«В Америке меня очень многое восхищает, но, тем не менее, общество добропорядочных рантье меня не устраивает совсем. Общество стрижки купонов – это не моё общество. Своим детям я бы его пожелал, а сам бы поехал куда-нибудь в СССР».
Это заявление вполне логично. Сам Быков полон сил, жизнь на проценты с капитала кажется ему скучной и унылой. Конечно, приятно погостить за океаном, но думаю, что американское гражданство журналисту и литератору по фамилии Быков в Америке никто не предоставит, особенно после его нападок на израильских евреев. А вот дети вполне могут рассчитывать на приют в Соединённых Штатах – почему бы нет? Возможно, что этому способствует и атмосфера в семье Быкова. Конечно, он любитель подшутить, но уж никак не над американцами. В любом случае, декларируемая Дмитрием Львовичем духовная связь двух стран внушает некоторую надежду на то, что общество рантье когда-то перестанет строить козни и станет относиться с уважением к нашим интересам. Однако, судя по всему, этому мешает нынешняя власть, которая упорно не желает следовать советам своего заокеанского партнёра. Кое-кому кажется, что именно поэтому власть надо поменять. У Быкова ещё лет пять назад было совсем другое мнение [164]:
«Мне кажется, что нам не нужно радикально менять власть. Нам нужно научиться самоорганизовываться и выживать независимо от власти, чтобы она нам не мешала. <…> Надо не заниматься постоянной сменой власти, это путь непродуктивный, потому что человек, попадая в такую систему власти, неизбежно перерождается. <…> Жить в слишком тесном контакте с властью, будь то контакт оппозиционный или верноподданный, в любом случае вредно. <…> Во власть попадают те, кто не умеет ничего другого, кроме как давить, кричать, тащить и не пущать. <…> Я за то, чтобы на последний слой, который у нас есть, на действительно мотивированных людей опираться, на людей культуры. Потому что им для того, чтобы мотивироваться, политика не нужна, они сами по себе, своим ремеслом достаточно направлены на добро. Культура – это такое дело, которое приносит счастье. Вот я за то, чтобы людей культуры и науки снова вернуть в элиту. <…> Если массу не учить и не объяснять ей, где чёрное, где белое, сама по себе железная рука рынка никого никуда не приведёт. <…> Общество нуждается и в воспитании так же очевидно, как больной нуждается в лечении».
Прошу прощения за очень длинную цитату, но очень много интересных мыслей вместилось в эти полтора десятка строк. Кроме одной, которая является лишенной логики фантазией: «жить независимо от власти». Впрочем, об этом я уже писал. А вот то, что власть нуждается в людях образованных, людях высокой нравственной культуры – это несомненно. Однако не хотелось бы ограничивать этот перечень исключительно деятелями культуры и науки – тут можно усмотреть попытку дискриминации людей других профессий. Это что ж такое – на писателя Быкова можно опираться, а вот на Навального Алексея Анатольевича, освоившего профессии юриста и бухгалтера, категорически нельзя? В качестве оправдания этого опрометчивого заявления Дмитрия Львовича в эфире «Эха Москвы» замечу, что разговор состоялся за несколько лет до того, как Алексею Навальному пришла в голову мысль реализовать свои способности.
Отдельное спасибо Дмитрию Львовичу за то, что поднял вопрос о воспитании. Мне приходилось уже писать, что слишком уж напуганные люди представляют себе процесс воспитания весьма своеобразно. Им чудится учитель с розгами, а иногда и вовсе вышки с пулемётами – такая вот неприглядная картина. На самом деле всё не так, и Дмитрий Львович это доказал своей работой в частной школе – он действует тонко и умело, не навязывая поднадзорным своих мыслей. Всё гораздо проще: авторитет известного писателя действует похлеще розг.
Теперь обсудим очень актуальную проблему – речь о свободе слова. Слово Быкову [142]:
«Россия – из моих наблюдений – это такая страна, что если ей что-то не нужно, оно здесь не приживается. Неорганичные для неё вещи имеют здесь вид весьма жалкий. Например, российский парламентаризм. <…> Парламентаризм не очень нужен. Наверное, не очень нужны нарочитые какие-то инновационные формы, когда ищут-ищут инновацию, только чтобы показать её народу. <…> А свобода слова нужна, потому что она цветет в России пышным цветом. Все разговоры, что её нет, не стоят ломаного гроша. Мы с вами сидим, разговариваем. И в блогах народ пишет, что хочет».
Пожалуй, сравнивать свободу самовыражения в интернете с возможностями выступления на радио или на телевидении я бы не стал – это понятия несопоставимого масштаба. Ну вот представьте, сидят два журналиста в студии программы «Особое мнение» весьма популярной радиостанции «Эхо Москвы» и мирно беседуют о том о сём, доставляя ни с чем не сравнимое удовольствие своим радиослушателям. А ведь всего лишь года за три до декабря 2009 года, когда происходит этот разговор, Быкову удалось прорваться в эфир «Эха» только благодаря премии «Большая книга», которую он получил за «Пастернака». Так может быть, свобода слова предназначена лишь для лауреатов?
От свободы слова, которой, на мой взгляд, как не было, так и нет – причём не только здесь, но и за океаном – вполне логично перейти к проблеме запрета на профессию [165]:
«Хотя, я вообще, враг охоты на ведьм, некоторая люстрация в стране необходима. Люди, которые занимали крупнейшие, идеологические запретительные посты. Люди, которые занимались гноблением откровенным, неугодных обвиняемых, в судах. Люди, которые занимались прямой ложью на телевидении. Мне кажется, эти люди должны быть попросту лишены права принимать эти должности в будущем. Люстрация – это неизбежное будущее для России».
Я бы ещё добавил к этому списку тех, кто хотя бы раз в жизни кому-нибудь соврал. Если, по мнению Быкова, у нас свобода слова и в этом все равны, какая разница, где сказал неправду – на радио, на телевидении или просто в разговоре за бутылкой пива? Соврал – изволь-ка отвечать! Следует также включить в перечень претендентов на люстрацию всех, кто сморозил чушь в эфире, кто когда-то нагрубил жене, кто не уступил место старику в трамвае. За всё надо беспощадно штрафовать или иным образом наказывать – кого-то отлучать пожизненно от телевидения, кому-то запретить иметь жену, а прочим под страхом уголовного преследования не разрешать пользоваться трамваем – пусть себе ездят на такси!
Теперь позвольте привести два фрагмента из сказанного Быковым в радиоэфире: один датирован июнем 2012 года, а другой – ноябрём следующего года. В обоих случаях речь идёт о диалоге с властью. Читаем первый фрагмент [166]:
«Я не верю в возможность диалога с нынешней российской властью. Она свой диалог ведёт, ведёт его в формате обысков, прямых преследований, разнообразных унижений и клевет, подозрений в связях с Западом и так далее. Ну, хотите вести диалог в таком режиме? Ну, поговорим в таком. Но мне кажется, что фаза диалога миновала – сейчас нужно другое. Я против всяческих противостояний, в том числе и силовых. Сейчас время создания альтернатив».
А вот фрагмент второй – повторю, что это было всего лишь через полтора года [84]:
«Если ты политик, ты должен разговаривать с властью. <…> Господа критики, <…> если бы вы были чуть активнее, наверное, мы жили бы уже в других условиях и в другой стране. Потому что сходить на встречу с писателями и потом писать язвительные комментарии в блогах – это, простите, поведение довольно крысиное: ты уж либо не ходи, либо если ты сходил, не смей отзываться издевательски о тех людях, которые там поставили серьёзные вопросы. <…> У нас люди предпочитают критиковать всех, кто что-то делает, но сами не предлагают никакой абсолютно альтернативы».
То ли ходи, то ли не ходи. То ли разговаривай, то ли молчи. Уж что-нибудь определённое нам бы посоветовал. Кстати, сам Быков не раз предлагал попросту не замечать действующую власть, игнорировать её – это его оригинальная альтернатива. И всё же без поллитры не пойму – так нужно говорить с властью или категорически нельзя? Вот не могу поверить, что Быков тут слукавил, подстраиваясь под ситуацию и следуя такому своеобразному критерию нравственности суждения, как политическая целесообразность. Теряюсь в догадках, но объяснения не нахожу. Неужто опять двойники между собой не договорились?
Кто-то может подумать, что я специально выискиваю в речах Быкова несоответствия, что препарирую фразы, намеренно искажая смысл, что возражаю там, где в этом нет никакого смысла. Уверяю вас – всё совсем не так. А дело в том, что в многословии Быкова есть один изъян, о котором я уже писал: когда исчерпан запас заранее подготовленных красивых фраз и мыслей, приходится что-то на ходу выдумывать, а это чревато тем, к чему и впредь я намерен придираться. Такое у меня неискоренимое желание.
Коль скоро речь зашла о нравственности, конкретнее о том, насколько искренни те или иные из высказываний в эфире, попробуем проанализировать ещё два небольших фрагмента из выступлений Быкова [167]:
«Я борюсь не против чего-то, а за что-то – за внутренне свободного достойного человека, который имеет какую-то шкалу нравственных ценностей. Наша претензия к власти, в сущности, нравственного характера. Нам не нравится нравственность нашей власти».
А вот что Быков говорил всего лишь через год [168]:
«Я вслед за Томасом Манном, который эту мысль впервые высказал в "Романе одного романа", считаю, что большое зло нравственно благотворно, потому что по отношению к нему приходится определяться. Оно приводит к солидарности добра, оно не оставляет добру лазейки и не оставляет ему компромисса».
В свою очередь я, следуя за мыслью Быкова, начинаю кое в чём сомневаться. Если власть безнравственна – это несомненно зло. Но действие этого зла, согласно Быкову, оказывается благотворно, Так, может быть, не следует тревожить это зло своими выступлениями – пусть его благотворное влияние продолжится. А там уж поглядим…
В завершение этого затянувшегося разговора о политике хотелось бы вновь уделить внимание литературе [2]:
«В литературе речь идёт о бессмертии, а в политике – всего лишь о победе или славе. Я действительно не политик. Это скорей печально, что писателю приходится ходить на митинги. Но что делать, если в стране очень мало людей, которым чистая совесть нужна профессионально? А писателю нужна…».
Вот очень сомневаюсь, что нужна. То есть, что нужна профессионально. А потому что, несмотря на всё возрастающее количество писателей на каждую тысячу бессовестных людей, создаётся ощущение какого-то вселенского кошмара. Это если поверить совестливому Быкову.
Глава 14. Кто виноват?
Пора бы разобраться в том, что произошло, почему Дмитрий Львович ударился в политику. Ранее я уже писал, что оппозиционность Быкова благотворно сказывается на рейтингах продаж его произведений. Но здесь попробуем покопаться в психологии. Первым ударом по самолюбию талантливого журналиста стало его отлучение от телевидения. Вот фрагмент его интервью, датированный январём 2013 года [2]:
– Дмитрий Львович, раньше вы активно выступали на телевидении, по центральным каналам. Ваше теперешнее отсутствие на ТВ – это следствие запрета в связи с вашей политической деятельностью?
– Мои программы – "Хорошо, Бы" и "Времечко" – давно закрыты. Как эксперт я появляюсь на "Рен-ТВ" и – реже – на "Культуре". С остальными каналами я и сам не могу сотрудничать – на приглашения НТВ давно отвечаю словами "Вы будете гореть в аду". Они даже и не обижаются.
Надо бы ещё добавить, что исчезла с экранов телевизоров «Картина маслом», которую Быков вёл на Пятом, питерском, телеканале. Не видно Быкова и на многочисленных ток-шоу. Могу предположить, что на центральные телеканалы его давно перестали приглашать, но Дмитрий Львович делает вид, что сам отказывается. Пусть будет так – это дела не меняет, ситуация и впрямь грозит материальной катастрофой. Года три назад Быков жаловался на жизнь, даже не догадываясь, что дальше будет только хуже [155]:
«Не знаю как вам, но мне значительно труднее стало жить и работать за последние годы. Ну, просто и денег меньше, и всё дорожает, и меньше возможностей для работы, и скучнее просто, тошнотворней, нет перспективы».
Когда проблемы обостряются, кто-то может дойти и до истерики, другой готов свести даже счёты с жизнью. Всё это печально, однако я мог бы в какой-то степени огорчение Быкова понять. Потому что, и в самом деле, нужна человеку перспектива. А то ведь сначала премии вручают, чуть ли не носят на руках – и что? Вот предложили бы пост министра культуры или, на худой конец, руководителя Первого канала, тогда было бы гораздо веселее. Не сомневаюсь, что каждый месяц нас радовали бы очередной телепремьерой – то экранизацией «Остромова», то что-нибудь соорудили бы из «Орфографии». Да я бы обеими руками голосовал – уж так мне надоели все эти скучные мелодрамы и детективы с безликими персонажами и беспомощными диалогами.
Но всё это пока из разряда несбыточных фантазий. Поэтому Быков и признаёт, что стимулов к работе – кот наплакал [169]:
«Современная российская власть делает всё, чтоб людям не хотелось ударить палец об палец. Потому что всё могут отобрать. <…> При такой власти не очень хочется жить и работать».
Но как же он докатился до увлечения политикой? Вроде бы стимула работать нет, а вот сотрудничать в Координационном совете оппозиции почему-то хочется. Тут наблюдается что-то похожее на плавное перетекание одной профессии в другую – не вполне востребованный Быков-журналист уступает место Быкову-политику. Так ли это? Быков сам всё популярно объясняет, анализируя не вполне адекватные поступки Михаила Прохорова, который тоже попытался реализовать себя аналогичным образом [8]:
«Вы понимаете, какая штука: у человека можно всё отнять – убеждения, выборы, политические права, но он почему-то очень нервно реагирует, когда у него начинают отнимать деньги. <…> Почему-то отъём денег человека очень быстро и радикально политизирует».
Как известно, на телевидении неплохо платят, так что вполне резонно, что Дмитрий Львович политизировался после того, как оттуда попросили. Впрочем, всё могло быть с точностью до наоборот – в список нежелательных персон его внесли уже после того, как полез в политику. Но почему Быков такого исхода не предвидел, и это при его необузданной фантазии, так ярко проявившейся в романах? Объяснение, похоже, в том, что Быков вынужден поступать, как тот же депутат. Если избиратели попросят, тут что угодно сделаешь, только бы остаться в Думе. Ну вот и Быков следует наказам собственных читателей. Сам виноват – не нужно было так много премий получать, теперь уж точно не отвяжутся.
Политизация у Быкова принимает самые разнообразные формы – от рифмованных сатирического реприз и пламенных речей на митингах до написания фельетонов и пьес с политическим намёком. Могу предположить: тот, кто хочет, тот непременно засмеётся. А остальным такое самовыражение попросту неинтересно. Вот и Евдокия Бороздина из «Литературной газеты» весьма скептически отнеслась к новому увлечению журналиста и прозаика [170]:
«Давно мне в театре не было так скучно и так мучительно больно за бесцельно убитое время, как во время посещения премьеры спектакля "Медведь" в театре "Школа современной пьесы". Созданный в тандеме автора пьесы Дмитрия Быкова и режиссёра Иосифа Райхельгауза, "Медведь" оказался самой беззубой театральной постановкой сезона».
Пожалуй, найдётся недоброжелатель, который скажет: так ему и надо! А я бы попытался успокоить: ну стоит ли горевать по поводу досадной неудачи? Тем более что Быков сам предрекал подобный результат [171]:
«Сегодня культура в обществе, прежде всего в Европе, занимает по существу абсолютно маргинальные позиции, а торжествует попса, вот расплату за это мы и получаем сейчас. Потому что, в общем, единство, братство, терпимость и другие прекрасные вещи нужны, прежде всего, людям культуры, людям умным и нравственным. А быдлу не нужно ничего. Вот то, что культура в какой-то момент оказалась маргинальной, а её место заняла быдло-попса, это и есть показатель того, что Европа откатилась от своих прежних позиций, что она деградировала очень сильно».
Если бы знал, что пьеса Быкова посвящена «единству, братству, терпимости и другим прекрасным вещам», непременно сходил бы на премьеру. Жаль, что никто не предупредил. Теперь понятны причины неудачи – массовому зрителю ничего этого не нужно, ему голых девок подавай. Печально, если так.
А вообще-то вырисовывается воистину апокалиптическая картина. Сначала Быков обругал Израиль, теперь вот с Европой ему не повезло, я уж не говорю о проблемах, связанных с Россией, где властвует, определяя вкусы, всё та же неискоренимая попса. Так где же выход для настоящего художника? Вот мнение Дмитрия Быкова [172]:
«Для того, чтобы состояться как личность свободолюбивая, умная, культурная, он вынужден противостоять очень тёмной и очень страшной среде. Это среда долгое время культивировалась, потому что для нынешних правителей России она оптимальна. Они долгое время растили тут змей. Этот клубок змей сегодня уже шипит вовсю. Для того, чтобы вырасти среди этих змей человеком, нужно обладать очень серьезными потенциями».
Могу только посочувствовать тем, кому со средой не повезло. Пожалуй, единственный выход из этой змеиной ситуации – отправится в творческую командировку в Индию, чтобы вдали от солоноватого Израиля и полумаргинальной Европы освоить профессию индуса-заклинателя.
Глава 15. Последняя надежда
В предыдущей главе я предложил Быкову вариант выхода из творческого кризиса. Этот метод широко апробирован – многие известные люди отправлялись на восток в надежде вновь обрести интерес к жизни. Кто-то находил утешение в буддизме, кто-то обретал уверенность в себе на пляжах близ Паттайи. Каждому своё, если уж докатился до такого состояния. Здесь же попробуем понять, можно ли обойтись без восточных врачевателей и, по возможности, без заклинаний. Попса попсой, однако, помимо вездесущих змей, есть и другие представители фауны в России. А для начала поинтересуемся, как оценивал Быков роль президента во всей этой змеиной катавасии [173]:
«Владимир Путин сам по себе, во всяком случае, во время работы в питерской мэрии при Собчаке не демонстрировал никаких тоталитарных намерений. Он оказался в роли, это человек-функция, которому приходится, и он сам, к сожалению, очень мало в этой ситуации что решает. <…> Он совершенно не злодей. Более того, на его месте оказавшись, очень многие вели бы себя значительно хуже».
Здесь можно усмотреть намёк на либералов вроде Кудрина, хотя не исключено, что в данном случае Быков не его имел в виду. Скорее всего, речь шла о каком-нибудь бывшем генерале КГБ. Владимиру Путину повезло, что в начале политической карьеры он оказался «под присмотром» Анатолия Собчака – надо признать, что окружение, среда повседневного общения очень многое определяет в мировоззрении человека и политика. Плохой человек в окружении хороших людей не приживётся. Хотя с другой стороны, в семье не без урода, поэтому Путину пришлось общаться с разными людьми – и с настоящими демократами, и с теми, кто только прикрывал свою корысть демократическими лозунгами. Однако Быков делает из этого, мягко говоря, довольно странные, если не сказать, ничем не обоснованные выводы [151]:
«Он полагает, что все люди, которые хотят реформ, хотят их из личной корысти. У него был опыт реформаторства, он общался с этой публикой, знает, что это такое. <…> Может быть, он лучше видит опасности, которых не видим мы».