Геката
Альберт Олегович Бржозовский
Баю-баюшки-баю, не ложитесь на краю. Придёт серенький волчок и найдёт способ вторгнуться в Ваше самое сокровенное и уязвимое пространство – сон. Книга содержит нецензурную брань.
Геката
Альберт Олегович Бржозовский
© Альберт Олегович Бржозовский, 2025
ISBN 978-5-0065-3080-5
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Глава 1
Она сказала: «Вот подумай, вернуться на двадцать лет назад, имея в голове все, что есть сейчас. Прожить снова до сегодняшнего дня, и вспомнить вообще нечего будет». Она сидела, поджав ноги, и перебирала пальцами. Ее звали Лэйлой, ей было двадцать семь лет, и она выглядела именно на этот возраст.
– Лэйла, – сказал я ей, – я отвезу тебя в твой родной город.
– Ну, – она немного смутилась и зарозовела, – нет. Я бы хотела посмотреть на него. Но оказаться внутри – нет. Представляешь, сколько ножей разбросано по этому городу? Должно быть, один из них – мой. Ждёт, когда сможет войти в мою плоть.
Мы сидели нигде. Это такое место, которое не запоминается из-за неважности, потому что важнее, с кем. Лэйла Баньяра. Мы ютились на изогнутой под форму тела скамье, но сидеть на ней было неудобно, поэтому Лэйла поджимала ноги – искала позу.
– Я не могу там спать, – сказала она, – к тому же, они все еще экономят электричество. Уже все вернулись к нормальной жизни, а там как будто время застыло. А стены? Да, это монумент перенесенным тяжбам и все такое, ну, героизму простого человека, но угнетает он страшно. Их видно отовсюду. Город прекрасен снаружи, но если смотреть изнутри, ничего, кроме уныния и желания выбраться он не вызывает. Настоящее произведение искусства. Ты же не лезешь в головы к писателям и художникам, а просто слушаешь музыку и читаешь книги. Вот и я не хочу лезть внутрь. Хочу просто посмотреть со стороны. Когда выезжаем?
Лэйла Баньяра:
«Вы бы только видели, как робок и искренен он был. Почти до смешного. Но что-то все равно подкупило меня. Иногда случается – во время того, как смотришь кино или слушаешь музыку, например, – вроде ничего особенного, так, на разок… А потом вдруг понимаешь, что тебе уютно. Или спокойно. Или что бы то ни было – и хочется вернуться и послушать еще раз. Поверить и открыться. Вот и в нем было то же самое. Может быть, ни с кем другим я и не поехала бы. Теперь уже не узнать».
Я не думал, что она согласится. Мы с Лэйлой Баньярой не были любовниками, парой или друзьями. Мы просто одиноко бродяжничали по своим маленьким мирам и иногда встречались на улице, потому что в наших личных маленьких мирах были пересекающиеся тропинки.
– Мне нравится с тобой говорить, – сказал я.
– Почему?
– Ты говоришь не о том, о чем говорят все.
– Ну, люди любят других за то, что любят эти другие.
Лэйла пожала плечами и подтянула воротник пальто к скулам. Я уже почти не видел ее лица, и оттого очень хорошо ее слышал. Вокруг не было никого. Где-то гудела мобильная аптека.
– Мы бы могли просидеть так десять миллиардов лет. Знаешь что? Видел, как в кино друзья договариваются пожениться, если не найдут себе пару до сорока?
– Нет.
Конечно, я видел. Но меня пугало то, в какую сторону развивается ее мысль, и я отрицал все.
– Давай договоримся о том, что когда мы умрем, и станем чистой энергией, вернёмся сюда и будем здесь? Посмотрим, чем это все кончится.
– А если мы не умрем?
– Тогда все равно придём сюда. Думаю, лет через двести нам жутко наскучит все это дерьмо. Не будет разницы – быть всегда тут или в разных местах. Вечная жизнь не так уж прекрасна. Как цель – интересно, потому что кажется недостижимой, но если этой цели достигнуть – то что?
– Пожмём руки?
– Я что тебе, деловой партнёр? Давай лучше поцелуемся.
И мы поцеловались. Это было очень приятно, но естественно, в порядке вещей. Как лечь в чистую постель после большого трудового дня.
– Ладно, я ещё хотела успеть посмотреть на проституток у дороги до отъезда. Пойдёшь со мной? – Спросила Лэйла.
– Нет. Я пойду домой. Съем что-нибудь. Ещё машину надо заправить.
Лэйла сказала мне адрес и попросила заехать за ней через час. Она не оставила мне своего номера телефона и выбора, но ни то, ни другое мне было не нужно. По дороге домой я видел прекрасные мечты и слышал прекрасную музыку. Поле зрения затянулось виньеткой, проявляющей реальный мир – огромный и чистый. Я знал, что он таков, но уже давно не видел его таким.
Около моего подъезда маленькие – по размеру, а не возрасту – япошки курили опиум. Они все были одеты в идеальные, почти гладкие костюмы и вызывающе-белые рубашки.
– Вы к чему тут столпились? – спросил я.
– Пазаласта, идти своей дорога, дорогой друк. Спасибо. Спасибо.
– Поделитесь?
– Мы строить будусее. Мы устали. Мы давно не были дома. Пазаласта. Спасибо.
– Вы жадные ускоглазые морды. Хотите чаю? Я тут живу, могу вынести вам в термосе.
За кожистыми щелками век их глаза выглядели огромными, потому что отражали весь свет уличных фонарей, и излучали собственный, внутренний. Свет безмыслия и отдыха. Маленькие япошки не понимали, почему этот хмурый европеоид грубит им и предлагает угощение в одной фразе. Они молчали. Я открыл дверь в подъезд и поднялся домой пешком. Лифт выглядел неприветливо. Дома не было ничего интересного. Дома и не должно быть ничего интересного. Там должно быть спокойно. Но я не хотел спокойного, поэтому наскоро поел и поехал к Лэйле по адресу, который она мне дала. Там не было жилого дома. Там вообще не было ничего, кроме неё и таблички с адресом. Больше я ничего не видел. Лэйла ела большой разваливающийся сэндвич, причмокивая и подмазывая мизинчиком соус из уголков губ. Я стоял молча и смотрел, как она ест. Она иногда улыбалась мне, но я думаю, что она улыбалась тому, что сэндвич был очень вкусным.
– Хочешь чаю? – Спросил я.
Я взял с собой термос, чтобы отдать его маленьким япошкам, но когда вышел из дома, их уже не было около подъезда. Может быть, они подумали, что я спутал их с китайцами, предложив чай. Обиделись и ушли. Но я не спутал. Просто мне больше нечего было им предложить. Термос лежал у меня в машине.
Маленькие япошки:
«Мы не хотеть много. Только спокойное место, где отдых. Двенасать часов труда. Двенасать! Мы знаем, что обладать работоспособность и ум, и поэтому нас любить на производстве. Мы знаем, что мы гости. Уважать страна. Но, драть это все в горло, почему нельзя проходить мимо без слов? Иди своя дорога, пока она есть! Молча! Мы искать немного молчания в районе, где спать. Все спать! Пей свой чай сам, любопытная сабака!»
– У тебя есть чай? Хочу, – сказала Лэйла.
Она положила рюкзак с кислородным баллоном на заднее сиденье моей машины, и мы сели внутрь. Я налил чай. Запахло цветами и теплом, и этот запах сразу связался с Лэйлой. Я ещё никогда не оставался с ней один на один в столь замкнутом пространстве. Ее латиноамериканский профиль смуглел перед окапленным стеклом, за которым плавал туман.
Либо все на этом свете – чудо, либо чудес не существует вовсе, мистер Эйнштейн.
Через час молчаливой дороги мы подобрали попутчика. Он плёлся по обочине – хилый, сырой и слабый – и неловко держал левую руку навесу. Лэйле стало жаль беднягу, а я не боялся поздневечерних бродяг, и он оказался на заднем сиденьи моей машины.
– Меня зовут Луи. Куда вы держите путь? – в голосе было железо и рэкающий акцент.
– В мой родной город, – сказала Лэйла.