Паштет из соловьиных язычков

– Какой праздник? – с живостью спросил Марк.

– Какой надо, такой и праздник, – грубо ответил ангел. – Жри и скажи спасибо.

– И это роскошь? – Марк пренебрежительно указал пальцем на блюдо. – А где же соль?

– По сравнению с вареной ботвой это райский ужин, – заявил ангел. – А если тебе не хватает соли – лизни свою подмышку.

– Как тебя зовут? – Марк неожиданно сменил тему.

– Зачем тебе это знать? – удивился ангел.

Марк понял, что перед ним находится индивидуум, относящийся к категории существ, именуемых в простонародье «тупыми тормозами». И потому следующий его вопрос прозвучал по-другому.

– Когда спрашивают, нужно отвечать четко! – рявкнул Марк.

Ангел тут же замер на месте, сложив руки вдоль бедер.

– Имя! – потребовал Марк таким же строевым голосом.

– Генрих Новицкий! – отрапортовал ангел.

– Какой сегодня праздник?! – продолжил Марк.

– Нам не сообщают, а календаря мы не имеем! – доложил ангел.

– Когда я увижу Израиля Кноппера?! – был следующий вопрос.

– Изю? – удивленно спросил Генрих Новицкий.

Видимо, образ Изи выступил неким катализатором, потому что ангел сразу же очнулся, резко посуровел и заявил:

– Значит так! Нечего разговаривать со мной в приказном тоне! Я ангел! А ты – говно! Понятно?

– Так точно! – вскричал Марк, вскакивая на ноги и шутовски отдавая честь. – Разрешите дать вам в рыло?!

Генрих Новицкий задумался. Видимо, ранее таких вопросов никто и никогда ему не задавал. Марк, усмехнувшись, прервал мыслительную работу Генриха следующим вопросом:

– Так когда я увижу Изю?

– Я думаю, завтра утром, – Новицкий никак не мог привыкнуть к манере общения, предложенной Марком, и потому предпочел ответить на прямо поставленный вопрос. – Если оклемается от воздействия.

– Что с ним случилось?! – опять рявкнул Марк.

Генрих, реагируя на приказной тон, тут же подтянулся и четко ответил:

– За нарушение регламента, выразившееся в якшании с очищаемым, а также за недосмотр во время казни Изя был подвергнут дубинации, то есть получил двести ударов дубиналом по мягким частям тела. Плюс – лишение пайка на время прихода в себя после экзекуции. Приступит к своим обязанностям завтра.

– Ага! – произнес Марк задумчиво и уселся на нары.

Генрих Новицкий, встряхнув головой, освободился от наваждения командного голоса Марка и пришел в себя.

– Не понял, – сказал он. – Что это было?

– Да ничего особенного, – махнул рукой в его сторону Марк. – Сделал дело – гуляй смело. В смысле – проваливай.

Генрих, встрепенувшись, заявил:

– Что за отношение к слуге божьему? Ну-ка, встать!

– Иди-иди отсюда, – сказал Марк умиротворенно, – пока рожу тебе не набил.

На площадке тем временем соратники Новицкого принялись его звать. Генрих, оглянувшись на вход в пещеру, произнес:

– Эх, всегда не хватает времени! А то бы я тебе показал!

– Что бы ты показал? – спросил Марк насмешливо, потирая кулаки.

– Вот увидимся еще, тогда узнаешь! – ответил Новицкий и устремился к выходу.

– Ну-ну, – сказал ему вдогонку Марк.

Он, сидя на нарах, разглядывал принесенные яйца. Есть ему хотелось сильно. И он с удовольствием съел бы десяток куриных яиц даже без хлеба и соли. Но лежавшие на блюде яйца на куриные совсем не походили! Были они какими-то длинными и синеватыми по бокам.

Марк вспомнил, что на протяжении тех жизней, которые он мог держать в памяти, яйца ему попадались всякие: куриные, утиные, гусиные, и даже страусиные. Все они годились в пищу. Но те, что сейчас лежали перед ним, существенно отличались от перечисленных.

Он встал, подошел к столу и взял в руку одно из яиц. Было оно большим и продолговатым. Марк разломил его и увидел, как белок ушел вверх, и в руке осталась половина яйца, из которого торчала голова крокодильчика!

Сдерживая рвотный позыв, Марк очистил вторую половину и в ладони его оказался самый натуральный крокодил. Только маленький. И, естественно, вареный. Взяв крокодильчика в руки, Марк попробовал небольшим усилием пальцев сломать его пополам, но из этого ничего не вышло. Скользкая вареная тварь была упругой, как соленый огурец!

Марк, взревев дурным голосом, выбросил вареного крокодильчика из пещеры, вытер руки о брюки и улегся на нары голодным. Есть такие яйца он не собирался.

Укрывшись шкурами, он закрыл глаза и попытался заснуть. Но сон не шел. Дело было в голодном желудке, который урчал и тем самым давал о себе знать. Перевернувшись на другой бок, Марк вспомнил Изю и слова Генриха Новицкого. Очищаемый? Кто это? Конечно, Марк! А до него Красс-старший. Интересное дело!

Выходило, что никакая чистка Крассу-старшему не помогла, хоть и продолжалась две тысячи лет. А сколько будет длиться чистка для Марка-младшего? Столько же? Дудки!

– Я сам себя почищу! – сказал вслух Марк.

Ему опять вспомнились слова Генриха. Двести ударов по мягкому месту? Мягкое место, наверное, задница. Какой она будет после такого воздействия? Понятно – отбитой и синей. Бедный Изя! Да еще и голодный…

Марк, поворочавшись на жестких досках, подумал о суслике. Вот кому жить хорошо. Что ни прилетит сверху, все жрать можно! Ведь суслики и понятия не имеют об этике, эстетике, кулинарной культуре и прочих таких же совершенно лишних для сытости вещах. Сволочи необразованные!

Мысли Марка вдруг приняли другое направление.

Дубинация? Нехорошее слово. От него так и прет синей задницей. Но за ним топчется какое-то другое. Тяжелое и страшное! Оно подталкивает дубинацию и желает занять ее место в мозгу Марка. И это слово настолько ужасно, что мозг не хочет воскрешать его. Но слову плевать на любые желания кого бы то ни было. Оно толкает несчастную дубинацию и делает твердый шаг вперед. Память Марка взрывается болью, он рывком садится на нарах, отбросив шкуры в сторону, и видит на стене перед собой кровавые буквы. Они горят алым огнем и пульсируют, как зубная боль.

– Децимация! – хрипло читает Марк вслух.

Слово тут же исчезает со стены, но остается в памяти, впечатавшись в корку мозга своим шипастым телом.