Толсты́е: безвестные и знаменитые

На самом деле, спящий человек крайне редко осознаёт, что он находится во сне. Точно так же человек далеко не всегда может осознать своё безумие. Если бессильны доктора, тогда никакое самосознание не поможет.

Есть и ещё одна сторона этой проблемы. Дело в том, что сон – это защитная реакция организма, которую удобно описывать в терминах, принятых в электронно-вычислительной технике. Итак, во время сна организм освобождает нашу «оперативную память» от полученной за день информации, распихивая её по закоулкам «постоянной памяти», а в результате человек просыпается вполне готовым к приёму и обработке новой информации. Безумие так же можно рассматривать как способ защиты организма от внешнего воздействия. Если «оперативная память» перегружена и организм не справляется с обработкой информации, он спасается от разрушения тем, что ставит некий заслон от внешнего воздействия. Это может быть самообман, сводящийся к мысли: «только я один прав, а все остальные ошибаются». Однако такой способ самозащиты может привести и к потере личности – тогда безумец оказывается в палате №6 под именем Наполеона Бонапарта или Александра Македонского. И никакое самосознание ему не поможет.

В этой статье Толстого слово «безумие» встречается в разных вариантах более тридцати раз. Автор словно бы нарочно нагнетает напряжение, надеясь вызвать в читателе неподдельный ужас. Однако когда же Толстой предложит свой рецепт, который позволит избавиться от этого кошмара? Но вот и дождались:

«Для того, чтобы избавиться от того ужаса, среди которого мы живём и в котором участвуем, надо сознать себя и вызвать в себе то нравственное чувство и нравственное усилие, которое свойственно разумному существу, человеку».

В этом-то и заключается главная проблема – как вызвать это «нравственное чувство»? Видимо, Толстой хотел сказать, что надо заставить себя поступать нравственно, по совести. Но это крайне трудно сделать, поскольку инстинкты довольно часто тянут нас совсем в другую сторону. Немного проще в этом смысле старику – жизненные потребности сократились почти до минимума, а груз когда-то совершённых прегрешений давит, словно предрекая мучительный, трагический конец, и только это заставляет поступать по совести. Здесь налицо опять самообман – человеку кажется, что если он теперь будет добр по отношению к людям, то это наверняка ему зачтётся. Вот и Лев Николаевич, озабоченный иллюзией бессмертия, решил напоследок осчастливить человечество, указав ему путь истинный. Но вряд ли люди способны отплатить ему добром – кому же понравится, если его назовут умалишённым?

К счастью, в статье о драматургии Шекспира Толстой не обвинил его в безумии – по сути, безумна лишь толпа почитателей, находящихся под воздействием некой эпидемии. Однако, по мнению Толстого, Шекспир бездарен – так можно интерпретировать содержания статьи 1906 года, хотя этого эпитета Толстой не употреблял. Естественно, что на защиту драматурга встал не только Оруэлл. Писатель-фантаст Святослав Витман, пишущий под псевдонимом Логинов, выразился гораздо жёстче:

«Недаром Лев Толстой так ненавидел Шекспира; умненькая, поучающая бездарность всегда ненавидит гения, способного одной строкой сделать то, для чего бездарности не хватит "томов премногих"».

И далее автор приводит аргументы в пользу своего утверждения:

«Ни в одном из своих произведений Толстой не вышел за рамки линейного повествовательного сюжета, и всякая толстовская вещь есть лишь иллюстрация к очередной авторской мысли. Особенно печально в этом плане выглядит "Анна Каренина". Железные шарниры сюжета выпирают из-под каждой строчки: семья такая, семья этакая, семья разэтакая. <…> Восемьсот восемьдесят страниц иллюстраций к единственной мыслишке, высказанной в первом же абзаце: "Все счастливые семьи похожи друг на друга, каждая несчастливая семья несчастлива по-своему"».

В этих словах есть доля истины, однако людей, которым нравится читать толстые романы, бесполезно убеждать в том, что они напрасно тратят время.

Толстой по-своему объяснил успех пьес Уильяма Шекспира, а Витман-Логинов предложил своё объяснение популярности романов «Война и мир» и «Анна Каренина»:

«Девятнадцатый век был временем писателей-романистов. Великая английская литература в этот период представлена творчеством Диккенса и Теккерея, великая французская литература могла гордиться именами Бальзака, Виктора Гюго и Александра Дюма. А великая русская литература не могла похвастаться ничем. Не было у русских ни единого романа, перевалившего за тысячу станиц. И вдруг у не слишком известного литератора графа Толстого объявляется четырёхтомная громадина, в полтора раза превышающая самый толстый роман Диккенса или Дюма. Каковы бы ни были её достоинства, "Война и мир" была обречена на восторженный прием, исключительно из патриотических чувств: мы, мол, не хуже гнилого запада».

Что ж, может быть и так. Однако такая интерпретация уже не способна повлиять на отношение к Толстому большинства людей, даже если всему виной «эпидемия патриотизма». Причина популярности произведений Льва Толстого ещё и в том, что ни Дмитрий Быков, ни Виктор Пелевин, ни Людмила Улицкая не способны заменить его на этом пьедестале славы, не говоря уже о Святославе Витмане.

Теперь самое время возвратиться к проблеме, которая до сих пор не решена – о связи творчества с безумием. В 1863 году итальянский психиатр Чезаре Ломброзо написал книгу «Гениальность и помешательство». Там есть такие впечатляющие строки:

«Ещё Аристотель, этот великий родоначальник и учитель всех философов, заметил, что под влиянием приливов крови к голове "многие индивидуумы делаются поэтами, пророками или прорицателями и что Марк Сиракузский писал довольно хорошие стихи, пока был маньяком, но, выздоровев, совершено утратил эту способность"».

В одной из предыдущих глав было высказано предположение, почему Лев Толстой завёл себе дневник, а позже проявил себя как незаурядный литератор. Всё началось с венерического заболевания, а затем мысль о возможных катастрофических последствиях вызвала у юного Лёвы сильнейшую депрессию. Следуя совету психиатра, Толстой стал описывать свои переживания, и пока писал – сначала делал записи в дневнике, потом взялся за рассказы и романы, – с психикой не было больших проблем, хотя в часы отдыха некоторые рецидивы наблюдались. Действительно, о необъяснимой раздражительности и припадках уныния главы семейства пишут в своих воспоминаниях его дети.

В книге Ломброзо есть ещё один увлекательный сюжет:

«Великий мыслитель Огюст Конт, основатель позитивной философии, в продолжение десяти лет лечился у Эскироля от психического расстройства и затем по выздоровлении без всякой причины прогнал жену, которая своими нежными попечениями спасла ему жизнь. Перед смертью он объявил себя апостолом и священнослужителем материалистической религии, хотя раньше сам проповедовал уничтожение всякого духовенства».

Толстой не прогонял жену, а порывался уйти сам – в конце концов, ушёл и не вернулся. А в остальном можно обойтись без комментариев.