Паштет из соловьиных язычков

Оба брата синхронно задрали головы вверх и посмотрели в серое закатное небо. Птиц там уже не было. Марк и Публий переглянулись и кивнули друг другу. Публий тут же опустил глаза вниз, обшарил взглядом каменистую площадку и, нагнувшись, принялся споро расшнуровывать один из армейских ботинков, в которые был обут.

– Ты это зачем? – так же шепотом поинтересовался у него Марк.

– Ни одного камня вокруг, – ответил Публий.

Он стащил ботинок с ноги, взял за голенище и прикинул его вес.

Тем временем птицы, копошившиеся у колоды, времени даром не теряли. Двое взяли за руки и за ноги тело Красса-старшего, взмахнули крыльями и медленно оторвались от поверхности горы. Еще парочка подхватила колоду и отправилась вслед за первой. Последняя птица (или, может быть, даже не птица, а птиц) схватила окровавленную секиру и тоже взмыла в воздух.

– Стоять! – взревел Марк-младший, бросаясь вперед.

Он попытался схватить за ноги последнего из пятерки странных распорядителей, того, который взлетал с секирой в руках. И это ему почти удалось. В его кулаке оказалась зажатой правая нога пернатого вора. Но последний дернулся и выскользнул, оставив в руках Марка-младшего лишь лакированную туфлю. Крылья его заработали сильнее, и он взмыл вверх сразу метра на два.

Но Публий тоже времени даром не терял. Он размахнулся и бросил. Звук крутящегося в воздухе тяжелого армейского ботинка разорвал тишину. Послышался хлесткий удар и туго обтянутый брюками зад пернатого вора принял на себя всю энергию умело выпущенного в полет ботинка. От такого воздействия крылатое существо чуть не рухнуло вниз! Для того чтобы удержать равновесие, ему пришлось разжать пальцы и тяжелая секира со звоном шлепнулась на площадку перед входом в пещеру.

Существо еще быстрее заработало крыльями и, поднявшись на значительную высоту, присоединилось к остальным собратьям, летевшим с телом Красса-старшего и колодой в руках.

– И вот этими цилиндрическими недоразумениями отец питался? – спросил Марк-младший, поднимая секиру с площадки.

– Вряд ли, – задумчиво ответил Публий. – Крылатые армяне какие-то!

В одной руке он держал свой геройский ботинок, а в другой – лакированный узконосый трофей. Сунув нос в голенище ботинка, Публий вдохнул, подумал немного и нюхнул лакированную туфлю. Если запах своей обуви показался ему привычным, то от проверки трофейной обуви он сморщился, как от касторки.

– Фу, гадость какая! – произнес он, отшвыривая от себя туфлю.

Присев на площадку, Публий принялся обувать ногу.

– Вы, военные, всегда нюхаете обувь? – поинтересовался Марк-младший.

– Что ты ко мне все время цепляешься? – с обидой в голосе спросил Публий. – По-твоему, все военные – идиоты. А ты сам разве не военный? А кто у Цезаря командовал легионом? Ты. И наместником Цизальпинской Галлии был. А это тоже далеко не гражданская магистратура.

– В первой жизни да, – усмехнувшись, согласился Марк-младший. – У знатного римлянина не было другого пути для успешной карьеры. Но еще тогда я понял, что военное дело не мое призвание. И с тех пор никогда больше военным не становился.

– Ага, значит, не твое дело, – Публий встал на ноги. – Типа, военные – дураки, а ты такой умненький…

Марк-младший в ответ просто рассмеялся, чем еще больше разозлил брата.

– Я вот сейчас как дам тебе в морду! – крикнул Публий в запальчивости.

– Зачем же бить руками? – удивился Марк, протягивая Публию секиру. – На, грохни меня окончательно.

– Погоди, – махнул в его сторону рукой брат, мгновенно остыв. – Что значит «грохни»? А как же я?

– А потом себя. Бац по лбу со всего маху! Ты же военный. Значит, привык к смерти.

– Э, нет, братец! – Публий поводил указательным пальцем перед носом Марка. – Самоубийство – бесчестие!

– Ага, типа – или до последней капли крови сражаться, или пусть запытают? А как же в битве при Каррах? Разве ты не покончил с собой сам?

– Нет! – твердо сказал Публий. – Я попросил заколоть себя одного из центурионов. Он ткнул меня мечом в бок и достаточно удачно попал, потому что был профессионалом. Я умер через несколько минут после удара и когда парфяне отрезали мне голову, я уже был трупом.

– А разве это не самоубийство?

– Самоубийство, конечно, но с соблюдением законов воинской чести. Вот и ударь меня секирой!

– Тьфу! – сплюнул Марк. – Что за условности?

– Ну не могу я на себя руку поднять! – воскликнул Публий.

– Тоже мне военный, – презрительно скривил губы Красс-младший. – Вам, воякам, надо у нас, гражданских, поучиться мужеству.

– Какое у вас мужество?! – воспрянул Публий. – То ядом травите кого-то, то нанимаете убийц!

– Все, хватит! – устало произнес Марк-младший. – Марш на край обрыва!

Публий послушно направился к пропасти. Марк пошел следом за ним. Публий, идя медленно, постоянно оборачивался и дикими глазами смотрел на брата.

Остановившись, он спросил:

– И у тебя рука на родного брата поднимется?

– На отца же поднялась? – ответил Марк. – А ты чем хуже?

– Вот же, братец достался, – печальным голосом сказал Публий. – Недаром я тебя всю жизнь недолюбливал.

– Да не скули ты, самому тошно! – воскликнул Марк. – Если я так тебе противен, возьми, да убей меня! На секиру!

И он в который раз протянул оружие Публию.

– Нет-нет-нет, – поспешно ответил тот. – Я сказал неправду! Просто погорячился. Ну неужели нет другого способа разрешить эту ситуацию?

– Я думаю, нет, – сказал Марк. – Видишь, каков тут порядок? Птицы эти совсем не птицы, а какие-то существа, управляющие горой. Скорее всего, они и носили отцу еду. И выполняли еще ряд функций. Например, забирали наши тела.

– Слушай! Я совсем не понимаю этих манипуляций с телами. Нас убили там, нас убили здесь, мы родились снова. Нас что, лепят из пластилина?

– В том-то и дело, – кивнул головой Марк. – Только ты почему-то зациклился на телах. Тела – оболочка, которую меняет тот, кто умеет это делать. То есть хозяин места, в котором мы находимся. Но души наши, выходит, не меняются. По всей видимости, душа – неизменная сущность мироздания. Что с ней не делай, как ее ни колбась, форма останется прежней. Этакий природный майорат, который невозможно разделить. Потому душу можно наказать, причинив ей массу различных болей психического рода. Что сейчас и происходит. И происходило, кстати, все это время, пока нам отрубали здесь головы. Это моя гипотеза.

– Н-да, – задумчиво встряхнул головой Публий. – Ладно. Мне как, становиться на колени, или ты меня и так убьешь?

– Как хочешь, – ответил Марк.

– Ладно, – решился Публий. – Тюкни меня по черепу сзади.

Он встал к брату спиной, но вдруг развернулся к нему лицом и произнес:

– Нет! Ударь лучше меня в лоб. Рана сзади позорна.

Он выпрямился и закрыл глаза. Марк, продолжая опираться на секиру, молча разглядывал своего брата. Наконец, не выдержав, Публий поднял веки и спросил: