Хроники Арли. Книга 2. Кто я?

– Ведьма… ведьма…

Мне показалось, или женские голоса перевешивали мужские?

Приглядевшись получше, я обнаружил, что незнакомка не в лучшей форме. Следствие изрядно над ней потрудилось. От ее былого наряда остались лохмотья, на щеке чернела царапина, а на обнаженном плече остался кровоподтек. Но она словно не замечала толпу, величаво ступая навстречу своей судьбе. Я вздрогнул: только сейчас я вдруг до конца осознал, что оказался в другом времени и на чужой планете. Мужчины могут убивать друг друга, нас можно жечь и пытать железом, нас можно бить и унижать, но ведь и мы можем дать сдачи. Что в состоянии сделать девушка против такой толпы? Я не знаю, может, она ела младенцев и запивала их кровью, но вот так, найти свою смерть на костре… А может, я всюду не прав, потому что до сих пор не встречал на пути свою ведьму, которую без сожалений поволоку на костер? Вспомни, Иан, в каком ведомстве тебе предстоит работать…

Конвоиры откровенно ее боялись, об этом буквально кричали их ауры, но в самом центре этого чувства клубилась жирная точка – ненависть. Они не только тряслись от страха перед ведьмой, но и ненавидели ту, что сейчас оказалась полностью в их власти. Когда ты волен что угодно сотворить с тем, от кого тебя раньше бросало в дрожь, ты непременно воспользуешься своим преимуществом.

Я перевел взгляд на девушку, первый взгляд оказался обманчивым: я не смог определить, сколько ей лет. Секунду назад я принял ее за ровесницу, а сейчас она показалась мне гораздо старше. Колдовство? Или просто женские чары?

Она подходила к тому месту, где стоял я, все ближе и ближе, и только сейчас мне пришло в голову, что не видно ее эмоций. Воздух над ней оказался девственно чист. Она не просто ничего не боялась, вовсе нет, в ней действительно не было чувств. Словно она уже умерла. С таким эффектом я тоже раньше не сталкивался, вполне возможно, ее накачали наркотиками, чтобы не устроила что-нибудь напоследок.

В какой-то момент я понял, что ее шаги словно перезапустили мое сердце. Это чувство оказалось столь неожиданным, что заставило меня вздрогнуть. По мне словно прошлась волна, будящая ото сна, отрезвляющая, заставляющая шире раскрыть глаза. Где-то в глубине просыпалось чувство, которое я пока не мог описать. В любовь с первого взгляда я никогда не верил, и мне не с чем было сравнить. Одно я осознал: между нами должна быть связь. И эту связь собираются сжечь.

Ноги сами понесли вперёд. Я едва успел втиснуться в накатывающую, как волна, толпу, оказавшись в самой ее середине. За мной каменной ловушкой смыкались люди. Даже несмотря на двойную защиту, до меня долетали обрывки эмоций, и мне приходилось расталкивать их, прикладывая дополнительные усилия. Это сбивало с мысли, мешало оценить ситуацию.

Нас волокло к вершине холма, и мне ничего не оставалось, кроме как спешить вместе со всеми, чтобы не оказаться под ногами толпы. Подняв раз глаза, я больше наверх не смотрел: та самая туча схлопнулась над головой, и мне стало страшно, что ее вид может лишить меня тех невеликих сил, что у меня оставались.

Вокруг бурлило море людей: недовольные, злорадные, перекошенные от ненависти лица. Мужчины и женщины, в одинаковой степени затаившие недоброе, и теперь эти чувства выплеснулись на их лица, ничем не сдерживаемые, словно именно в эту минуту больше не нужно соблюдать приличия, отринув в сторону все человеческое.

Нас провожали такими взглядами, что мне все больше представлялись опрометчивость и безрассудность моего поступка. С одной стороны, я чувствовал связь с этой девушкой, которую вели на костер. Пленницу дергали из стороны в сторону за верёвку, как будто ее величественная походка оскорбляет достоинство ее конвоиров. Я ничего не мог поделать со своим ощущением, будто эта связь крепнет с каждой секундой. С другой стороны, моя часть, отвечающая за рассудок, все громче умоляла прийти в себя, опомниться, ибо потом может быть поздно.

Несмотря ни на какие мысли, я продолжал шагать вместе с процессией, затесавшись в задние ряды. Надо же, а я ещё считал себя здравомыслящим человеком. Рисковать ради неизвестного человека? И чем? На кону ведь не деньги, а кое-что более ценное. Тем не менее противиться силе, толкавшей вперёд, я не мог. Ближе! Нужно подобраться ближе!

Тут будто кто-то переключил каналы, и в девушку, словно камни, полетели проклятия. Но и это не лишило ее хладнокровия, она по-прежнему шла дальше, влекомая путами, и сбивала шаг, лишь когда ее конвоирам начинало казаться, что это их ведут на костер.

Мне давно стало страшно. Будь у меня во рту деревяшка, я, наверное, с лёгкостью ее перекусил, а так лишь скрипел зубами. Не знаю, сколько длилась дорога, – мне показалось, что даже вечность для этого слишком мала, – мы очутились на самой вершине. Здесь, вопреки ожиданиям, могло вместиться довольно прилично народу, холм наверху оказался плоским, как будто специально подготовленным для такого рода зрелищ и представлений.

В самом центре стояла странная конструкция, собранная из бревен, одно из которых концом упиралось в небо. И все это ради одного человека?! Да здесь можно сжечь полдеревни! Квадратная площадка была размером с хорошую сцену, на которой без стеснения провела бы концерт любая из известных мне групп. Туда-то ее и вели.

Подталкивая тупыми концами копий, девушку затолкали наверх по лестнице, размер которой не слишком-то подходил для такой площадки. Вдобавок на ней отсутствовали перила, так что подниматься следовало вдвойне осторожно. Впрочем, копейщиков вряд ли интересовала чья-то безопасность, кроме их собственной, а девушка неожиданно грациозно взлетела по крутым ступенькам, как будто поднималась на подножку украшенной золотом кареты, а не на эшафот.

Следом, кряхтя, забрался грузный, пожилой дядька в длинной рясе. Он недовольно зыркал по сторонам, поддерживая полы одежды, за ним полезли те самые ребята с копьями, вот кому опасный подъем оказался совсем нипочём: они улыбались и сыпали шуточками, правда, слов было не разобрать.

На площадке их уже ждали. Такой же человек в рясе, но гораздо моложе и явно ниже по рангу. Может быть в таком селе инквизитор? К стыду своему, я об этом не знал и спросить не успел, да и в другое время вряд ли бы мне пришло в голову об этом поинтересоваться. На кой лишняя информация? Теперь жалеть было поздно, а спрашивать местную публику – значило привлекать излишнее внимание: кто его знает, к чему приведет любопытство?!

Тем временем оба священника повели несчастную к вертикально установленному шесту. Она и не думала сопротивляться, ступая с такой улыбкой, будто ее провожают на бал. Я невольно восхитился выдержкой пленницы, а с другой стороны, что она могла сделать? Вокруг толпа народа, не убежать, не спрятаться. Разве что можно наколдовать что-нибудь убойное напоследок. Она же как-никак ведьма?!

Если это случится, позиция может оказаться небезопасной: я фактически прижат к сцене, благодаря своим усилиям пробившись к самому краю помоста, который оказался мне по шею. Впрочем, мысль мелькнула и исчезла, всем моим вниманием завладело происходящее.

Странно, но желающих взобраться на помост я больше не видел. С вызовом поглядывающие на толпу парни с копьями остались практически без работы. Они расхаживали по кругу, покрикивая на самых ретивых, иногда с угрозой потрясали оружием, но большего и не требовалось. Народ не то чтобы успокоился, вовсе нет, он замер в зловещем предвкушении. Все внимание толпы обратилось на пленницу. Вряд ли тут жгут женщин каждое воскресенье.

Я пребывал в смятении. Ощущение, что наша встреча отнюдь не случайна, глодало меня все сильнее. Что-то внутри требовало действий, разрушения зловещих замыслов, я был уверен, что должен вступиться за женщину, но все это вместе противоречило нарастающему чувству самосохранения, которое вязало язык и опускало руки. Как быть?! О, Господи, дай мне решимости! Я, наверное, первый раз за всю жизнь обратился за помощью к высшим силам.

Тем временем священники довольно уверенно закрепили пленницу у столба, и по их знаку из толпы, окружающей сцену, вылезли трое и принялись затаскивать наверх приготовленный заранее, связанный в аккуратные вязанки хворост. Вот и дровишки – дело точно идёт к развязке.

Если и предпринимать что-то, то нужно делать это сейчас. Я закрыл глаза: решаться или же отступить?! Жить ей, или мы умрем вместе? У меня еще оставался выход, хоть я и поклялся себе больше не умирать, но все-таки для меня это не фатальная смерть. Пленница же умрёт окончательно, и я ее потеряю. Но вспомнив, к чему приведет смерть, я отогнал эти мысли – повторения пройденного мой разум просто не выдержит.

Ну же!

Я выбросил вверх руку, чтобы привлечь внимание священников, хоть пока и не знал, что говорить. Пусть опять будет экспромт, хоть это и последнее средство, к которому следует прибегать, если речь заходит о жизни и смерти.

В следующий момент мой единственный глаз заметил ЕЕ. Я застыл на месте с распахнутым ртом, так и не успев вытолкнуть из себя ни слова. Она стояла справа, метрах в семи от меня, и спокойно смотрела на эшафот, в ее глазах я не увидел ни капли тех чувств, что творились и изливались вокруг, только спокойствие и уверенность. Неброское платье нисколько не выделялось в толпе, платок, небрежно наброшенный на голову, тем не менее полностью укрывал волосы, собранные на затылке в упругий пучок. Правильное лицо не выдавало волнения, а на губах играла едва заметная глазу улыбка. Она не смотрела по сторонам, ее взгляд был устремлен на несчастную, которая спокойно принимала свою скорую участь, и в точности такая улыбка повторялась на лице девушки, прикованной к жертвенному столбу. Я ещё больше разинул рот, ибо не только улыбка, но и взгляд, и даже глаза – все в ней указывало на общую кровь, как если бы первая приходилась сестрой второй.

Я моргнул: такого точно не может привидеться и во сне! Я видел перед собой двух одинаковых женщин, только одну вот-вот должны передать жаркому пламени, а вторая с улыбкой наблюдает за творимым бесчинством! Как уместить в голове?! Ведь они явно сестры, такое сходство не представлялось мне без родства крови. Как можно отдавать на смерть человека, который тебе всех родней?

Должно быть, от удивления и возмущения я потерял голову и стал проталкиваться прямо к ней. Мысль, не дававшая мне покоя спокойно смотреть за казнью, наконец оформилась в голове: нужно немедленно разобраться, почему лишь одной из них гореть на костре, тогда как вторая с улыбкой будет на это смотреть. Я должен выяснить это прямо сейчас! Чувство неправильности происходящего накрыло и обернулось против меня. Меня, наконец, заметили.

– Колдун! – взвизгнуло рядом.

– Карлик! Урод!

– Я видела, как он колдовал!

Моему отчаянному желанию оказалось не суждено исполниться: я не дошел до цели двух метров. Сначала толпа расступалась, как море отходит в отлив, – страх перед неведомым колдуном на миг сделал то, что не в силах сделать ни одно оцепление. В следующее мгновение пришёл откат: люди качнулись обратно, жажда отомстить за минутную слабость пересилила страх. Задние, как обычно, подзадоривали передних. Я оказался зажат так, что не пошевелиться. Ко мне потянулись руки.

– Держи!

– Он бежит!

Множество пальцев вцепились в мою одежду, словно щупальца безумного чудища. Да это и было то самое чудище – толпа, не знающая ни жалости, ни раскаяния. Меня скрутили меня по рукам, я понял, что влип, а вокруг разразилась самая настоящая буря.

В глазах потемнело от боли – люди вокруг не отличались манерами, меня довольно бесцеремонно выбросили на сцену, словно огромный великан пожевал и выплюнул свою жертву. По-моему, краткий миг пребывания в толпе не прошёл даром: мне успели пересчитать ребра, жаром наливалось лицо, и раскалывался от чьей-то крепкой руки затылок. Заодно пострадала моя защита от наведенных эмоций – толпа практически разорвала одну из сфер.

Итогом полета оказалась повязка, сорванная с головы, и толпе открылась пустая глазница во всей ее красоте. Мир вокруг ахнул множеством голосов.

– Одноглазый колдун!

– Видно, его уже жгли, да не дожгли!

– Так мы сейчас!

– Давай его!

– На костер!

– Он пришёл за своей ведьмой, вот пусть ее и получит!

Дело принимало совсем скверный оборот, запахло жареным. Я сцапал повязку, которую толпа выплюнула следом за мной, и, не обращая на боль в груди, вернул ее на прежнее место.

– Зачем ты пришёл, колдун?! – прозвучал сзади хриплый голос, и я немедленно развернулся.

Мне в лицо уставилось несколько копий. Лица людей выражали не только испуг, но и решимость. Вот теперь я вляпался по-настоящему. Кроме копейщиков, на меня с настороженным ожиданием взирал пожилой священник, в глазах которого не было ни капли страха, в отличие от его подчиненного, который поглядывал из-за плеча старшего с опаской.

– Ты пришел за своей слугой?! – нехорошо улыбнулся священник. – Если так, меня изумляет твоя самонадеянность!

– Я не колдун! – ответил я и сам понял, что голосу не хватает твердости. Что для семнадцати лет вполне объяснимо, но для того, чтобы вывернуться из ситуации, может и не хватить аргументов. – Я приехал в деревню вместе с главным инквизитором Полем.

Священник склонил голову набок и изобразил удивление.