Паштет из соловьиных язычков

– О каком грабеже ты говоришь? Никто не собирается грабить ваш Храм. Речь идет о помощи римскому войску. Мы защитим иудейский народ от варваров, а вы кратковременно пожертвуете для этого малую часть своего богатства.

– Что значит «кратковременно»?

– Все очень просто. Мы победим парфян, твой народ обрадуется и пожертвует вашему богу за спасение некоторое количество ценностей, которое с лихвой возместит затраченные для победы средства. Таким образом, потеря средств станет кратковременной и возместимой.

На протяжении этой речи взгляд Красса не отрывался от толстой перекладины. Кассий Лонгин смотрел в ту же точку, хитро сощурив глаза. Петроний глядел себе под ноги и потому никак Элеазара не интересовал, впрочем, как и четверо легионеров, со скучным видом подпиравших стены залы.

И здесь священника вдруг посетила мысль, которую он тут же принял за божье откровение, ибо не было больше на свете мысли, дающей столь простое решение возникшей проблемы.

Держа в себе эту мысль как трепетную канарейку в руках, Элеазар спросил:

– Наместник, мы можем поговорить наедине?

– Нет, – ответил Марк, – у меня нет секретов от своих воинов.

– Ты боишься остаться вдвоем с хилым старцем? – удивился Элеазар.

– Это ты хилый?! – воскликнул Красс, круглыми веселыми глазами обводя жирную тушу Элеазара.

Священник ничего на это не ответил, но почему-то покраснел.

Марк, презрительно усмехнувшись, обернулся к Лонгину и сказал:

– Подожди меня за дверью. Вместе с остальными.

Кассий молча вышел, и за ним тут же последовали Петроний с легионерами.

– Ну?! – требовательно обратился к Элеазару Красс. – Что за тайны у тебя от моих воинов, хилый старец весом в четыре, минимум, таланта?

Элеазар, понизив голос, спросил:

– Мы сможем договориться?

– Предлагай! – весело ответил Марк.

– Ты великий воин и наш народ ценит это. Но, кроме того – ты человек дела, и наш народ ценит это еще больше. Перекладина над дверью скрывает золотую штангу весом в триста мин!

Марк удивленно задрал вверх брови.

– Да-да! – возбужденно всхлипнул Элеазар. – Штанга – пожертвование от… не имеет значения от кого! Мы отдадим ее тебе. Это золото сможет обеспечить твою армию не только продовольствием. А взамен ты поклянешься не трогать наш Храм!

Красс, встряхнув головой, заявил:

– Вот это дело! Согласен.

– Сейчас мы письменно составим нужный договор, – сказал Элеазар, суетливо взмахнув руками.

– Еще чего?! – возмутился Марк. – Ты мне предлагаешь взятку и требуешь оформить ее документально? Нашел дурака!

Через полчаса разногласия были устранены. Никаких текстов писать не пришлось, зато Красс с пафосом поклялся перед своими солдатами, Кассием, Петронием и Элеазаром, что не причинит Храму разрушений, опустошений и прочих бедствий.

Легионеры под руководством Элеазара мечами взломали доски перекладины и извлекли из стены золотую штангу. Нести ее пришлось не только солдатам, но и Кассию с Петронием – настолько она была тяжела.

Красс, следуя за ними, слушал пыхтение воинов и улыбался. Когда штангу вынесли за пределы Храма и поставили одним концом на землю, Марк спросил у Петрония:

– Твои солдаты захватили с собой повозки с волами?

– Да! – кратко ответил трибун, вытирая рукой пот со лба.

– Пусть приступают.

Красс, посмотрев на Кассия, добавил:

– А ты учитывай количество, раз являешься квестором. А то не финансами занимаешься, а советы мне раздаешь, как управлять легионами. Армией я и сам займусь…

Оба офицера кивнули головами в знак согласия, и побежали в сторону когорты, застывшей в четком строю у стены.

– Одну из повозок сюда пришлите! – крикнул им Красс вдогонку.

Через два часа Элеазар, валяясь в пыли у ворот Храма, рвал на себе одежду и бороду, крича следующие слова:

– Да будь ты проклят, наместник Сирии! Да будь прокляты твои обещания! Вывез шестьсот талантов золота! Девятьсот талантов серебра! Все, что собрано за многие годы и сохранено непосильным старанием! А штанга-то, штанга! За что штангу получил?! И кому все досталось? Римскому пожарнику-крохобору! И это деловой человек?! Тьфу!

Вечером о валявшемся в пыли Элеазаре Крассу доложил Кассий. Марк, с удовольствием разглядывавший в этот момент золотую штангу, заметил весело:

– Пусть валяется. Похудеет – ему же легче будет обряды справлять. А то разъелся на службе своему богу…

Марк вернулся к действительности. Никаких титров в небе уже не было и, похоже, Публий их вообще не заметил. Видимо, они существовали только в голове его отца.

– Так и получается, – сказал Публий, – что раз нам всем в первый раз отчикали головы, то теперь этот порядок будет продолжаться вечно.

– А как же быть с твоим старшим братом? – спросил Красс. – Он говорит, что в бою не погибал, а умер в мирное время.

– Знаешь, отчего он умер в первый раз? – рассмеялся Публий. – Будучи наместником Цизальпинской Галлии, он проводил инспекцию склада, в котором было сложено трофейное галльское оружие. Одна из полок не выдержала и рухнула под грузом железа на Марка-младшего. Длинный галльский меч оттяпал голову моему старшему братцу в одну секунду. Это случилось через несколько лет после нашей с тобой гибели. Так что наследственность и в этом случае сработала.

– И все из-за меня! – Красс-старший печально смотрел на сына. – Боги наказывают за жадность.

– Возможно, – согласился с ним Публий. – Но все-таки мне кажется, во всем этом балагане с постоянной рубкой голов что-то не так. Вещи, которыми ты занимался в свое время, в современном мире совершенно естественны. И называются бизнесом. Кстати – в древности они были естественны не меньше. И если кто-то богат более других, значит он просто умнее и предприимчивей. За что же тогда его наказывать? Даже ростовщичество – абсолютно обыденное дело. Вон, сейчас все банки этим занимаются. Но, насколько я помню, ты, отец, не ссужал деньгами под проценты друзей и знакомых…

– Да, – кивнул головой Красс-старший. – Я никогда не брал проценты с друзей.

– Зато ты впоследствии забирал у них большую часть имущества, – раздался вдруг голос с края площадки.

Марк с Публием повернули головы и увидели рослого красивого человека, появившегося на кромке обрыва. Это был старший сын Красса, которого звали Марком-младшим. Если Марк-старший и Публий были похожи как отец и сын, то черты Марка-младшего ничего общего с чертами рода Лициниев не имели. В груди Марка-старшего зашевелилась обычная в таких случаях ревность, но здравый рассудок привычно отмел необоснованные подозрения и объяснил непохожесть Марка-младшего наследственными признаками, полученными от матери Тертуллы, с которой Красс-старший прожил в согласии тридцать семь лет.

– Здравствуй, сынок! – приветливо воскликнул отец.

– Привет, папа, – откликнулся Марк-младший, подходя ближе. – Здравствуй, братец.