В сердце Австралии. Роман

«Да, маменька! – раздражённо подумала Нэнси, – У тебя прямо нюх на подобное. Ну так всё равно не узнаешь ни об Элдреде Нормане, ни о предложении констебля! Вообще ничего.»

– Просто друг.

Через неделю пришло письмо из Херготт Спрингс.

Чувствуя, как загорелись глаза матери, едва та взяла в руки неразборчиво надписанный конверт (Роберт не любил бумажной работы, постоянно откладывая её в долгий ящик),

Нэнси удалилась с письмом в свою комнату и закрыла за собой дверь.

«Драгоценная Нэнси, – писал Роберт; он надеялся написать из Херготт Спрингс, но беспокоился, что будут сложности с переправкой через этот поселок, но городскому полицейскому передать не доверил. Иначе, тот, кто будет служить после меня, будет «связан».

Однако мне скоро уезжать, чтобы прибыть в Аделаиду. Тогда и надеюсь получить ответ на моё предложение, дорогая.»

Нэнси замкнулась, ведь он единственный, кто знал, что ей пришлось пережить, и не только потому, что он её спас, и ей вдруг захотелось связать с ним жизнь. На него можно положиться: он милый, добрый, и она чувствовала себя обязанной полюбить его. Она могла бы подождать и испытать свои чувства по его возвращении. Алис Спрингс стало бы совсем новым и другим местом, и в качестве жены констебля у неё было бы больше возможностей и медицинской практики в необходимых случаях.

Но что – то в её сознании настороженно замолкало.

Нэнси ответила на письмо холодно.

***

Наслаждаясь мягкой солнечной осенью, с её безветренными днями и едва заметными ночами, девушка почувствовала себя лучше.

Она остановилась в пригородном саду, обрывая перезревший мускатный виноград, выглядывающий из-за забора.

Ягоды были и золотисто-коричневыми и зелёными, а на вкус напоминали кишмиш.

Большинство ветвей онемело от пересыхания коры, опустело от птиц и пчёл.

Совсем как она поначалу, вернувшись из поездки опустошённая и жаждущая, как душевно, так и физически.

Хлопнули ворота, послышались шаги по крытой гравием тропинке и поворот задней двери. Нэнси с болезненным страхом реагировала на добродетельных посетителей. И тут услышала давно знакомое:

– Агния!

Она обернулась. Элдреда Нормана собственной персоной Нэнси меньше всего предполагала здесь увидеть.

– Ты? – чуть не задохнулась она.

– Да, я. Я не писал и не звонил, так как ты не хотела встречаться. А когда по приезде в Херготт Спрингс узнал, что тебя нет, сел на первый же поезд. И вот я здесь. Девушка остолбенела, не в силах шевельнуться.

Бессознательно выплюнула она непрожёванную виноградную шкурку…

И вот она уже в его объятиях, ощущает себя под напором его мужской силы.

Мгновенье, страстный поцелуй, и она уже не могла сопротивляться, вся её настороженность притупилась.

Элдред довёл её до садовой скамьи в тени изгороди. А что если мама выглянет в окно…

Но Нэнси это не беспокоило. Её переполняла радость, о которой она чуть не забыла.

По традиции крупного города Эдред не носил шпор, но всё же умудрялся выделяться из толпы в облегающем жакете и светлыми узкими брюками. И кажется, приобрёл новую широкополую шляпу.

Миссис Маклин была очарована этим представительным бушменом.

Высокий, широко улыбающийся, тот поведал ей о собственной скотоводческой станции отца, и в глазах Августины он обрёл чуть ли не аристократический статус. 

– Полагаю, ваше состояние одно из крупных, мистер Норман, – спрашивала она, разливая чай.

Шляпа Элдреда в этот миг целомудренно скрывалась под креслом. А слишком длинные ноги даже подогнутые под столом не портили его облика.

– Здоровенное. Около пяти тысяч квадратных миль.

– Квадратных миль? Сколько же вы держите скота?

– Тысяч тридцать голов, но из-за засухи пришлось зарубить многих. Сейчас скот слаб для перегона, и его лучше не трогать.

Я, знаете ли, ещё ни разу не перегонял стадо по-настоящему, – взглянул он на Нэнси, представив, что мог бы отдать себя совсем) – Возьмите хоть поезд, нагружённый шкурами.

– Овцами вы так же занимаетесь?

– Не совсем. В крупную засуху пятьдесят тысяч потеряли. В засуху даже кролики дохнут.

– Мама, Каппамерри – край каменных степей и песчаных дюн, – вставила Нэнси, – На одну скотину много акров не нужно. Не догадываешься, что за опустошение, пока не увидишь берег канала… Говорят.

Это самая обширная засуха с 1902 года. Но если бы ты видела край после дождя! Просто – расцветает «как нарцисс»! За каких-нибудь три-четыре дня каждый бархан покрывается цветами красными, розовыми, жёлтыми, лиловыми… И все каменистые степи покрываются солонцом и маргаритками.

– Но дождя приходится ждать по три года…

– Кроме новых песчаных бурь. Но там, где Кунинбиенга впадает в Диамантину – природная вода. И на все оставшиеся кулабы и низкорослые эвкалипты прилетает тысяча птиц. Усадьба на холме поднимется над этим уровнем.

– А что бывает, когда Диамантина выходит из берегов?

– Тогда мы становимся отрезанными от Бёрдсвилля и обычно держим связь через Бетуту. Хотя вода широко разливается.

Нэнси знала, что эта живописная деталь была ей на пользу.

Ей показалось странным добавление «Хотя…»

Это казалось квинслендским диалектом.

– А как надолго Вы в город, мистер Норман?

– Называйте меня Элдредом. Я тут ровно настолько, сколько потребуется, чтобы уговорить Нэнси выйти за меня.

Нэнси уставилась на него. Однако отметила, как он выигрывал в глазах её матери. Миссис Маклин готова была принять его как сына, которого у неё никогда не было.

– Вполне достойный выбор, – рассказывала она мужу наедине (тот уезжал по делам, и не смог встретится с молодым человеком, просящим руки его дочери), – Я всегда говорила, – наигранно добавила она, – Что в отдалённом районе Нэнси скорее найдёт себе мужа. Там не так уж и много привлекательных девушек.