Гомоза

– Ты чего, Егор, обалдел? – грубо спросил он.

– Это у меня нестабильная психика, – всё продолжала оправдывать Егора Дмитриевича Людмила. – Он ничего не сделал. Просто рассмешил.

– Рассказал страшную историю, каюсь, – сказал Гомозин, обращаясь к Свете. – И уже сто раз извинился и двести раз проклял себя.

– Что за история? – спросила Света.

– Про массажиста… – начал было говорить Егор Дмитриевич.

– …и про боли в спине, – закончила за него Люда.

– Точно всё хорошо? – спросил её старик. – А то мы быстренько перевоспитаем. – Было видно: он сильно охмелел.

– Всё прекрасно, – убеждала Люда. – Вы кушайте лучше мясо, пока не остыло. Давайте я вам положу.

Гомозин выпал из обсуждения и задумался. Семья, сперва показавшаяся ему крепкой и сплочённой, по-видимому, была таковой только номинально. Люда, выглядевшая заботливой матерью и доброй хранительницей очага, на деле скрывала грязную тайну от своих родных и, видимо, с каждым днём сокрытия становилась всё психопатичнее, подозрительнее и всего боялась. В детстве, когда он следил за тем, как Миша её обнажает, Гомозину казалось, что она идеал чистоты и женской нежности; теперь же этот образ трансформировался в грязную гедонистку и лгунью. По всей видимости, у неё было много мужчин, помимо Миши, раз она не помнит внешности любовника. «Зачем, – думал он, – стоило связывать себя союзом с мужчиной, которого, по-видимому, не любишь, и обрекать тем самым на несчастье его, себя и будущих детей?» Егор Дмитриевич, конечно, не знал и не мог знать подробностей их отношений, но ему казалось, что она коварно обманывает бедного Мишу и бедных детей, и ему становилось жалко и детей, и Мишу. Миша был добрым человеком, который, по-видимому, желал своим близким счастья, а она от этого счастья отказывалась. Гомозин пытался отогнать от себя эти мысли, которые, как он сам понимал, были навеяны ему водкой и парой слов, брошенных пьяным человеком (к тому же он мог не так эти слова понять), но ему почему-то казалось, что мысли эти были справедливы. В конце концов он укрепился во мнении, что справедливыми ему эти мысли показались лишь потому, что он давно затаил обиду на эту девушку, не ответившую ему взаимностью на невинную детскую любовь, о которой она и не догадывалась и из-за которой её ухажёр сломал ему удочку. И Гомозин посчитал себя глупцом и мерзавцем, поставившим крест на человеке из-за своих детских обид и комплексов.