Рот-то один, как глазенки ни разевай!
Не запряг, не понукай.
Рисуй улыбу во всю харю.
Ладно не тушуйся, да шучу я, па?ря.»
– Да, дорогой, это как посмотреть. Если эти нули – ноль заболевших и ноль умерших, то в сумме это будет сто миллионов счастливых людей, а то и побольше.
– Постой, погоди, «помедленнее, пожалуйста, я записываю». Что-то у тебя тут арихметика хромает?
– Здесь простая арифметика не справляется, когда речь идет о жизни и смерти, дорогой.
А есть люди, такие ловкачи, те что цифирки нам рисуют, да ничем не рискуют. А мы им верим, олухи.
– Та, кто же им верит? Не смеши мои боты «прощай молодость».
– Тем более или тем не менее. Вот спрошу попутно, если бы я тебе трижды пообещал дать трешку до получки и трижды соврал, ты бы…
– Ровно двадцать семь.
– То есть, поясни?
– Туповат ты братец. Трижды девять – двадцать семь.
– А, в этом смысле? Все равно не понял. Ведь должно быть девять? Ну да ладно, как говорил Гамлет.
– Я бы тебя уже после первого раза, «вот этими ворами и грабителями» отп@@дил, мама не горюй!
– Вот и пральна, я бы тоже… перестал с тобой общаться. А ты, оказывается, Шекспира тоже читал?
– Да боже ж мой. Как там у Ляксандра Сергеича? Мы все читали понемногу. Особенно когда запор. «Это ж глыба, матерый человечище». Так кажись в анекдоте? Кто ж его, Вильяма нашего, не читал? Или это про Льва Толстого?
– Ага, спроси лучше, кто его чита?л? И что еще за шуточки санфаянсовые, когда речь идет о великом барде эпохи… это… Возрождения? – спрашиваю его.
– Вот только целку из себя строить не надо, ладно? Ты еще в херрасмент поиграй в эпоху постмодурнизму. А? Как тебе? – выпалил Петрович, сидит, смотрит на меня ошалело и сам себе удивляется. Даже протрезвел, вроде как.
– Откуда ты слов таких понабрался? Ты же щас в ЖКХ подрабатываешь, да?
– Не подрабатываю, а работаю. Это вы, антиллигенты привыкли начальству подмахивать. Так там заборов знаешь сколько? Пока их все закрасишь, такого насмотришься. Там даже Бродский недавно был нарисован, но не долго провисел. А вообще, кругом ж опа, но слова такого нет. Как художник филолоху, тебе говорю.
– Да, полностью с вами согласен, коллега. У нас тоже собственная гордость есть, так что подмахивают все, а ты сам из себя не строй… в общем ты понял. Вернемся к моему тезису.
– Шмезису.
– Что, Петрович? Не понял…
– Тебе бы всё понимать… Понималка сломаетЬся. Поясняю для особо одаренных, – не парься, это шучу я так. Блин, это просто рифма. И эти люди мне про ум говорят!.. В носу ковыряться запрещают.
– Петрович, а я ведь тебя всю жизнь недооценивал, прости великодушно, дурака-математика.
– Это у вас камень в аут, называется? Или как? Я без зубов не выговариваю.
– Не, это другое. Причем здесь каминг аут. Просто я перед тобой по старому знакомству извинился.
– Извиняю. Так ты говоришь ноль заразившихся и ноль умерших? Да, это было бы счастье. Тут только дурак или сволочь станет спорить. Так, о чем твоя мысля? -то была?
– А мысль моя о том, что нули разные бывают. Может быть и ноль совести, и ноль ответственности. А в сумме это может обернуться миллионами больных, умерших, несчастных.
Кому чума, а кому – мать родна.
– Это, да. А я знаю на кого ты намекаешь. Это толстый такой, буржуин злобный. Вы – антилигенты хреновы, завсегда готовы буржуинам штиблеты вылизывать, за толику малую. Что, скажешь не так? А они всем кагайлом на нас бочку катят. Мы живем не сладко, так мы же еще и виноваты? Вон как сразу все на нас окрысились, они же все против нас, дальше хуже будет, вот увидишь, помяни мое слово. Они ведь специально свои сыры вонючие делают, чтобы мы их тракторами… Что, скажешь, не так? Но мы им еще покажем… э-э, где раки зимуют.
– Ты, Петрович, наверное мультиков про мальчиша-кибальчиша насмотрелся? Кстати, до сих пор не знаю, почему кибальчиш там какой-то? Кибальчич был такой, помню, а этот причем?
– Мне пох, чего ты там не знаешь, я свое наследие хорошо знаю и ни пяди не отдам, даже тебе, земеля.
– Да, наследили с этим наследием…
– Хотите поговорить об этом? Или сразу по уху получить?
– Ладно, брэк. Дай мысль закончить, ок?
– Сказал бы я тебе, но из уважения к людя?м, промолчу. Говори, математик-кибенематик.
– Спасибо. Из сказанного следует, что числа сами по себе Ничто, содержащее в себе тайну, как камень на распутье, как черная дыра с белым карликом или как бесконечная замкнутая вселенная.
– Был бы я умный и наивный, я бы поаплодировал тебе. А так, не пойму, к чему все это ты мне наговорил, набалоболил.
– Был бы я мудрый и гармоничный, я просто промолчал бы или послал тебя нах…, ну ты понял.
– Я тебя быстрее пошлю.
– Вот именно. И тем не менее. Скажу. Тем более, что, когда молчишь, сам себя мудрецом скорее возомнишь. Числа это просто числа, есть не просят. Если ты ноль без палочки, зачем тогда числа?
– Но, но. Сам ты без палочки. Палочка еще есть, хотя и на заслуженном отдыхе пока.
– Да я же не про тебя, узбагойся.
– Сам узбагойся. Я тоже не о том. И это всё, что ты хотел тут мне сказать?
– Нет не всё. Есть еще один важный вопрос к тебе?
– Внимательно.
– Чо? Не понял я, Петрович.
– Ну так один герой фильма говорил, мол слушаю тебя.
– А, припоминаю, похоже, мы все одни и те же фильмы смотрели. А ты не обидишься, Петрович?
– Или сейчас говори, или по адресу пошлю… Но помни, вся прореха в том, шо все эти интиллихенты-опазицанэры хотят меж стульев усидеть. И рыбку съесть, и на кол не сесть, как говорится. А как это сделать? Вот они и ищут нас, быдло деревенское, чтобы нае бать и в рай въехать на нашем горбу.