Геката

– А где же он?

Я немного помолчал, осмотрел коврики задних пассажиров, на которых липко поблескивала болтовня нашего недавнего попутчика, и сказал:

– Наверное, у Луи.

– Бродяжий ублюдок! – Она вспыхнула и положила ладони на затылок.

Лэйла сказала себе: «Тише, дорогая. Посмотри, как птички пляшут на ветвях, на ветвях. Знают птички песню нашу про тебя и меня. Мы однажды вмести с ними полетим, полетим над деревьями большими. Кто нам запретит?»

Лэйла попыталась успокоить себя, но из этого ничего не вышло, и она стала захлёбываться. Страх забрал у ее тела силы для такого легкого процесса – дыхания. В клёклом скрипе ее трахеи я услышал слова: «Вдохни в меня». Мне уже приходилось ее целовать, поэтому я без колебаний вжался в ее рот своим ртом и вдохнул в Лэйлу Баньяру. Ее грудная клетка расправилась, как воздушный шарик, но потом снова сжалась. Лэйла положила ладони на мой затылок и снова вжала свой рот в мой. Я вдохнул через нос, и отдал ей дыхание. Она все ещё пахла блюдом, которое нужно было есть руками. Хоть оно и было вкусным, но теперь его запах вызывал у меня неприязнь, так как я был сыт. Лэйла стала дышать сама. Очень несмело и хрупко, но сама. «Вызови аптеку, – сказал она, – мне нужен баллон». Я позвонил в СМФ и назвал адрес кафе «Красный слон».

Луи:

«Давайте не будем уподобляться моралистам. Я не лицемер, и поступил по справедливости. Можно назвать это компенсацией морального ущерба. К тому же, откуда мне было знать, что лежит в этом рюкзаке? Может быть, там оказалось бы бесполезное тряпьё или дорожный перекус. В этом случае риск был бы неоправданным. А от кислорода можно словить неплохой кайф».

– У меня нет денег на баллон, – робко сказала Лэйла.

– У меня тоже.

Я ответил таким тоном, которым обычно окрашивают фразу «Мы так похожи!» Вечер все больше походил на свидание, но им не являлся, поэтому мне не было стыдно признаваться в лёгком кошельке. Тем не менее, я вышел из машины и из неловкого молчания. Ветер бесчинствовал, перебирал провода, рвался в окна, качался на фонарях, шумел и гасил зажигалку, которой я чиркал у сигареты. Он принёс скользкие зелёные блики мигалок из-за поворота и вслед за ними появился фургон СМФ. Я поднял руку, и ветер тут же ухватился за неё. Он хотел отвести меня домой. Я хотел, чтобы он отвёл меня домой – туда, где нет ничего интересного. Фургон остановился у бордюра и стекло водительской двери опустилось прямо передо мной.

– Здрасьте! Чем помочь? – На бейджике было написано: «Тайт Слинкер. Служба Мобильной Фармацевтики», – вам бы двигаться в туннель, мистер. Ща грянет.

– Да… – потянул я, оценивая крепкость швов и плотность ткани униформы Тайта Слинкера, – Мне нужен кислородный баллон…

– Порция, мистер? Литр? Пять литров? Двадцать?

– Литр.

Тайт Слинкер змеино скользнул в кузов фургона – внутри был проход прямо с водительского места, точно, как в самолёте.

– Литра нету, мистер, – крикнул Тайт из глубины фургона, – пять или двадцать?

– Пять.

Он вернулся на водительское сиденье, держа аккуратный блестящий баллон в вакуумной упаковке, и сказал:

– Пятьдесят-девять-девяносто-пять. Налик или карта?

– Карта.

Шестьдесят баксов за каплю сжиженного кислорода. Деньги, сделанные на болезнях. В открытом окне водительской двери показался терминал для оплаты, сжимаемый напряженной рукой, и я вцепился в жилистое запястье Тайта Слинкера. Через тридцать шесть часов я должен быть на работе – верстать инструкции для бытовой техники.

– Ты чо, дядя? – Рявкнул Тайт Слинкер.

Моя вторая рука сжалась на крепком плотном воротнике его униформы, а одна из ног – не помню какая – уперлась в дверь фургона. Все вместе – мозг, надпочечники, мышцы, глаза – они действовали сообща, они изъяли Тайта Слинкера наружу, они помогали мне помочь Лэйле. Тайт Слинкер вывалился на асфальт и ухватился за колено. Вокруг пальцев его руки – не помню какой – блеснули четыре кольца. По одному на каждом пальце. Я не знал что делать дальше совсем недолго – всего одно мгновение, развеянное прыгающим и волнующимся вокруг нас ветром. Я не знал что делать дальше до тех пор, пока не понял, что четыре кольца, обрамлявшие пальцы Тайта – это кастет. Мозг, надпочечники, мышцы, глаза – все они бросились на руку с кастетом и повлекли меня за собой, и я последовал их зову. По счастливой случайности Тайт Слинкер оказался худее и хрупче меня. Он кряхтел, рычал и рявкал на мокром асфальте, а потом вдруг завопил:

– Эй! Эй! Уоу! Смари туда!

Его вторая рука, свободная рука, рука без кастета, была устремлена в сторону моей машины. Несмотря на стычку и возню, я продолжал чувствовать, где она находится так же, как вы продолжите чувствовать где находятся ваши конечности даже если окажетесь в темноте и невесомости. Передняя пассажирская дверь была открыта, и Лэйла Баньяра судорожно дергалась на коленях и соскабливала с себя одежду. Я не слышал ее из-за ветра и грохочущего под барабанными перепонками пульса.

– Она задыхается!

– Твоя девчонка? – спросил Тайт Слинкер. Он вывернул шею и смотрел на извивающуюся Лэйлу Баньяру.

– Моя.

Я не знал, говорю я правду или лгу.

– Слезь нахер, – сказал Тайт, – я возьму баллон.

– Отдай мне кастет.

– Слезь, болван, задохнётся девка!

Тайт Слинкер:

«Даже не представляю, чем я заслужил попасть в СМФ! Серьёзно, мне много чем приходилось заниматься в жизни. Замешивал тесто в пекарне, развозил газеты, крыши латал. На голяках даже пытался работать официантом в „Красном слоне“, а тут такая удача. Не знаю, что здесь самое лучшее – целыми днями кататься по городу, базарить с кем ни попадя или сталкиваться с разными чудаками. У нас их принято называть „клиентами“. Все больны по-своему, да? А, к тому же, еще и деньги платят, ну! Зуб даю, когда этот парень меня схватил, я понял, что сейчас-то моя копилочка пополнится еще одной историей. Обожаю!»

Ветер подгонял меня в спину, когда я бежал к Лэйле. Ее пальто блестело подкладкой в стороне. Блузка приняла вид ветоши и лоскутов и не скрывала белья. Лэйла задрала юбку и рвала колготки.

– Лэйла, перестань!

– Нет, я могу… дышать… через кожу, – она говорила сквозь тугие свистящие вдохи, – слышишь… какой ветер?

Тайт Слинкер приближался к нам из темноты мягкими прихрамывающими прыжками, как уличный голодный кот. Он опустился на корточки рядом с Лэйлой и дал ей пластиковую маску кислородного баллона.

– Меня зовут Тайт, – сказал он.

– Ага, – ответила Лэйла.

– Чо ты не объяснил? – Спросил меня Тайт Слинкер, – я бы помог. Мы все в одной каше варимся.

– Ага, – сказала Лэйла.

Она не верила бескорыстию Тайта, потому что знала, что все добро воздаётся, а зло – карается. Она верила мне, моему мозгу, надпочечникам, мышцам и глазам. Я закрыл пассажирскую дверь машины, поднял пальто Лэйлы, набросил ей на плечи и снова сел рядом с ней на тротуар.

– Нужно ехать, ребята, – сказал Слинкер.

Он показал в сторону желтого зарева на севере. Вместе со светом до нас доставали длины низкочастотных волн. Там играла музыка.

– Это Бенни Бенасси? – спросил я.

– Ага, – сказала Лэйла.

– Ветер уже сыреет, – сказал Тайт Слинкер, – езжайте за мной. Мало ли что ещё пригодится.

– Ага, – сказала Лэйла.