешь встречи с ними.

– Хм, а как тогда я смогу найти их, если они вроде как везде на всех островах, но и нигде… Я вот ни разу их ещё не видела!

– Когда придёт время, и ты действительно будешь нуждаться в этом, – отец подмигнул ей, согрев сердце своей дочери доброй улыбкой,– они сами найдут тебя, чтобы помочь.

Гелла зажмурилась от предвкушения будущей встречи и, разомкнув глаза, обнаружила себя стоящей посреди улицы, образовавшейся из строений, которые постепенно пропадали в усилившемся снегопаде. И несмотря на усилившийся буран, обнажённое тело Геллы не чувствовало холода, но буквально физически ощущало жар, исходящий от жужжания, которое создавали теперь уже два, три… Гелла не могла посчитать их всех, существ, которые прыгали вокруг неё в неистовом танце снежной бури. На какой-то момент они замирали прямо в воздухе, и Гелла могла выловить кое-какие детали их облика, вроде длинных ушей и испещрённых замысловатыми рисунками тел.

Буран набирал силу, и теперь вокруг не осталось ничего, кроме сияющей пустоты и оглушительного бормотания танцующих эльфов, чья песнь билась в унисон с ревущей вьюгой, превратившей весь мир в титанический циклон информации, которая посадила Геллу в око этой бури.

Богиня задрала голову, ощущая, как щекочущий жар разливается от самого низа её тела к пупку и, пробивая до судорог желудок, сердце, подкатывает к горлу и выливается наружу в виде слёз, которые устремились, преодолев гравитацию, каплями вверх, где их уже успел перехватить подпрыгнувший прообраз всех существ, слившийся воедино. Из всех смотрящих на девушку тысяч изменяющихся лиц неизменными оставались лишь два глаза, которые, пристально глядя внутрь Геллы, создавали воронку у неё во лбу, в которую она моментально провалилась после того как «друг», улыбнувшись, заставил синхронно повторить это простое движение губ и устремиться навстречу неизбежной случайности. Теперь уже тело Геллы разлетелось в пространстве на миллионы кусочков, которые затем собирались воедино, повинуясь единому ритму музыки вселенной, которая создавала из пустоты геометрические законы красоты, нашедшие выражение в чередующихся на полу зала Имперского дворца чёрно-белых ромбах.

– И я повторяю! – ревела кроваво-красная точка, освящаемая золотом окружающих её стен, – что мириться с преступниками мы не будем, – затем эта пульсирующая форма утвердилась в гигантском сердце – гербе Империи, с открытым внутри него вертикальным всевидящим оком, из которого потекла слеза, сформировавшаяся в своём стремительном падении в сгусток крови, заимевшем человеческую форму Императора маленького островка в океане гигантской морской планеты.

– Гелла была потрясающим человеком, – продолжал вещать только что родившийся сосуд власти, – моим другом, смелым журналистом. Не дам никому замять этот факт, да и думаю, вы и сами знаете, как самоотверженно она вывели на чистую воду, не побоюсь этого слова, ублюдка Шелла, который своими безнравственными действиями опозорил не только свою коммандантскую честь, но и достоинство всей гвардии Империи. И мы обязаны этой смелой женщине, что она умеет видеть правду, порой нам неприятную, и не боится говорить о ней открыто и честно, не боясь ничего и никого. Её ненавидели за прямоту многие, но любили за неё же ещё больше. Она была уважаема как в самой Империи, так и за её пределами. Страны Конгресса также отмечали неоценимый вклад в журналистику и поиск правды этой смелой женщины, и даже племена острова Утконоса. Точнее, именно они в первую очередь оценили всю человечность и сострадание поступков этой женщины, которая хотела принести мир нашим народам.

Зал снова взорвался овациями.

– Эти аплодисменты я посвящаю нашей героине, человеку, которому я бы с радости отдал свой пост, если бы она была ещё жива, но, к сожалению, судьба распорядилась иначе, и этот удар несомненно направлен в самое сердце нашей Империи, чтобы дестабилизировать наше и так запуганное шаманами общество. И это личный удар по мне, как по человеку, который любил эту женщину.

На этот раз зал молчал, и Харт на секунду смутился, поняв, что мог наговорить лишнего. В любом случае следовало сворачивать конференцию и…

Тут мысль его прервалась, и сердце замерло вместе со всеми советниками, зрителями, которых уже успели собрать для конференции, экспертами, журналистами и прочими работниками на благо и процветание Империи. В буквальном смысле всё застыло подобно статуям, недопитыми остались стаканы с водой в зале; мельчайшие пылинки в воздухе, которые можно было разглядеть, глядя через освещавшие их прожектора, и те замерли в воздухе, будто бы примерзнув к чему-то невидимому.

И, несмотря на народившееся внутри Харта тревожное чувство, его одновременно с этим стало распирать от радости от того, что он говорил; более того, та ложь, которую он вылил с экрана, в его устах стала каким-то невероятным образом правдой, той истиной, в которую он сам уверовал. Расправив плечи, Харт, не спрашивая, почему так произошло, ощутил, как за его спиной стал развеваться белый плащ победы генералиссимуса в бесчеловечной войне против ужаса шаманов, и золотая корона с инкрустациями баснословно дорогих кристаллов эфира мягко опустилась ему на голову.

– Это мой триумф как правителя, – подумал Харт, – и пусть хоть на миг всё будет так, ведь я герой этого времени! Герой этой войны!

В зале одновременно с этим раздались хлопки. – Ну наконец-то! – подумал Харт, радуясь, что наваждение прошло. – Наверное, это был очередной ход пиарщиков знати Империи, и готов биться об заклад, талант к необычным поворотам в рекламе и создании имиджа у них определённо имеется.

Однако было странным и тревожным то, что хлопки так и остались единичными, да, определённо хлопал один человек, и более того, эти хлопки за пару секунд переросли в отдающиеся внутри черепной коробки Императора шаги.

Меж статуй фигурок, которые стояли на чёрно-белом игровом поле, неспешно вышагивая, двигался второй игрок партии вселенной, который медленно взошёл на трибуну под изумлённый взгляд Харта.

– Г… Гел? – вымолвил Харт, тут же удивившись своему изменившемуся голосу. – Он моментально взглянул на свои руки, чтобы подтвердить свою безумную догадку, которая оказалась правдой. Несмотря на весь грим, узнаваемые при близком рассмотрении ранние старческие пятна рассосались, и кожа приобрела былую свежесть и упругость молодости. Одновременно с руками метаморфозу претерпело всё тело. Император чувствовал, как под его рубашкой с пиджаком играют мышцы в полнейшем тонусе, когда он больше времени проводил на выездных миссиях агентства Сердца. Подняв руки к лицу, он с удивлением обнаружил отсутствие имплантатов, которые теперь ему уже были не нужны, как и очки, которые он давно уже воспринимал как часть себя. Медленно сняв их, он провёл рукой по отросшим на месте зиявшей лысины волосам и, распахнув глаза, весело обратился к своей подруге с былым юношеским задором: «Вот я и вернулся. Гел, мы вернулись туда, где и должны быть!». Харт уже было сделал шаг по направлению к обнажённому телу юной девушки, но в тот самый момент между ними вырос, сплетясь спиралями, игровой стол вместе с двумя фиолетовыми пуфиками, в которых, ни слова не говоря больше, утонули друг напротив друга двое друзей.

– А я ведь знал, что так всё и будет, – откинув коронованную голову, расхохотался Харт.