Паштет из соловьиных язычков

– А если я все равно убьюсь? – не сдавался Марк.

– Исключено! – решительно воскликнул Израиль Кноппер.

– И как кормили моего отца? – перевел разговор в другое русло Марк.

– Предусмотрено двухразовое питание, – оживился Израиль Кноппер. – Утром – паштет из соловьиных язычков, вечером – вареная свекла или какие другие овощи. О трехразовом питании речь не стоит, так как тут работать не надо, потому дополнительные калории и не требуются. Есть места, где приходится пахать с утра до вечера. Там три раза кормят. А здесь и этого много. По праздникам бывает перемена. Но только вечером. Тогда я приношу целую тарелку вареных яиц или еще чего-нибудь такого же вкусного и питательного.

– А сто граммов не полагается?

– Увы, – развел руками Израиль Кноппер. – Ты же не ангел. Для полного счастья нужно было погибнуть за Господа. Хотя бы как я.

– Ну уж нет, спасибо, – сказал Марк. – Подставлять свою задницу под раскаленную кочергу ради денег я не готов! И как, нравится тебе нынешнее положение?

– Да! – с жаром воскликнул Израиль Кноппер. – Я всю жизнь мечтал служить Богу по-настоящему!

– Так, может быть, ты сам находишься в аду или чистилище? Может, тебя самого наказали за твою скаредность?

Израиль Кноппер презрительно взглянул на Марка и ничего не ответил.

– Паштет из соловьиных язычков, – задумчиво произнес Марк. – Помню-помню. Это что-то из лукуллова наследия. Надо же, все воинские подвиги Лукулла история забыла, зато помнит его колоссальное обжорство. Чтобы приготовить паштет из соловьиных язычков, нужно убить бог знает сколько этих чудесных птиц. Не слишком ли дорогое угощение для наказуемого грешника? Да еще ежедневное! Может, проще было обеспечить его жареной картошкой или, на худой конец, гороховой кашей? Господь ваш, еврейский, изобретателен… Зачем же убивать тысячи соловьев? Ведь это тоже божьи твари.

– Никакие дохлые соловьи не идут в счет в сравнении с ограблением Иерусалимского Храма! – воскликнул Израиль Кноппер.

– Конечно, – мрачно подтвердил Марк. – Ведь там было бабло. А здесь – всего-то птички. Создал, понимаешь, соловья, грохнул его – и что? Ничего, еще создам. Долго ли умеючи? Из песка, камня, мыла и еще чего-либо такого же божественного… Кстати, почему отца кормят этим паштетом? Он никогда не дружил с Лукуллом. Он не посещал его пиров. Красс-старший был скромен в пище. Он не требовал себе изысканных блюд, а довольствовался всегда привычной едой. Почему его потчуют тем, чем нужно потчевать того же Лукулла, чревоугодие которого стало притчей во языцех?!

– Вот этого я не знаю, – ответил Израиль Кноппер. – Мне тоже кажется странным такое меню. Нет, насчет свеклы я как раз не возражаю. Но паштет из соловьиных язычков – необъяснимая вещь. На все воля божья! Кстати, ты меня зря задерживаешь. Тебе совсем за это не поздоровится.

Они услышали громкое хлопанье крыльев, и вслед за этим в пещеру ворвался ветер.

– Что я говорил?! – радостно воскликнул Израиль Кноппер.

Марк вскочил на ноги и выглянул из пещеры.

В ярком свете луны он увидел, что площадка наполнилась людьми в смокингах и цилиндрах. Поскольку свет струился из-за их спин, лица гостей были не видны, и потому картина выглядела жуткой. Толпа безликих цилиндров молча шевелилась, колыхаясь из стороны в сторону.

– Чего надо? – нагло осведомился Марк, удивляясь своей смелости.

– Изя у тебя? – прозвучал из толпы чей-то голос.

– Да, – ответил Марк.

– Отпусти его! – приказал тот же голос. – А то плохо тебе будет.

– Да я его и не держу, – непринужденно ответил Марк.

В этот момент Израиль Кноппер, нахально оттолкнув с прохода Марка, выбрался из пещеры и заорал:

– Спасибо, братья, что спасли меня! Этот мерзавец удерживал меня силой!

Его палец указал на Марка. Толпа грозно молчала.

– Нужен он мне больно, – спокойно возразил Марк. – Сам остался. Потрепаться, так сказать. Я ему не раз говорил: «Тебя дома, случайно, не хватятся?» А он мне в ответ: «Да подождут! Куда они денутся?!» И все треплется да треплется. Голова от него уже болит! Забирайте его скорей!

– Врет он все, братцы! – вскричал Израиль Кноппер. – Он меня оглушил и затащил в пещеру!

– Чем я его оглушил? – удивленно протянул руки в сторону толпы Марк. – Пустыми руками?

Видимо, цилиндры поверили Марку, потому что толпа вдруг хищно раздвинулась, нахлынула на Израиля Кноппера, схлопнулась и отпрянула от пещеры. Это выглядело таким образом, будто волна слизала с песчаного берега залежавшийся на нем кусок бревна.

– А в-вя-я! – вякнул напоследок Израиль Кноппер и затих.

Над площадкой возник гул, взметнулся вихрь белых крыльев, и толпа, поднявшись вверх, унеслась в ночь. В свете луны была видна черная туча, быстро удалявшаяся от скалы.

– Бедный Изя! – воскликнул Марк и злорадно рассмеялся.

У него почему-то возникла уверенность в том, что Израилю Кнопперу сейчас хорошенько достанется. А когда кому-то рядом хуже, чем тебе – на сердце становится легче.

Спал Марк плохо. Доски нар были жесткими, плюс к этому ночью подул восточный ветер и вход в пещеру, обращенный именно в эту сторону, никак не препятствовал холодным потокам воздуха.

Марк укрылся шкурами неизвестных животных, лежавшими на нарах, но после этого теплее стало лишь чуть. Зато по запаху, исходившему от шкур, Марк с огромной уверенностью определил, что шкуры эти принадлежали ранее не иначе как самому старому и сдохшему еще при жизни козлу. Как это возможно? Да запросто. Ходит себе козел как живой, а от самого воняет, будто помер он недели две назад. Обычное дело!

Но усталость взяла свое, не посмотрев даже на чувство голода, и Марк все-таки заснул. И снилось ему черт знает что.

Прыгает Марк с парашютом, а следом за ним из люка самолета ныряет вниз головой восхитительная Шейла Уайльдхукер, его любовница в последней человеческой жизни. Рыжие волосы Шейлы собираются ветром в пучок, и кажется, будто позади ее милой головки бушует яркое пламя реактивного двигателя. Они берутся за руки и наслаждаются свободным полетом.

Внизу плывут оранжевые просторы Оклахомы и им так хорошо вдвоем. Но вот приходит время раскрывать парашюты и оба дергают за кольца. Парашют у Шейлы раскрывается, но она рывком уходит вверх. Почему?! Потому что парашют Марка болтается несъедобной сосиской и раскрываться совсем не желает!

Шейла что-то кричит, но Марк ее уже не слышит, так как скорость падения приличная. Он дергает нужный крючок, и нераскрывшийся парашют уходит опять-таки вверх. Марк дергает запасной. И – увы. Он тоже не раскрывается!

Марк не смотрит вниз, понимая, что жить осталось совсем чуть-чуть и потому никакое глядение не отдалит смерть ни на миг. Он пытается думать о завещании, незаконнорожденных детях, Шейле, неоплаченных счетах, но не может. Волосы по всему его телу встают дыбом и он плашмя, всей распластанной тушей, врубается в оранжевую сухую почву.

Ему нестерпимо больно в области паха, но он вскакивает на ноги, понимая, что жив! Надо же, он жив! Марк оглядывается в поисках… чего? Пах продолжает разрывать болью и приходит понимание, что нужно срочно сходить в туалет по-маленькому. Марк расстегивает ширинку, достает то, что нужно достать в таких случаях, и готовится облегчить себе жизнь. Но здесь происходит нечто странное.

Оранжевая земля вспучивается сразу во многих местах и из дырок в почве вылезают огромные, с собаку величиной, суслики. Они окружают Марка плотным косяком. Нет, не косяком – целым стадом, а может не стадом, а самой зверской на свете бандой, и, скрежеща зубами, подступают к вожделенному обеду все ближе и ближе!

И впереди этой зверской банды идет на задних лапах чемпион всех сусликов по суслячести. Даже не суслик, а сусляра, заматеревший до размера среднего волка! Зубы у него – точно звенья бензопилы! И клацают, как клацает дырокол в процессе своей протокольной деятельности. Сусляра с аппетитом зыркает глазами на то, что торчит из марковых штанов, раскрывает саблезубую пасть и рычит утробным человеческим голосом:

– Сожру!

Двусмысленность фразы и ситуации никак не укладывается в голове Марка, так как ему непонятно, что именно или кого именно хочет сожрать сусляра – самого Марка целиком или то, что торчит из его штанов?!

Вскочив с нар, он огляделся и увидел, что никаких сусликов нет, луна давно ушла, а первые лучи рассветного солнца уже проникли внутрь пещеры. Низ живота нестерпимо жгло желанием. Ругнувшись, Марк выскочил на площадку и стал справлять в пропасть нужду, злобно приговаривая при этом:

– Вот тебе, харя зубастая! На тебе дождик. Умойся, гад!

Облегчившись, он нырнул обратно в пещеру, растянулся на нарах с чувством выполненного долга, и вернулся в глубокий сон, в котором уже не было никаких сусликов, зато появилась тарелка с огромным говяжьим стейком, славно прожаренным на углях.

ПОРЦИЯ ЧЕТВЕРТАЯ