Толсты́е: безвестные и знаменитые

Можно подумать, что Толстой-Милославский был посредником при передаче денег, но не в этом дело – сразу по прочтении книги возникает вопрос о достоверности выдвинутых обвинений. И тут в примечаниях находим такое откровение:

«В основе всех этих трудов лежат по большей части свидетельства русских эмигрантов. <…> В некоторых из них использовались свидетельства англичан и американцев, ранее игнорируемые или недоступные».

Какие свидетельства оказались в руках Толстого-Милославского, он опять не пояснил, поэтому придётся привести выдержку из письма руководителя ГРУ уполномоченному Совмина СССР по делам репатриации:

«Среди английских офицеров, работающих с русскими военнопленными в лагере Кэмптон Парк (пригород Лондона), имеется некий капитан Филипсон – русский белогвардеец, настоящая фамилия которого Солдатенков. Филипсон-Солдатенков производил большое количество допросов советских военнопленных с целью получения сведений о Красной Армии <…> Филипсон-Солдатенков утверждает, что основная масса русских пленных желает возвратиться в СССР и не является враждебно настроенной к Советскому правительству, хотя и опасается расследований, ожидающих их по возвращении домой».

Если учесть, что Василий Иванович Солдатенков был женат на дочери наказного атамана Черноморского Казачьего войска генерал-лейтенанта Григория Ивановича Филипсона, то с личностью капитана Филипсона, действительно, всё ясно – Александр Васильевич, работая в британской разведке, взял себе фамилию матери. Ясно и то, что о работе на советскую разведку речь здесь не идёт – Солдатенков честно выполнял свой долг, однако не считал возможным препятствовать возвращению бывших советских военнопленных на родину путём запугивания и обмана. Это и вызвало гнев Толстого-Милославского, в результате чего возникло желание соорудить поклёп на Солдатенкова.

Но даже и этого вранья Толстому-Милославскому оказалось мало. В книге «Министр и массовые убийства» он выдвинул обвинение в причастности к военным преступлениям бывшего генерала и британского политика лорда Олдингтона, который в 1945 году командовал пятым корпусом армии Соединенного Королевства. В отличие от Солдатенкова, лорд к моменту выхода книги в свет ещё был жив, поэтому подал в суд и без труда выиграл дело, чуть было не оставив Толстого «без штанов». Толстой уклонился от возмещения ущерба, объявив себя банкротом.

Похоже, банкротство – это семейное увлечение Толстых-Милославских. После истории с оскорблённым лордом Николай Дмитриевич стал главой Ассоциации банкротов – видимо, его опыт борьбы за выживание был востребован. Но вот новый поворот.

В 2006 году дочь Толстого-Милославского жила в России и зарабатывала тем, то давала уроки английского языка. Одним из учеников Александры Николаевны был основатель Межпромбанка Сергей Пугачев, обладатель солидного состояния, к тому же весьма привлекательный на вид. Неудивительно, что через несколько лет они стали мужем и женой, после чего Пугачёв перебрался в Лондон. Но в 2010 году Межпромбанк был признан банкротом, а Пугачёв обвинён в хищении денег банка – российский суд обязал его выплатить 75,6 миллиарда рублей с целью погашения долгов. Как ни странно, в 2014 году Высокий Лондонский суд заморозил активы Пугачева, приняв во внимание решение российского суда. Всё это похоже на эпидемию – стоит кому-то породниться с Толстыми-Милославскими, как он оказывается в положении банкрота. Ну можно ли в такой ситуации мечтать о том, чтобы перебраться за океан – там чуть ли не в каждом русском видят мафиози.

Иван Никитич Толстой, брат Татьяны, пока не добрался до Америки – несколько лет жил в Париже, затем возвратился в Петербург, ну а потом пришлось надолго задержаться в Праге. Впрочем, Русская служба «Радио Свобода», где Толстой ведёт одну из радиопрограмм, существует на деньги Конгресса США, так что кое-какая надежда ещё теплится.

С чего всё началось? Иван Никитич решил написать дипломную работу о творчестве Владимира Набокова, однако в начале 80-х годов автор «полупорнографического» романа «Лолита» был в числе тех, о ком нельзя было писать хвалебные оды, поэтому Толстому пришлось отложить защиту своего диплома. Немудрено, что и после окончания филфака ЛГУ он несколько лет не мог реализовать своё желание писать об эмигрантской литературе, однако «терпел и дождался своего времени».

Теперь Ивана Толстого и печатают, и слушают – в немалой степени это вызвано его родством со знаменитыми писателями. Но вот что странно – когда в интервью на «Эхе Москвы» в 2003 году Толстому задали вопрос о его отношении к деду, Алексею Николаевичу, в его ответе не было ни одного слова благодарности:

«То, что он был богат и купался в добре, и, конечно, был совершенно оторван от жизни простых людей, это то, что я ему никогда не прощу».

И далее:

«В нём был талант непосредственного лирического переживания. Он, конечно, был писатель. <…> Для него литература была важнее всего. Он ни в какую эпоху от литературы не отвернулся, и этого своего дара никогда не предал».

Так Иван Никитич охарактеризовал деда, но ведь то же можно сказать и о Набокове – вырос в весьма состоятельной семье, был совершенно оторван от народа. Однако по отношению к «красному графу» Иван Никитич настроен весьма критично:

«Все его произведения, написанные в советской стране, всевозможные статьи во славу советской власти и сталинщины – они написаны омерзительно. А он и не мог написать их талантливо. Потому что, если у тебя в душе черно в этот момент, ты ничего не можешь создать. Потому что ты – пакостник».

Автор приведённого текста сам себе противоречит. Если Алексей Николаевич «своего дара никогда не предал», то как же он умудрился писать в советское время «не талантливо»? Скорее всего, Иван Никитич пытается добавить в бочку мёда ложку дёгтя, однако любой непредвзятый читатель вынужден признать, что, например, трилогия «Хождение по мукам» написана прекрасно, если оценивать её литературные достоинства. И в то же время в ней не рассказана вся правда о революции и о гражданской войне, а кое-что, по-видимому, искажено до неузнаваемости.

Возникает впечатление, что в глазах внука прославленный писатель как бы раздвоился, и нет такой силы, которая бы соединила две эти половинки. Подобное явление Иван Никитич описал ещё в 1990 году – статья называлась «Зубастая женщина, или Набоков после психоза»:

«В книгах Набокова два отца: обожествленный (о чём пишут все) и сатирически низвергнутый (о чём, насколько мне известно, не говорил пока что никто). Какой из них главный? Да оба. В какой-то момент. <…> Набоков разделил своего отца на две никак не связанные части, на любимую и на ненавистную. Любимую он взрастил в своих ностальгических мечтах до размеров Годунова-Чердынцева-старшего, ненавистную (в пределах того же "Дара") – до размеров Чернышевского».

Это пристрастие к делению человека на две части наводит на мысль, что здесь не обошлось без некоторых признаков шизофрении: одно «Я» хвалит своего деда, а другое – ненавидит. Но самое скверное, что эту болезнь Толстой приписывает и Набокову – намерение Владимира Владимировича якобы «разделить» своего отца никак иначе невозможно объяснить.

В другом интервью, уже в 2015 году, Иван Никитич попытался уточнить свою позицию, рассказывая о знаменитом деде:

«Я его иначе как пресловутым не называл. Окружающая советская жизнь навязывала его. Это крайне неприятно. Вы приходили в школу, а в классе по литературе висел дедушкин портрет рядом с нерукопожатными Шолоховым и Максимом Горьким. Чем тут гордиться?»

Если всё дело только в соседстве с Горьким или Шолоховым, тогда Ивана Никитича можно было бы понять. Возможно, он сбежал из Петербурга в Прагу из-за того, что его соседом по дому оказался кто-то из поклонников Геннадия Зюганова.

Однако гораздо интереснее вопрос: как Ивану Толстому удалось прослужить на «Радио Свобода» больше двадцати лет, в то время как некоторых сотрудников увольняли с должности через полгода?

Иван Никитич попытался это объяснить:

«Я не хочу сказать, что "Свобода" – ангел во плоти. Нет, конечно. Но, тем не менее, наша радиостанция не зависит от московских властей и российской политики. Всякое другое мнение – по-своему непредвзятое, а по-своему и предвзятое – уже тем и ценно, что оно другое».

Позвольте, но какая же ценность может быть заключена в словах человека, который врёт? Ну разве что это позволяет судить о его морально-этических качествах и о мировоззрении. Попробуем воспользоваться таким советом – используем его при анализе высказываний самого Толстого. Читаем дальше это интервью:

«В конце 1994 года меня спросили, хочу ли я поехать в Прагу и поработать на "Свободе". Я ответил: "Конечно, да. Я к вам прошусь уже седьмой год". Меня семь лет в штат не брали – я готов был приехать и раньше. С весны 1995 года я живу и работаю в Праге. За все эти двадцать (плюс семь) лет никогда и никто не руководил мною, никогда и никто не вменял мне в обязанности освещать какие-то темы, никто не определял, какие передачи я буду делать, а какие – нет».

Итак, никто и никогда! Но главная привлекательность «Радио Свобода» (для краткости – РС), по мнению Толстого, состоит в том, что эта организация не зависит от властей. Впрочем, тут следует уточнить – не зависит от властей российских. А как же обстоит дело с влиянием хозяев?

В мае 2009 года бывший сотрудник РС Марио Корти дал интервью интернет-порталу «Мы здесь». И вот что он поведал:

«В какой-то момент истории РС/РСЕ [в 2005 году] произошло почти внезапное изменение состава высших эшелонов административного управления. Появились Джефф Тримбл , заменивший профессионала и джентльмена Боба Джиллетта на посту директора РС/РСЕ, и Том Дайн, заменивший компетентного и чрезвычайно ангажированного Кевина Клозе на посту президента корпорации. Они и привели, и расставили по местам "своих" людей. <…> Они искали формулу успеха, которую нашли в московских разговорных радиостанциях вроде "Эха Москвы". Их ход мыслей был очень прост и поверхностен: раз эти радиостанции преуспели, значит, надо делать то, что делают они».

Тут надо заметить, что Марио Корти всё перепутал – возможно, за это его и уволили. На самом деле, Том Дайн был президентом корпорации РС/РСЕ в течение восьми лет, заменив на этом посту Кевина Клозе, а после увольнения Дайна эту должность занял Джефф Тримбл, ранее возглавлявший отдел планирования. Но по существу это не меняет ничего, хотя на посту президента никто долго не задерживался. Тримбла через несколько лет сменил «прощённый» Клозе, а в 2016 году президентом стал Томас Кент. Видимо, что-то не так в этом «королевстве», поэтому и возникла кадровая чехарда – надо же иметь в виду, что с приходом новой «метлы» начинаются перестановки и увольнениях не только в высших, но и в низших звеньях. Помимо Марио Корти, в 2005 году были уволены ветераны корпорации Тенгиз Гудава, Сергей Юрьенен и Лев Ройтман. Видимо, под такую «чистку» позже попал и Валиулин, бывший журналист радиостанции «Эхо Москвы».

13 августа 2009 года в Живом журнале Ксении Лариной, журналистки с радиостанции «Эхо Москвы», появилась такая запись, скорее напоминающая вопль отчаяния:

«Мой муж Ринат Валиулин, приглашённый в феврале этого года на должность Директора Русской службы, покинул "гостеприимные" стены правозащитной радиостанции "Свобода" 10 августа. Контракт с ним был расторгнут. Традиционную дневную летучку, которую проводят совместно московская и пражская редакции ведущий начал с поздравлений. "Коллеги! Поздравляю! Мы сделали это!" Что же они сделали? Они устроили ему гражданскую казнь. Ритуальное убийство. И уничтожили».

Пафос этих слов супруги несостоявшегося директора вполне соответствует ситуации. Ещё недавно казалось, что проездом через Прагу можно добраться до Америки, а вот теперь этому не бывать! Самое время разоблачить гнездо клеветников и отъявленных стяжателей:

«За прошедшие полгода я узнала о нравах и стиле жизни самой свободной радиостанции очень много удивительного. За гуманистическим фасадом пантеона свободы, демократии и защиты прав человека, как за нарисованным очагом в каморке папы Карло, скрывается чудесная страна. В этой стране борцы за свободу круглосуточно пишут друг на друга доносы самого гнусного содержания, разбирают на общих собраниях персональные дела, неустанно плетут друг против друга интриги, стараются изо всех сил понравиться соглядатаям, которых американское руководство расставило везде, как красные флажки. Кто первый донесёт какую-нибудь гнусность на соседа – того и тапки».

В принципе, «запахи» коммунальной кухни можно обнаружить почти в любой организации. Давняя подковёрная грызня представителей некоторых российских спецслужб уже никого не удивляет со времён Андропова и Щёлокова. Но Ларина права в том, что от РС такого почти никто не ожидал. Ну разве что, если свободу воспринимать как вседозволенность – тогда ничему не стоит удивляться. Ларина так и пишет:

«С американского верха – тотальный контроль и блокирование любых решений. Без письменного согласования с куратором русской службы в Праге – в московском бюро табуретку невозможно передвинуть… Свободное радио для свободных людей оказалось таким же мифом, как и "героические" карьеры его сотрудников. Единственная свобода, которой они научились пользоваться в полной мере – это свобода подлости».

Конечно, можно предположить, что Ларина несколько сгустила краски, поскольку хозяева РС посмели разрушить её планы. Обижены Ринат Валиулин, Марио Корти и многие другие. Зато Иван Толстой вполне доволен:

«Зарплата на радио позволяет мне ездить по миру и сидеть в архивах. Благодаря радио я узнал, открыл, заинтересовался, съездил, вернулся. <…> Я счастлив и по гроб жизни благодарен этой организации».

Терпел, дождался, благодарен – эти слова в полной мере определяют отношение Ивана Никитича к Америке. Иные чувства вызывает у Толстого нынешняя, постсоветская Россия:

«Я просто уже двадцать пять лет не живу в России. Я смотрю на неё так, как смотрит историк на свой материал, смотрю взглядом историческим. Поэтому я в ужасе от того, что творят мои соотечественники в политическом, психологическом и моральном плане. <…> Они что, сошли с ума – все восемьдесят пять процентов?»

Это ещё надо посмотреть – кто умён, кто искренен, а кто, залгавшись, доходит до безумия. К тому же, смотреть на Россию через подзорную трубу, анализируя происходящее с помощью печатной прессы и ТВ, – этот метод недостоин квалифицированного аналитика, а больше подходит пропагандистам, которые только тем и занимаются, что делают муху из слона, а слона из мухи. Кстати, цитированное интервью 2015 года заканчивается призывом посетить некое культурное мероприятие:

«Литературный вечер Ивана Толстого "Слон из мухи. Культурные приключения" состоится 12 апреля в 6 часов вечера в Чикаго в помещении Congregation Kol Emeth по адресу: 5130 West Touhy Avenue, Skokie, IL 60077. Цена билета – $25. Билеты продаются у входа».

А в 2008 году событием для части культурного бомонда стала книга Ивана Толстого (http://books.vremya.ru/authors/2614-tolstoy-ivan-nikitich.html)«Отмытый роман Пастернака (http://books.vremya.ru/index.php?newsid=719)», в связи с чем её автор стал гостем программы «Непрошедшее время (http://www.echo.msk.ru/programs/time/557932-echo/)» на «Эхе Москвы». Так отмыл или не отмыл? Попробуем в этом разобраться:

«Я никакого отношения не имею к науке, которая изучает творчество и жизнь Бориса Леонидовича Пастернака. Моя специальность другая – я историк литературы. В данном случае я говорю, как историк "холодной войны". "Холодная война" – это не только часть политической истории, это часть литературной истории. <…> Из-за того, что роман Пастернака "Доктор Живаго" стал частью истории "холодной войны", а не только историей русской литературы, я и заинтересовался этим произведением».

Поди тут разберись! Сначала автор этого текста утверждает, что «холодная война» является частью литературной истории, а затем, ничуть не смутившись, заявляет, что роман Пастернака стал частью истории «холодной войны». Попытка натянуть сову на глобус? Если подобными откровениями он потчует радиослушателей РС, то им можно только посочувствовать. Но для чего же всё это ему понадобилось?

«Для нормального существования человеку нужно два полушария. И увидев, что в пастернаковедении существует разработанное только одно полушарие, я говорю не о недостатке пастернаковедения, а о недостатке разработки темы, увидев, что в истории "Доктора Живаго" разработана только итальянская линия, линия преследования Бориса Леонидовича в СССР, а также творческая история романа. Увидев, что отсутствует второе полушарие, история выхода Пастернака по-русски на Западе, я этим страшно заинтересовался».

И как прикажете это понимать – неужели для бессмертия поэта нужны два мифические полушария? На самом деле, Борис Пастернак обессмертил себя великолепными стихами, а не весьма посредственным романом. Потуги же тех, кто пытается политизировать его творчество и биографию, не заслуживают нашего внимания. Тем более что аналогии, предложенные Толстым, вызывают кое-какие подозрения. Если человек не в состоянии разобраться, что в чём и почему, если не может разумно распорядиться полушариями, оставляя одно в СССР, а другое закидывая прямиком на Запад, тогда самое время обратиться к психиатру.

Но вот, наконец, самая суть, квинтэссенция того, что пожелал сообщить Иван Толстой: