Алька. Второе пришествие

– Какую полость, где? Почему на общем виде не отражено?

– Там полость глубиной один миллиметр, поэтому на общем виде она незаметна.

– Вы что, шутите? Вы запрессовываете трёхсотмиллиметровую чушку в полость глубиной один миллиметр? Это бред какой-то.

Я начал внимательно изучать представленные чертежи и понял, что наш народный умелец имеет весьма смутные представления о машиностроительном черчении, системе допусков и посадок, да и о конструировании как таковом, что и донёс до него и его руководителя. Дед отреагировал соответствующим образом:

– Засранец, он учить меня будет, допуска у меня не те, да х…й я забил на тебя вместе с твоими допусками, говнюк.

Схватил в охапку свои чертежи и умчался, два дня он бегал по этажам нашей конторы, жалуясь всем встречным и матеря меня почём зря, на третий день Папавян мне принёс его заявление об увольнении. Дед уволился, работа отдела потихоньку стабилизировалась.

Скоро, впрочем, мирное течение нашей жизни нарушилось, ко мне пришла Люда из группы Дубинина:

– Алек Владимирович, заберите из нашей группы Женю Зуева.

– Куда забрать, почему?

– У нас же перестройка, вон технологи все теперь ходят, на ЭВМ свои техпроцессы пишут, скоро и до нас дойдёт, а Женя нас на дно тянет.

– Это как это он вас тянет? Каким образом?

– Да не может он конструктором работать. Всё время кому-нибудь приходится ему помогать.

– Как не может? Десять лет мог, а теперь не может.

– Раньше требования другие были, всем наплевать было.

– Хорошо, пусть подойдёт.

Минут через пять подошёл Женя.

– Садись Жень, побеседуем.

Я достал спичечный коробок, поставил его на столешницу, рядом положил лист бумаги и карандаш.

– Жень, нарисуй мне его в трёх проекциях.

Евгений задумался, сидел, напрягался, просидев так минуты три или пять, слегка побагровев, сказал:

– Нет, не смогу, Алек Владимирович.

Тут напрягся я, сидел, молча глядел на него. Мне было его жаль, при этом стало понятно, что нам придётся расставаться. Но мне даже не пришлось что-нибудь ему говорить. Женя встал и произнёс:

– Я всё понял, Алек Владимирович.

Через полчаса он принёс заявление об увольнении, я подписал. Задерживать его смысла не было, рассчитали его на следующий день.

Через день ко мне снова подошла Людмила.

– Алек Владимирович, с Женей беда.

– Что случилось?

– Он проставился в секции по случаю увольнения, перебрал изрядно, как-никак почти пятнадцать лет проработал в отделе. Вышел на улицу и упал, голову разбил о бордюр. Из больницы нам позвонили, у него близких нет.

– Люд, вот тебе денег, купите всё, что надо: фрукты, еды, если нужно будет, одежду, давайте к нему кого-нибудь пошлите. И не бросайте его, пока из больницы не выпишут, деньги ещё потребуются, не стесняйся, прямо ко мне.

Позвонила секретарь директора:

– Алек Владимирович, вас срочно Костенко к себе вызывает. Вы не затягивайте, идите сразу, он явно очень не в духе.

Была всего одна причина, по которой я мог понадобиться Костенко, и я, взяв копию чертежей штампа для изготовления тяги рулевого управления косилки КПС и справку о сдаче аналогичного комплекта документации в бюро инструментального цеха Люберецкого завода Сельхозмашин имени Ухтомского, отправился в министерство, благо идти надо было недалече – здание министерства и здание института отделял небольшой двор.

Пройдя мимо равнодушной секретарши и вступив на ковровую дорожку, я сразу услышал приветственную речь, аналогичную той, которой Костенко приветствовал его свояк на заводе имени Ухтомского в Люберцах. Костенко начал материть меня, как только я открыл дверь его кабинета, и матерился, пока я шёл по десятиметровой ковровой дорожке вплоть до того момента, когда я вплотную приблизился к столу:

– Здрасьте, Иван Иваныч, вызывали?

– Ты почему штамп на завод не передал, я же приказывал!

– Я передал.

– Что ты мне пи…дишь, глядя в глаза, мне только что с завода звонили, у них опять ГКМ сломалась, а штампа твоего нет.

Не обращая внимания на его вопли, я стал разворачивать на столе чертеж штампа. Костенко, кроя меня матюгами, так увлёкся, что по инерции помогал мне одной рукой. Развернув чертёж общего вида, я достал справку из бюро инструментального цеха завода о получении комплекта чертежей подкладного штампа тяги рулевого управления косилки КПС, и в момент, когда он на секунду умолк, набирая воздуха в лёгкие, я произнёс:

– Вот глядите, это чертежи штампа детали, штамповку которой мы обсуждали на заводе, вот видите, в углу дата стоит, это когда штамп был спроектирован. А это справочка из бюро инструментального цеха, вот дату видите, чертёж был передан в цех на следующий день после проектирования и на третий день, после того как вы распорядились его сконструировать и передать на завод. Мы, кстати, заявку на изобретение оформляем, предлагаем вам войти в соавторы, вы же участвовали в обсуждении предлагаемой технологии на заводе.

Костенко, оторопев, рассматривал чертежи, потом справку с завода, он явно был крайне удивлён. Я понял, почему, – я был первый человек в его жизни, выполнивший данное им распоряжение. Рассмотрев чертёж и тщательно изучив справку, он вдруг спросил:

– Ты, что правда, что ли, на завод чертежи отвёз?

Тут уже удивился я:

– Конечно, Вы же распорядились спроектировать и передать на завод. Вот справка из бюро цеха о том, что они чертежи получили ещё тогда. Вот же дата.

Начальник задумался и вдруг изрёк:

– Вот что я тебе скажу, сынок. Больше для этого завода ни х…я никогда ничего не делай, понял?

Я понял, что наконец-то обрёл отца, и с трудом сдерживая желание броситься на шею министерскому начальнику с воплем: «Папа, где ты был все эти годы!», ответил:

– Не буду.

– Ну всё, ступай.

– А как с изобретением, будете участвовать?

– Нет, не нужно. Иди работай.