– Свинья, честное слово! – оценила продавщица и, почувствовав, что долг перед трезвым посетителем выполнила, устроилась на своём скрипучем стуле.
– Голова болит, Виктор? – спросил вдруг Гомозин.
Витя весь засиял, оживился.
– Болит, брат, – отозвался тот и попытался изобразить на лице гримасу глубокой усталости и истощённости. Виктор думал, что пьёт от огромного несчастья и от несправедливости.
– Чего же пьёшь?
– А как не пить? – спросил Витя почти шёпотом и многозначительно закачал головой.
– Никак иначе – верно, – согласился Гомозин.
– А чего же ты не поддержал меня?
– А мне нельзя, брат. Болезнь страшная. Желудка нет – отрезали.
– Правда? – нахмурился Витя. В нём вдруг появилось какое-то неосознанное отторжение к Гомозину.
– Чего ж мне врать? – говорил серьёзно Егор Дмитриевич, слегка копируя интонацию Вити.
– А как ты… – Недоговорив, Витя указал взглядом на пирожок.
– А у меня баночка привязана там. В штаны зашита, вернее. Так и ем – всё навылет проходит.
– Ну? – расставил руки Витя.
– И такое бывает, друг. Не веришь, что ли? Показать, может? Хочешь посмотреть?
– Нет-нет, – стал отмахиваться Витя, выразив на лице брезгливость, – сиди; дело каждого.
– А то гляди, на старые дрожжи белочка легла. – Гомозин стал откровенно морочить ему голову.
– Чего? – не понял тот.
– Да ты, брат, видать, совсем поизносился. Как спина твоя? Часто стреляет?
– Не шибко. – Витя не смог скрыть удивления. Откуда он-то знать может? «Какой-то большой человек», – решил про себя Виктор.
– Ну бывает, у поясницы скрутит? – продолжал говорить серьёзно Гомозин. – Откуда ж ты знаешь? – не выдержал Витя.
– Оно по лицу сразу видно, – закачал головой Егор Дмитриевич и медленно почесал затылок.
– Правда? Видно? Иной раз знаешь, как скрутит? Не вздохнуть.
– Ну, брат, всё понятно, – понурил взгляд Гомозин.
Виктор нетерпеливо приподнялся на месте, ища глаза собеседника.
– Чего понятно? Что такое?
– Бросать надо синенькую. А то желудок отсекут. Будешь, как я, с баночкой в штанах.
Виктор так и плюхнулся на стул. Он тяжело задышал, уставив мутные испуганные глаза на воротник плаща Егора Дмитриевича.
– Что же мне делать? – спросил будто сам себя Витя.
– Воду пить, – ответил Гомозин, вновь принявшись за пирожок.
– Мне это неинтересно, – с важностью машинально заявил Виктор.
– Вода неинтересна?
– У неё вкус скучный.
– Тебя, значит, друг, сугубо гастрономические качества спирта интересуют? – едва удержался от смеха Егор Дмитриевич.
– Ну не алкаш же я! – оскорбился Витя.
– Ну, это понятно… Не прими за грубость. Не то ты услышал, что я сказал. Но совет тебе дать могу. – Виктор навострил уши. – Значит, есть на Кавказе отличный источник в Ессентуках. Дай-ка вспомню… – задумался Гомозин. – Двадцать первый будто… Да! Двадцать первый. Записывай, чего сидишь? – Егор Дмитриевич разгонял заслушавшегося собеседника активными жестами – тот засуетился, стал стучать себя по карманам. – А, – махнул рукой Гомозин, – сиди, сейчас тебе всё запишу.
Он достал из внутреннего кармана затёртый старый блокнот, вырвал из него листок и стал карандашом выводить буквы и цифры, проговаривая всё вслух.
– Внимательно слушай. Город Ессентуки. Двадцать первый источник. – Он передал собеседнику листок, и тот, бережно свернув его, убрал в карман драных брюк. – Что там? Значит, минеральная вода: на вкус чистый спирт, с головой эффект такой же самый, как с водкой. Но! Полезно, как ничто на свете. Почки вычистит тебе, печень восстановит, голова поутру будет свежая, как ясный день. Я там сам пить бросал.
– Прямо-таки водка? – скептически взглянул на него Витя.
– За кого ты меня держишь? Чего ты меня всё на вранье поймать пытаешься? Не веришь? Так давай сюда листок! – Гомозин сделал нетерпеливый жест рукой. Витя испугался, что у него заберут драгоценную бумажку, и прижал руку к карману брюк. – Ну так чего ты комедию ломаешь?
– Ты, брат, прости, я чего-то… бес попутал… – замямлил глубоко задумавшийся Витя.
– А теперь, Виктор, окажи и ты мне услугу. Я тебе помог, так что помоги и ты мне. Причини счастье. Давай-ка ты вставай и дуй домой отсыпаться. – Витя машинально стал подыматься. – И смотри, ещё раз пьяным увижу – так морду расквашу, что сам себя не вспомнишь! Всё понял?
Витя молча подошёл к Егору Дмитриевичу и крепко его обнял. Гомозин похлопал его по спине и сказал:
– Ступай-ступай…
Витя вышел из кафе, на ходу одобрительно махая рукой Егору Дмитриевичу. Как только дверь закрылась, продавщица улыбчивым голосом сказала гостю:
– Как вы его хитро!
– А вы тоже хороши! – грубо отозвался на похвалу разгорячившийся Гомозин.
– Чего? – растерялась женщина.
– Чего же вы ему льёте, как коню? – Он повернулся на стуле, чтобы видеть её краснеющее лицо.
– Ну разве могу я не налить? – всё больше терялась она, ведь Гомозин сам попросил её налить Вите. – Меня же уволят!