– Но почему я умер не сразу?
– Яд, который был в шампанском, отнимал крупицы твоей жизни медленно, но верно.
– Так кто меня тогда отравил?
– Тебя отравила я. Ты этого не понял? – искренне удивилась раскрашенная женщина.
– Та женщина… Она…
– Тогда истек срок нашей сделки, – пояснила незнакомка. – Но ты смог отчасти правильно распорядиться своим даром, потому мне хотелось, чтобы твоя смерть была не столь ужасной. С другой стороны, у тебя был шанс избежать такой участи, ведь ты обратил внимание на руну, изображенную на моих ногтях…
– Символ смерти, – логично предположил Сонат.
Женщина кивнула.
– Арболен – твой слуга?
– И Сацу. И Эмма. И Нон. Мы появились в твоей жизни не просто так. Сам нас к себе призвал, сам попросил о помощи… Ты всю жизнь осознанно гонялся за смертью – что ж, узри ее!
– Так делай то, что должна…
Женщина-Смерть захохотала:
– Нет уж! Если бы ты не оказался талантливым, я бы с удовольствием растворила тебя в пустоте! Но я столь же милостива, сколь и опасна, потому даю тебе второй шанс, но при одном условии… Не бегай больше за мной, ведь я приду. Впрочем, ты наверняка это уже понял…
И Сонат действительно переродился.
Прошло два десятилетия с той поры. Бывший поэт вырос в любящей семье, получил прекрасное рабочее образование, стал толковым сварщиком – в общем, смог стать совершенно иной личностью, но как только на рабочем месте начались серьезные проблемы, то самое «нигредо» вновь стало проявляться.
Одним не самым приятным утром Сонат, которого ныне звали Во?лкеном, гневно ругался, недовольно глядя на себя в зеркало, но не собственное отражение раздражало парня – сегодня его грозились уволить в связи с сокращением кадров.
– There is no hope in heaven, there is no hope on earth… (прим. – Нет надежды на небесах, нет надежды на земле. Deine Lakaien, «Reincarnation»). – надрывалось работающее радио.
– Чертова правда! – согласился с Александром Вельяновым (прим. – вокалист группы «Deine Lakaien») Волкен, стукнув кулаком по стоящей перед зеркалом тумбочке.
– А вот этого не нужно было говорить, – мягко возразил женский голос из ниоткуда.
– Кто здесь? – вопросил Волкен – он жил один, а потому не привык к звучащим в квартире другим голосам помимо радио и телевизора.
– Здравствуй, Сонат.
– Меня вообще-то Волкен зовут… – и парень увидел в зеркале, что в кресле позади него сидит незнакомая темноволосая девушка.
– Я знаю, – кивнула она. – Позволь представиться – Натве?на.
– И что Натвене от меня нужно?
– Ты нужен мне ровно так же, как и я – тебе.
– Да что за бред…
– Моя сестра Тве?ния уже нашла себе слугу, который ей будет помогать в новой войне. Я без слуги оставаться не собираюсь – потому и пришла к тебе.
– А я-то здесь при чем?
– Неужели совсем не узнаешь меня, Сонат?
Волкен повернулся к женщине и увидел, что она буквально на глазах меняет свой облик. Бросившись к зеркалу, парень изумился – его лицо разрывало другое, которое так и хотело занять прежнее место, и вскоре в зеркало смотрелся уже не Волкен, а Сонат.
Сонат-Волкен взглянул на изменившуюся незнакомку и выдохнул:
– Это ты…
– Я ведь говорила тебе, Сонат – даже не думай идти по тому же пути…
Парень тихо свалился в обморок.
«Переведя зовут Рори»
You tried to drown me -
Never mind to swim,
And tried to eat me,
Put a shiver on my skin…
(Ты пыталась утопить меня,
Но я выплыву.
Пыталась съесть меня,
Испугав до дрожи).
Lindemann, «Yukon».
Арми?рра оказался совершенно один на льдине, которая медленно, но уверенно плыла по течению широкой реки.
Белый медведь не обращал внимания на нанесенные ему чуть менее чем полчаса назад рваные раны – он всматривался в даль, от которой вынужденно уплывал, в надежде увидеть кого-либо из сородичей – пусть и не невредимых, но хотя бы живых.
Никого. Ни на берегах, ни в воде, ни на других льдинах.
Армирра не сразу понял, как оказался плывущим по реке, зато надолго, если не навсегда запомнил момент, когда буквально через несколько минут после того, как все племя заснуло, на него нагло напали полчища скака?лов – мелких, но приносящих огромные проблемы существ, ибо они держались сотнями, а то и тысячами особей. Обычно медведи отбивались от скакалов успешно, но в этот раз все пошло совершенно по-другому, ибо эти мелкие твари были бешеными настолько, насколько это вообще можно было представить в их отношении. Кто-то из еще более-менее способных передвигаться медведей – а почти все были или при смерти, или тяжелораненые – предложил светлую идею утопить скакалов в реке, успешно избавлявшейся от своей ледяной шубы.
Идея, может, и была хорошая, но в эту ночь звезды явно не сошлись.
Армирра тяжело дышал. Он прекрасно понимал, что на льдине долго не продержится – нужно было или дожидаться, пока льдина не пристанет к берегу, что было скорее маловероятным, либо грести до него самому. Медведь мог и доплыть, но боялся, что у него для этого не хватит сил, да и делать сейчас излишне заметные движения было крайне рискованно.