Толсты́е: безвестные и знаменитые

Не смог он должным образом распорядиться и правами на издание своих произведений. Вот отрывок из первого варианта завещания, записанный Толстым в дневнике 27 марта 1896 года, где он высказывает пожелание, чтобы наследники передали право на издания его произведений «обществу»:

«Но только прошу об этом, и никак не завещаю. Сделаете это – хорошо. Хорошо будет это и для вас, не сделаете – это ваше дело. Значит, вы не могли этого сделать. То, что мои сочинения продавались эти последние десять лет, было самым тяжёлым для меня делом в жизни».

Видимо, Толстой не хотел, чтобы его чувства и мысли были средством обогащения семьи. Он не справился с задачей воспитания детей и опасался, что доходы от издания его произведений станут и в дальнейшем поощрять их только к праздной жизни.

Гораздо разумнее поступают американские миллиардеры. Уоррен Баффет выделил детям небольшую часть своего состояния на организацию нескольких благотворительных фондов, а затем регулярно спонсировал эти фирмы. Билл Гейтс и вовсе решил оставить своих детей без наследства, полагая, что это было бы для них медвежьей услугой. После смерти миллиардера почти всё его состояние перейдет «Фонду Билла и Мелинды Гейтс», целью которого является улучшение медицинского обслуживания, образования и сокращение масштабов нищеты во всём мире. Вот как самый богатый американец объяснил решение не отдавать все свои капиталы детям: «Они не получат миллиардов. Они должны понимать, что следует работать».

Решения Баффета и Гейтса гораздо разумнее намерений Толстого. Ведь мог пожертвовать часть деньг на благотворительность, однако ему важен был эффект! Возможно, он считал, что отказ от состояния может стать примером для других богатых жителей России. На самом деле, сам не сознавая этого, он больше всего был озабочен обретением душевного спокойствия. Ошибки уже поздно исправлять, но хотя бы сохранить иллюзию.

Как же «нравственная сила и ум» Толстого повлияли на Илью? Вот что Лев Николаевич написал двоюродной тётушке, Александре Андреевне Толстой, в октябре 1872 года:

«Илья, 3-й. Никогда не был болен. Ширококост, бел, румян, сияющ. Учится дурно. Всегда думает о том, о чём ему не велят думать. Игры выдумывает сам. <…> Горяч и violent [вспыльчив], сейчас драться; но и нежен и чувствителен очень. Чувствен – любит поесть и полежать спокойно. <…> Самобытен во всём. И когда плачет, то вместе злится и неприятен, а когда смеётся, то и все смеются».

Вроде бы здесь нет никаких опасений за судьбу второго сына. «Игры выдумывает», «самобытен» – не исключено, что от рождения в нём были заложены качества, необходимые для человека, который занят творческим трудом. Надо было их развить, помочь в реализации творческого потенциала. Если Лев Николаевич прав в своих оценках, то при должном воспитании Илья мог бы многого добиться в жизни.

Однако Татьяна Львовна в своих воспоминаниях описывает несколько иной характер:

«В детстве это был цветущего здоровья богатырь-ребёнок. Он был весёлый, горячий и вспыльчивый. Но лень и некоторая слабость характера делали то, что он не всегда умел принудить себя сделать то, что нужно было, или удержаться от того, что было недозволено».

Кстати, и домашний учитель, Иван Михайлович Ивакин, был невысокого мнения об Илье:

«Илья (хотя отец и любил его, по-видимому, больше других, потому что он-де на меня похож) – Илья был слишком занят охотой и беганьем на кухню, да он и по природе был не таков, чтобы интересоваться "разумением" жизни».

Илья мог воспользоваться благоволением отца для того, чтобы получать удовольствия от жизни, не задумываясь о будущем – если что случится, любящий отец поможет и спасёт. Ну и к чему сводилась эта помощь? Всё к тем же заумным псевдо-философским наставлениям. Вот отрывок из письма отца, написанного осенью 1886 года в связи с намерением Ильи жениться:

«Думаю я вот что: жениться, чтобы веселей было жить, никогда не удастся. Поставить своей главной, заменяющей всё другое целью женитьбу – соединение с тем, кого любишь, – есть большая ошибка, и очевидная, если вдумаешься. Цель – женитьба. Ну, женились, а потом что? Если цели жизни другой не было до женитьбы, то потом, вдвоём, ужасно трудно, почти невозможно найти её. <…> Женитьба только тогда даёт счастье, когда цель одна, – люди встретились по дороге и говорят: "Давай пойдём вместе". <…> Жизнь есть место служения, при котором приходится переносить иногда и много тяжелого, но чаще испытывать очень много радостей. <…> Если родители проживут и нарожают детей, не имея цели жизни, то они отложат только вопрос о цели жизни и то наказание, которому подвергаются люди, живущие, не зная зачем, они только отложат это, а не избегут, потому что придётся воспитывать, руководить детей, а руководить нечем. И тогда родители теряют свои человеческие свойства и счастье, сопряженное с ними, и делаются племенной скотиной».

По сути, Толстой рассказывает о себе, признаётся в совершенных им ошибках и выражает надежду, что Илья этих ошибок избежит. А дальше следуют наставления, которые любой человек в возрасте Ильи просто обязан пропустить мимо ушей – слишком уж назидательно, невнятно и расплывчато:

«Людям, собирающимся жениться именно потому, что их жизнь кажется им полною, надо больше, чем когда-нибудь, думать и уяснить себе, во имя чего живёт каждый из них. <…> Вера в том, что благо в том, чтобы любить людей и быть любимым ими. Для достижения же этого я знаю три деятельности, в которых я постоянно упражняюсь, в которых нельзя достаточно упражняться, и которые тебе теперь особенно нужны. Первое – чтобы быть в состоянии любить людей и быть любимым ими, надо приучать себя как можно меньше требовать от них (потому что, если я многого требую, и у меня много лишений, – я склоняюсь не любить, а упрекать) – тут много работы. Второе – чтобы любить людей не словом, а делом, надо выучить себя делать полезное людям. Тут ещё больше работы, особенно для тебя в твои годы, когда человеку свойственно учиться. Третье – чтобы любить людей и быть любимыми ими, надо выучиться кротости, смирению и искусству переносить неприятных людей и неприятности; искусству всегда так обращаться с ними, чтобы не огорчить никого, а в случае невозможности не оскорбить никого, уметь выбирать наименьшее огорчение».

Как и в письме Андрею, Толстой здесь пишет о смирении и кротости. Если припомнить его горячие споры с Тургеневым, закончившиеся ссорой, то вряд ли такие наставления могут быть восприняты всерьёз. Уже гораздо позже Толстой выступал с осуждением властей, писал письма в высшие инстанции, критикуя их действия и предлагая собственные решения насущных проблем. И где же его кротость и смирение, которое он пытался навязать Илье?

По отзывам родных, Толстой любил Илью больше, чем других сыновей. Но что же стало итогом воспитания одного из «особенных» людей? Илья так и не закончил гимназию, позже поступил на военную службу в Сумской драгунский полк, затем женился на Софье Философовой. К чести Ильи, он принял активное участие в помощи голодающим в 1891-1892 годах, а в имении, доставшемся ему после дележа имущества, пытался жить как можно проще, устроил школу для крестьянских детей. И что же дальше? А дальше начались неудачи – пришлось продать имение, чтобы купить другое, несколько поменьше, однако доходы от него были недостаточны, чтобы содержать семью. Илья скитался по городам, сменил несколько профессий, но всё чаще обращался к матери с просьбой одолжить немного денег.

С началом империалистической войны Илья попытался стать журналистом, но не преуспел. Осенью 1916 года он бросил семью и уехал в Америку, откуда через год написал матери восторженное письмо:

«Я здесь устроился как будто надолго. Комментирую события, происходящие в России. <…> Статьи мои имеют большой успех, платят мне хорошо. Здесь я на положении большого человека. Мои статьи печатаются в двадцати или больше газетах сразу, к моему голосу прислушивается вся Америка. <…> и я чувствую, что я уже являюсь силой, влияющей на отношения Америки и России».

Когда отношения между двумя державами ухудшились, интерес к его статьям пропал. По сути, Илья так и остался на содержании своего отца, поскольку зарабатывал на жизнь чтением лекций о жизни, творчестве и мировоззрении Льва Толстого.

Глава 8. Нищета и одержимость

Вот какую характеристику Иван Бунин дал графу Алексею Константиновичу Толстому в письме поэтессе Марии Карамзиной в 1939 году:

«Совершенно удивительный был человек (и поэт, конечно)!»

Впрочем, «удивительный» ещё не означает, что Толстой был наделён какими-то талантами. Более определённо высказался литературовед Исаак Ямпольский в статье 1963 года:

«Красивый, приветливый и остроумный молодой человек, одарённый такой физической силой, что он винтом сворачивал кочергу, прекрасно знавший иностранные языки, начитанный…»

Не мудрено, что наделённый столь редкими способностями обладатель графского титула с детских лет оказался в ближайшем окружении будущего царя Александра II, «освободителя и реформатора». В двадцать шесть лет Толстой получил звание придворного камер-юнкера, ещё через восемь лет вступил в должность церемониймейстера, а там и до егермейстера недалеко. Впрочем, запомнился Толстой не своими регалиями, а тем, чему отдавался со страстью и одержимостью, невиданной для человека его круга, различного рода сочинениями – от сатирических стихов до пьес, посвящённых важнейшим событиям в истории России.

Пожалуй, самым популярным из созданных им литературных персонажей был Козьма Прутков. Соавторами его рождения в начале 1850-х годов стали двоюродные братья графа – Александр, Алексей и Владимир Жемчужниковы. Плодом коллективных усилий, по определению Ямпольского, стала «сатирическая маска тупого и самовлюбленного бюрократа николаевской эпохи». Однако в афоризмах Козьмы Пруткова нет признаков ни тупости, ни самовлюблённости – по крайне мере, в тех, что были на слуху в советские времена. Напротив, весьма остроумные, подчас мудрые высказывания, слегка перефразированные, использовались и в устной речи, и в литературных произведениях не реже, чем народные пословицы и поговорки. Вот несколько примеров:

«Настоящее есть следствие прошедшего, а потому непрестанно обращай взор свой на зады, чем сбережёшь себя от знатных ошибок.

Многие вещи нам непонятны не потому, что наши понятия слабы; но потому, что сии вещи не входят в круг наших понятий.

Зри в корень!

Что скажут о тебе другие, коли ты сам о себе ничего сказать не можешь?

Плюнь тому в глаза, кто скажет, что можно обнять необъятное!

Если хочешь быть счастливым, будь им.

Бывает, что усердие превозмогает и рассудок.

Лучше скажи мало, но хорошо.

Легче держать вожжи, чем бразды правления».

Впрочем, участие Толстого в литературной мистификации сводилось только к написанию стихов, якобы возникших из-под пера Козьмы Пруткова, а основную роль в создании этого образа исполнял Алексей Жемчужников. Понятно, что шуточные стихи, если бы они были опубликованы за подписью графа Толстого, не прибавили бы ему авторитета в глазах почтенной публики, среди столичных аристократов, но тут был найден весьма удачный ход – объектом насмешек стал выдуманный персонаж, а граф развлекался, как мог, заодно оттачивая мастерство стихосложения.

Лирика Толстого начала 1850-х действительно хороша – многим памятны его стихи:

Колокольчики мои,

Цветики степные!

Что глядите на меня,

Тёмно-голубые?

И о чём звените вы

В день вёселый мая,

Средь некошеной травы

Головой качая?

В ту пору Толстой познакомился с Софьей Андреевной Миллер, в девичестве Бахметьевой, и замечательные строки возникали из-под его пера как бы сами собой, под влиянием романтического чувства.

Но вот что странно – когда читаешь сатирические вирши Алексея Константиновича, возникает впечатление, что их написал совсем другой человек – не тот, что в молодые годы обладал несомненным поэтическим дарованием. Увы, эти его творения стыдно было бы разместить на одной странице даже с баснями Сергея Михалкова. Вот отрывок из «Послания к М.Н. Лонгинову о дарвинисме», написанного в 1872 году, через тридцать пять лет после гибели Александра Пушкина, непревзойдённого автора эпиграммы:

Нигилистов, что ли, знамя