– Я? Я…я нет, — была вынуждена признаться.
– Я видел, — наконец-то соизволил обернуться к обсуждаемым отец. – Негры как негры, — наведя на них бинокль, громко заявил. – У нас таких полно было.
Теперь уже весь ряд, забыв про певца, таращился на них. Не выдержав подобного обращения, в конце концов, иностранные граждане ушли.
Политически грамотный демагог, вдохновившись зрелищем полуодетых девушек, во время двухчасового пути домой прочел нам лекцию о борьбе с апартеидом, освобождении народов Африки, угнетении негров в США, Патрисе Лумумбе, Анджеле Девис и Нельсоне Манделе. Еще, щедро пересыпая захлебывающуюся речь непарламентскими выражениями, поведал о своей героической борьбе против представителей свободной Африки. У них в сельскохозинституте негров много училось, да и арабы с китайцами всякие встречались.
Конфликт у длинноволосого детинушки Вити получился с черными представителями братской Африки. Причина скандала была в отказе знакомого негра дать любострастному сатиру заграничный порно журнал и налить виски. Да, неплохо тогда африканские студенты жили за деньги простого советского мужика. Разозленный отказом «белый господин» Виктор, матерясь, покинул комнату улыбчивого «друга из Анголы» и затаил злобу так, как могут затаивать только истинные паразиты.
На следующую ночь, как раз накануне отъезда на летние каникулы, забросал окна иностранного общежития кирпичами, разбив их и поранив осколками нескольких «черных братьев». Сам свалил в деревню, терзать несчастных родителей и тиранить сестер, а доблестные сотрудники КГБ стали искать диверсантов, под покровом ночи подло поднявших руку на священную «дружбу народов». Но так как все теперь воочию видят уровень мыслительных способностей сотрудников, то вполне понятно, что верзилу-расиста так и не нашли.
Накануне свадьбы приехал усатый Леонид Филиппович с новой подругой жизни Надеждой, которую сопровождала грудастая дочка, и привез нашу двоюродную сестру Лариску и Леника. Бабушка Дуня на свадьбу не приехала: во-первых не одобряла столь скоропалительного брака старшего сына, а во-вторых, была приверженицей принципа, что ходок всегда здоровее ездока, а пешком до Горовки было около двухсот километров, и оставлять домашнюю скотину без присмотра на такой срок не могла.
Весь вечер, пока женщины готовили салаты и легкие закуски к торжеству, мужской компанией просидели в саду за недостроенной баней, за сколоченным мною дощатым столом, поглощая привезенное Филипповичем пиво. Целых две десятилитровых канистры привез. Я снабдил своеобразный «мальчишник» сушеной рыбой из своих запасов[12 - См. рассказ «Ленин и печник».]. Филиппович и Леник убеждали папу Витю не забывать родных детей в ослеплении любовном.
– Детей никогда не забуду! – торжественно восклицал папаша, нервно теребя руками белое волокнистое мясо окуня. – Я и женюсь-то только ради того чтобы у детей была мать. Одному мне трудно будет их воспитывать.
– Не верю я тебе, Витя – с сомнением покачал головой Леник. – Хоть убей, но не верю.
– Да чтоб мне сдохнуть, если я вру! – горячился папенька, махом опрокинув в себя помятую алюминиевую кружку пива. – Да разрази меня гром прямо на этом месте! Детям с Наташкой хорошо будет!
– Ладно, поживем-увидим.
– Гром разразить некого не может, – ехидно заметил Пашка, до сих пор обиженный, что папаша не стал отмечать с нами «роспись».
– Ты шибко умный стал, да? – ловко отвешенный родителем подзатыльник заставил Пашку заткнуться. – Никакого воспитания! Хули ты лезешь в разговор взрослых?
– Он как лучше хотел, – заступился Филиппович, сдувая пену с усов и ломая твердые янтарные пластинки щучьего мяса. – И вообще, ты Вить руки то не распускай.
– Да я же любя, – конфликтовать с вспыльчивым кумом-боксером лысый хитрец вовсе не был настроен. – Как говорится, бьет, значит любит. Паш, скажи, что я не сильно.
– Не сильно, – вынужден был соврать в глаза повернувшемуся к нему крестному Пашка, пугливо косясь на показанный из-за спины Филипповича кулак отца. – Он и сильнее может. И ногами…
– Давайте выпьем за детей, – предложил папенька, стремясь уйти от скользкой темы, – чтобы им легко жилось с новой матерью.
– За это грех не выпить!
– А кто такой УО? – пользуясь случаем, решил выяснить любознательный Пашка.
– УО? Хм, это умственно отсталый, – просветил племянника Леник. – А где ты это слышал?
– Он у нас такой, вечно при маме под столом сидел и подслушивал, – засуетился отец под внимательными взглядами двух пар глаз. – От нее и нахватался.
– Темнишь ты что-то, Витя…
– Да чтоб меня приподняло и шлепнуло, если я вру! СтаршОй, приволоки еще рыбы! Что ты жадничаешь для гостей?
– Ничего я не жадничаю!
– Рыба знатная, – похвалил Филиппович.
– Под пиво самое оно, – не остался в стороне и дядька.
– Мой улов, – распушил перья папенька. – Мы завсегда при рыбе!
– Ты же ловить не умеешь, – усомнился Леник.
– При умной голове уметь ловить и не надо, – постучал себя по лысеющей черепушке. – Мозги надо включать и будет рыба.
– А что такое имцибелы? – прочел с клочка бумажки непонятное слово Паша.
Взрослые переглянулись между собой.
– Может, децибелы? – предположил Филиппович.
– Я вообще не знаю таких слов, – признался Леник. – Паш, где ты их только нахватался?
– Да он вечно у нас слова путает, – прояснил отец. – Нахватается и пристает к кому ни попадя. Давайте лучше выпьем за память!
Выпили.
– Оголодал я, как говорится, сексуально без жены законной, пора уже и поменять устои, – провозгласил папаша. – Давайте выпьем!
Выпили.
– Слабоумный, слабоумный, слабоумный дядя Коля, слабоумный дядя Коля, ты вглядись в его лицо, – запел отец.
На следующее утро, под надсадный крик большой стаи откуда-то прилетевших грачей[13 - В чем наша мать без сомнения углядела бы дурную примету.], чопорно как квакеры усевшихся на проводах, на наши больные после пива головы, как беды из ящика Пандоры посыпалась голодная развеселая орда родственников со стороны счастливой новобрачной. Форменная стая охотящихся гиен. Почти все гости свадьбы были со стороны невесты, с нашей стороны, считай, и не было никого. Правда, пригласили тогда соседей – Кольку Лобана[14 - Герой, знакомый читателям сборников «Наследники Мишки Квакина».] с женой и ещё был приглашен главный инженер совхоза Иван Иванович Куцый с супругой.
С овец, которых при еще матери бабушка Дуня нам дала, самой бабушке ни кусочка мяса не передали эти безбожные скоты – родственники Наташи. Хотя себе в машину два ведра вареной баранины, залитой жиром, погрузили. А ведь добрая бабушка Дуня, беспокоясь о прожорливом сыне, так внезапно обретшем позднее семейное счастье, машину Филипповича консервацией и всевозможными постряпушками загрузила. Всё пожрали новоявленные алчные родственники аки саранча ненасытная. И даже ведер мы потом назад не получили, хотя ведро и тогда, и сейчас на селе считается немалой ценностью.
Если хорошенько, как бицепс молодого Шварценеггера, напрячь память и вспомнить, толпа оглоедов большая собралась. Так и стоят наглые лица перед внутренним взором, очистившимся ради этого рассказа от наслоений прожитых лет:
– мать и отец мачехи (в дальнейшем периодически буду называть их бабкой с дедом) Зельма Карловна и Борис Николаевич;
– длинноногая и долговолосая дочка мачехи, ровесница Пашки – Настя;
– Света – старшая сестра мачехи из Москвы с сожителем – крымским татарином Валерой;
– Лена – младшая сестра мачехи из Мурманска с мужем[15 - На удивление нормальный человек оказался. Может быть потому, что был белорусом?] и двумя детьми: сыном Толиком и дочкой Женей;
– длинный обалдуй Славик – младший брат мачехи из Подмосковья – довольно малахольный гражданин, с какой-то размалеванной шлюхой неопределенного статуса, имя которой моя память для нашей истории не сохранила. Впрочем, эта особь женского пола в дальнейшей истории и не фигурирует, поэтому вспоминать имя эпизодического персонажа не вижу смысла;
– Николай – старший брат мачехи[16 - Потом станет владельцем одного из крупнейших частных банков России. До этого мы еще дойдем.] с невнятной женой и сыном-оболтусом[17 - Был пойман Николаем на просмотре порнофильмов. Кассета застряла в видеомагнитофоне и он, ничтоже сумняше, разобрал видеомагнитофон, чтобы ликвидировать следы просмотра, но до конца извлечь видеокассету так и не смог. Оболтус и недоросль, одним словом.], носящим стрижку каре;
– Сергей Николаевич[18 - Это он на японской машине приезжал – см. забавный случай, описанный мной в рассказе «Ленин и печник» из сборника «Наследники Мишки Квакина».] – дядька мачехи по отцу, чрезвычайно гордящийся своими уголовными связями[19 - По его словам хорошо знал Отари Квантришвили.], с сыном Кириллом и женой;
– дядя Володя – бородатый угрюмый тип желчного вида. Ему еще штормовку и гитару так вылитый бард был бы;