Дикий утенок. Постмодернистский черный лебедь

Его никто не спрашивал… о чем его? мечты.
Молчанье, – нет точней ответа.

Во сне, волнуясь, плача и любя,
не смею крыльев тонких развернуть.
Я знаю, здесь, мне не узнать тебя,
любуюсь дико и боюсь вспугнуть.
В сетях у времени, во власти мрачных дум,
я открываю мир, молчанье возлюбя,
спокоен, бессознательно угрюм,
в тебе, на миг, я узнаю себя.

У времени в гостях, дышу я неумело,
готов себя терять, молчать под стук дождя,
а бессознательное – Beaujolais nouveau, поспело
невольно образ твой, как время, бередя[29 - Божоле?-нуво? (фр. Beaujolais nouveau) – сорт молодого французского вина.].

    2018

Числа не напасть, да кабы за числами не пропасть

Чумной рассказик в лицах

«А орешки не простые,

Всё скорлупки золотые,

Ядра – чистый изумруд;

Но, быть может, люди врут».

    А.С.Пушкин «Сказка о царе Салтане»

Сидели мы как-то с Петровичем в рюмочной, чай пили с воблою. Это как раз во времена чумы было, если мне память не изменяет. А она может… Она такая. Э-эх!

Числа – это скорлупа?,
скорлупа? – скорлу?па.
Наважденье для ума,
жизь моя – халу?па.

С улицы, как раз чувиха с чуваком под гитарку стенают-плачут, всё кругами скачут:

«Ежли вам приснился слон,
Значит дуешь в унисон, асса!»
«Да мы все сейчас во сне, в медитации.
Боже упаси, психолог, от прокрастинации».

Память-то она такая, как закажешь ей, так и кажется потом. Или позджее гораздо было, не знаю, врать не буду. А и совру, не дорого возьму.

Вон ктой-то снаружи в матюгальник командует:

«Поздже, поздже, … пролам и очкарикам в шляпе в следующий заход. Ждить тя. Проходить тя. Эй-ты, гражданин! Проходим, проходим, проходим.»

Эк, по матюгальнику орет,
телега задом наперед:
«Осади, орясина!
Будет жизь прекрасная».

Не пойму, то ли по-нашему говорят, то ли на каком тарабарском наречии. Хрен его знает. А где его, хрена того, сыщешь? Да и что с него спросишь? Да и хрен с ним.

Я ведь, други, вот об чем, хотел с вами покалякать.
Да не будем лишний раз попусту балакать.
Чтоб потом, как остолоп, олух, простофиля – плакать.
Не достойно разводить нам тары бары, да слякоть.

Мой язык тоже, выкаблучивается под сурдинку,
жигулевское да шкалик, серединка на половинку,
да под желтый полосатик рыбку-вонючку,
дай бох кажному, по три штучки.

Погоди-ка, да гораздо поздже это было, когда уже все пообвыкли к этой кароне, то бишь чуме.

Чтоб её кочергой по коромыслу.
Просрали три года без смыслу.
«Руски с китайсы – братьи навек».
Так завещал нам каждый генсек.

Подарочек, от друзей наших дорогих, то ли младшеньких, то ли старших. Мы без ума, без разума, а они без совести, да себе на уме.

А тут сосед с фисгамонией на завалинке жарит, что есть мочи:
Если чушь творишь и хрень,
Будет морда набекрень.
Приползла «Чума на оба ваших дома»,
отворяй-ка ворота, будем все знакомы.

Помнишь, Петрович, кто это сказал, про чумку-то эту?

Тут Петрович пробудился, глаза мутные… Башку свою богатырскую с кулачок, а кулачок у него с аршин, от столешницы отлепил, да как гаркнет во всю ивановскую, чуть сам в штаны не наложил:

«Нас загнали по халупам,
А в получку всем – зал_упа!»

И снова уронил свою буйну головушку на стол. Лежит, сидя. Улыбается во сне. Посапывает, аки младенец.

Твою же маковку, набекрень! Карона всех на чистую воду вывела. Тут-то мы и распознали друг дружку. Кто друг, а кто – хрен от всех недуг.

Ктой-то напужалси той чумы, а кто-то смотрит, не моргая: «Нету, – говорит, – никакой кароны!» Хоть ссы ему в зенки! Чтоб его перекосило от гонору.

А кто-то и сразу срал во всю прыть на неё, на пандемию хрен моржовый merde stupide[30 - (франц.) глупое дерьмо]. Простите, дамы, за мой французский.