Обычный полуботинок армянского фасона. Размер ноги, приблизительно, сорок первый – сорок второй. Плюс острый носок, добавляющий сантиметров пять-семь. Такой довесок к обуви удлиняет ее, но со временем имеет свойство загибаться вверх, отчего обладатель туфель автоматически превращается в члена балаганной клоунской труппы, играющей легкие пьески перед толпой обывателей. Но если добавить к этому высокий каблук конусовидной формы – туфля становится натуральным шедевром! Кстати, такие туфли совсем не смущают их владельцев. Видимо, они считают их верхом обувного совершенства.
Марк хотел сначала сбросить трофейный полуботинок с обрыва вниз. Он даже представил себе мордочку суслика, объевшегося свеклой. Лежит себе суслик пузом кверху возле своей норки. Пускает сытые газы и благостно отрыгивает. И тут шлепается рядом полуботинок. Суслик неторопливо подбирается к нему, нюхает и сваливается в беспамятстве, судорожно труся всеми четырьмя лапами. Так ему, сытой скотине, и надо!
Марк, довольно ухмыльнувшись, направился было к обрыву, темневшему в ночи какой-то особой темной синью, но что-то его задержало. Нет, не чувство бережливости, а, скорее, трезвый расчет. Туфля выглядела совсем новой, так как носок ее не успел еще загнуться вверх. Если ты потерял туфлю, то всегда можешь за ней вернуться! Тем более, что она находится совсем рядом и ходить далеко за ней не надо, потому что у тебя есть крылья.
Марк зашел в пещеру, сунул туфлю под стол, вернулся к арке и замер, тревожно вглядываясь в черное звездное небо. Желудок его сосала голодная грусть. Он облизнул губы и стал ждать.
Через час наполненного мукой ожидания в черном ночном небе вдруг промелькнула какая-то размытая тень. Марк напрягся. Над центром площадки тихо завис птиц. Он сложил крылья, опустился вниз и встал на ноги. Постояв немного на месте, посетитель согнулся и, прихрамывая, принялся ходить по площадке, что-то выискивая. Марку было понятно, что именно ночной гость ищет. Потому он спрятался за аркой пещеры и лишь одним глазом наблюдал за птицем, ожидая удобного момента для нападения.
Птиц, бормоча себе под нос невнятные слова, все ближе и ближе подбирался ко входу в пещеру и Марк, в предвкушении добычи сжав кулаки, терпеливо ждал. Наконец до слуха Марка стали долетать слова.
– Вот где-то здесь она и упала, – бубнил себе под нос птиц. – Этот кретин оказался на редкость прыгучим.
Марк, удивленно задрав брови вверх, совсем не порадовался характеристике, полученной от странного существа, но устоял на месте.
– Вот же мерзавец, – продолжал птиц, приближаясь. – Взбаламутил всю воду. Так было тихо и мирно в этом уголке. Нет, надо было кокнуть папашу! И что это изменило? Эх! Жили мы с папашей – не тужили. А тут на тебе! Где теперь искать эту туфлю? Ума не приложу. И ведь новая. Только получил со склада! Их же раз в год выдают по срокам износа. Теперь что, целый год летать в одной туфле? Там, наверху, холодно… А что если этот маньяк ее вниз зашвырнул? Суслики же погрызут! Этим тварям только дай!
Марк, тело которого было напряжено до предела, рванулся вперед и, в секунду оказавшись перед согнутым пополам птицем, двумя руками, сжатыми в замок, ударил сверху по цилиндрической голове странного существа. И голова тут же отвалилась!
Она упала на поверхность площадки, а птиц выпрямился и расправил крылья, собираясь ими взмахнуть. Но не тут-то было! Марк с разворота дал кулаком в середину тела существа, и птиц, опять сложившись пополам, со стоном рухнул всем телом на площадку. Марк, не теряя ни секунды, схватил птица за концы брюк и бесцеремонно отволок его в пещеру. Охота прошла успешно.
ПОРЦИЯ ТРЕТЬЯ
В полнейшей темноте Марк направился в точку пространства, где по его предположению находились нары. Затащив птица в пещеру, он, бесцеремонно стукаясь своей ношей о стены, уложил пленника на дубовые доски и принялся ждать его прихода в чувство, предусмотрительно заняв место на выходе.
Вспомнив греческую мифологию, Марк вдруг ассоциативно приравнял себя к слепому циклопу, вставшему на входе в пещеру с целью не выпустить из нее Одиссея. Он тихо рассмеялся. И здесь, как будто специально, из-за горы вдруг поднялась луна.
Мощный поток желтых лучей ударил Марку в спину. Он посторонился, освобождая тем самым вход, и лунный свет разлился внутри пещеры. Марк обрадованно посмотрел на нары и неожиданно встретил взгляд недобро блеснувших глаз. Видимо, пленник уже очнулся. Выходило, что при ударе у него отвалилась не голова, а какой-то диковинный головной убор.
Лунный свет прекрасно осветил пленника, и Марк увидел на нарах худого человека средних лет достаточно приятной наружности. Его узкое лицо было бы симпатичным, если б не портили его длинные пейсы. Пленник походил на молодого, хорошо выбритого местечкового щеголя.
– Шалом! – произнес Марк, усмехнувшись.
Птиц ничего не ответил, продолжая недобро сверкать глазами. Марк подошел к нарам и, как бы походя, влепил пленнику легкую оплеуху. Голова птица дернулась.
– Ты мне поиграй в молчанку, – сказал Марк. – Болтать по-человечески ты умеешь. Сам слышал… Еще отвесить или будешь отвечать как приличное существо?
Марк занес руку для следующего удара.
– Не надо, – чистым звучным тенором произнес птиц, выставив вперед обе руки.
– Ага, – кивнул головой Марк. – Правильный выбор. Еще раз – шалом!
– И тебе не хворать, – отозвался птиц.
– Меня зовут Марком-младшим.
– Я знаю.
– Мне плевать на твои знания! Приличные люди во время знакомства называют свои имена. Что я и сделал.
– Ну?
– Что «ну»?! – опять размахнулся рассвирепевший Марк.
– Ах, тебя интересует мое имя?! – вскричал птиц. – Так бы сразу и сказал! Понимаешь, я сразу не понял! Кстати, зачем ты выбросил в пропасть ужин? Другого уже не будет. Не предусмотрено ведомостью. Зря ты отказался от пищи…
– Имя! – прорычал Марк.
Птиц тяжело вздохнул и ответил вопросом:
– Какая тебе разница, как меня зовут?
– Имя!!! – рявкнул Марк и ударил птица кулаком в ухо.
Пленник завалился набок и затих.
– Черта с два ты у меня поваляешься! – крикнул Марк, прикладываясь тем же кулаком к выпиравшей тощей заднице.
Птиц тут же принял прежнее сидячее положение, выставил руки вперед и произнес:
– Хватит-хватит! Твои действия совсем не умны. Ну зачем тебе нужно мое имя, если факт его знания никак не изменит твоего положения?
– Чтобы знать, кого проклинать! – ответил Марк.
– Вот-вот, – кивнул головой птиц. – А я здесь при чем? Я – лишь технический персонал. За что меня проклинать?
– А откуда это известно мне?! – возмутился Марк. – Ты здесь доставляешь и убираешь колоды и секиры, теряешь туфли и, наконец, просто находишься в центре всех событий! У кого, как не у тебя, можно получить информацию о творящемся вокруг нашей фамилии свинстве?
– Да-да, – кивнул головой птиц, со значимостью расправляя узкие плечи. – Но приличные люди в таких случаях обычно просят, а не требуют. Тем более – не распускают руки! А ты?
– А я тебе сейчас опять по морде дам, – будничным голосом пообещал Марк, отводя руку назад для удара.
– Стоп-стоп-стоп! – вскричал птиц. – Я открою тебе свое имя! Слушай внимательно…
Его голос вдруг упал до таинственного шепота.
– В одном древнем царстве жил старик, – сказал птиц. – И была у него…
Мощный удар кулака прервал начатое повествование и голова птица, откинувшись назад, поволокла за собой тело, которое и свалилось с нар под стенку пещеры. Белые лоскуты крыльев задрожали и затихли.
«Сдох, что ли? – подумал Марк. – Если и сдох – хорошо. За ним обязательно прилетят. Наловлю еще. Хоть одна сволочь, да проговорится! А этого с обрыва сброшу. Мертвый – не живой. Наверняка тухлятину назад на площадку не выдавливает. Вот черт! Опять суслику повезло».
Ему вспомнилось, что суслики являются травоядными грызунами. В голове его тут же возникла сказка о хомяке и суслике, которые делили между собой целый амбар гороха, не принадлежавшего им. Но внизу была голая безжизненная пустыня, где не то что гороха – травы невозможно было сыскать! Чем же тогда питались суслики под горой?
Марку где-то читал, что многие травоядные животные становились плотоядными, если заканчивалась привычная для них пища. Ярким примером тому служили бабуины, которые в периоды засух совсем не гнушались тем, что удавалось поймать. Они жрали все, что шевелится, бегает, прыгает и жрет других, пока его самого не сожрут.
Ему представился суслик с раскрытой пастью, из которой торчат два ряда острых как пила зубов, а с высунутого языка стекает струйка кровавой слюны. Марка передернуло.