Нэнси наблюдала, как густо песок забивался ей под ногти и теперь вспоминая об этом, чувствовала тошноту.
О случившемся сообщили по телефону аделаидской миссии. Нэнси не хотелось видеть кого бы то ни было на месте сестры Честертон, она бы и одна доработала, пока их не сменят.
Ей ответили, что преподобный Джон Флайн, организатор и вдохновитель общины аделаидской миссии отправился северным поездом до Херготт Спрингс и Уднатты, может, и в Алис Спрингс заедет проведать общину. В Уднатте собирались организовывать новую, и всё должно было быть под контролем. Оттуда он мог проехать по железной дороге и на почтовом экипаже до Изгиба Подковы, а потом добрых сто двадцать миль на почтовом верблюде до Алис с больной скотиной.
Узнав, сколько он прошёл, Нэнси затаила надежду, что он найдёт время и для погребальной церемонии Стэн…
Нэнси посмотрела вперёд и заметила незаурядного человека, который реально организовывал медицинскую помощь в необжитых районах, построив первые общины миссии, возглавляемой им с 1912 года.
Пока он ехал поездом, девушка познакомилась со скромным вежливым человеком лет тридцати, волосы которого уже начали слегка редеть, с завитком, будто в насмешку вокруг рта и глаз в его исхудалом лице. Он ей сразу понравился. Но Роберт не вернулся из миссии, Нэнси сама спросила Джона Флайна о погребальной церемонии.
– Конечно, уважаемая! Теперь это единственное. Что я могу сделать для той смелой девушки. Мне поговорить с её родителями в Аделаиде?
– У неё только отец. Я уже написала ему. И по-моему, ему будет неприятно услышать это от Вас.
Потом Нэнси рассказала священнику о проблеме Заиры. Пресвитерианец всё же служил Богу, и пообещал поговорить с Ахмедом Али.
Вернувшись, он рассказал, что её отец согласился на брак Заиры с Рубеном, но по канонам ислама.
– Рубен вырос в миссии. И теперь ему придётся сменить христианскую веру на ислам, – грустно улыбнулся Флайн, – Но, думаю, Господь милостив, и юноша сохранит в душе Христа.
Мужская палата была свободна, и Флайна устроили там.
Он любил беседовать, и после чая поведал Нэнси о своих проектах, о создании «Службы милосердия» в необжитых районах, где не хватает докторов и больниц на помеченных на карте станциях и одиночных поселениях.
Священник планировал общины в стратегических точках Западной Австралии, Северных территориях и Квинсленде таких же, как и в Южной с самого начала.
Организатор подумывал об аэропланах и радиосвязи.
Нэнси смогла уснуть лишь около десяти и уже собиралась ко сну, но, пробыв одну ночь до полуночи, она заметила свет в гостиной.
Джон Флайн сидел за справочником и писал. Он говорил, что редко ложится раньше часа или двух ночи, но это не мешает ему вставать рано утром.
Вечером он облачился в жакет, днём ему мешала в этом лишь местная жара, но на нём были жилет и тёмная рубашка с длинными рукавами; карман жилета был увенчан золотой цепочкой его часов.
Миссис Бэйтс забрала свою малышку и вернулась домой на озеро Летти, чувства Нэнси обострились.
Хорошо ещё, что за больничной работой время идёт быстрее, и пациенты приходили толпами, из-за того, что медсестёр не было больше десяти дней.
Но был лишь малыш с больным горлом да старый путешественник с заражением ступни, поступивший утром на смену ушедшим пациентам.
Когда подъехал катафалк с телом Стэн в гробу, Роберт, оставив свою двуколку на улице, пришёл к Нэнси.
– Похоронить можно прямо сейчас, – сказал он, – Учитывая обстоятельства… Я уже дал распоряжения двум могильщикам на кладбище.
Нэнси еле держалась на ногах от слабости. Роберт Макдональд приобнял её:
– Держись, подруга… Хорошо что удалось уберечь её тело от динго. Они порой роются в зыбких могилах…
– Я… не знала…
– По-моему, пора… я произведу прощальный салют, но…
– Замечательно, Роберт. Здесь по делам миссии в необжитых районах преподобный Джон Флайн, служитель пресвитерианской церкви. Он согласился совершить церемонию.
Роберт переменился. Он решал всё разом: и судебную экспертизу, и регистрацию рождений и смертей, и захоронения умерших, проверял склады, регулировал выполнение закона, помогал аборигенам…
Пожав друг другу руки, они со священником уселись за чай, поданный Нэнси.
Сама же Нэнси ушла в посёлок собирать людей на похороны.
Она обошла всех, кроме Волта Кромби, уехавшего за почтой, начальника почты и начальника станции, встречавших в это время поезд.
Перед свежевырытой в этой жёсткой земле могилой собралась небольшая толпа людей в чёрных шляпах, защищающих также от солнца.
Джон Флайн коротко и отчётливо говорил о погребении.
– Это – первая потеря в нашем рискованном начинании, – говорил он, – Тяжёлая утрата… Но без помощи сестры Честертон и её коллег умерло бы гораздо больше людей.
Священник прочёл ритуальную молитву и при словах: «Пепел к пеплу, прах к праху», Нэнси вспомнила, что зарыла тело Стэн именно в прах, в песок…
Но Джон Флайн предварил погребение чудесной цитатой из Книги пророка Исайи: «Возвеселится пустыня и сухая земля, и возрадуется страна необитаемая и расцветёт как нарцисс […] укрепите ослабевшие руки и утвердите колени дрожащие; скажите робким душею: будьте тверды, не бойтесь… […] Тогда хромой вскочит как олень, и язык немого будет петь; ибо пробьются воды в пустыне, и в степи – потоки. И превратится призрак вод в озеро, и жаждущая земля – в источники вод; в жилище шакалов, где они покоятся, будет место для тростника и камыша.»
В посёлке не было цветов (а если и были, их погубила бы буря, и Нэнси достала белые маргаритки, высохшие как бумага, некогда украшавшие обеденный стол.
Вместо свежих цветов девушка положила вышитый миссис Джексон платочек с яркими розочками и незабудками, она бросила его на крышку гроба, когда могилу стали закапывать.
После чего отвернулась, скрывая слёзы. Джон Флайн, поддерживая её за локоть, убрал под руку Библию и молитвенник.
Глаза здоровенного Роберта Макдональда увлажнились, и он подошёл к Нэнси, мягко сжав её ладонь.
Говорить было нечего.
Глава семнадцатая
С каждым возвращением в общину, Нэнси острее чувствовала отсутствие Стэн.
Она просто возненавидела это место за последние две недели. И хотя срок работы подходил к концу – вот-вот должны были приехать новые медсёстры на смену, Нэнси с головой ушла в работу, стараясь передать им больницу по весеннему чистой, несмотря на приближение осени.
Времена года здесь не сильно отличались, были одинаково сухими и ясными, только время от времени чуть холодало.
Нэнси приглашала Макдональда к столу, так как не выдерживала обрушившегося застольного одиночества. Роберт заходил, когда не было дежурства, и всё время осторожно, не назойливо, она понимала, что он надеется вернуть её расположение за это время, поддерживая её в беде и одиночестве.
– Я так виновата, – жаловалась Нэнси, – Не от того, что осталась жива, а её нет. А от того, что как медсестра я могла бы предотвратить ужасные последствия. Стэн всегда была такой сильной… Вот уж не думала!
– Не вините себя, Нэнси, – он сменил полуформальное «сестра» на обращение по имени.
– А как же!.. Уеду из этой глуши, где всё напоминает о её погибели. Вернусь в Аделаиду.