В сердце Австралии. Роман

– Гм. Приберегу благословение, пока сам не увижусь с этим парнем.

Сама Нэнси поначалу отвергла предложение Элдреда, но не смогла забыть его, и лишь после жесточайших разборок, понемногу оттаяла.

Но тот знал, что ужасы края, всё-таки притягательны своей необъяснимой красотой, и понимал, что пришлось пережить девушке в её нелёгком путешествии.

А что если бы они не встретились в саду, он бы представился матери, разговаривая на банальные темы в мастерской.

У неё было бы больше времени противостоять ему. 

– Ты слишком много на себя берёшь, – не унималась Нэнси, – С чего ты решил. Что я готова к замужеству?

– Да я же давно спрашивал… Я подметил впечатления местных… И что дружбан положил на тебя глаз. И так сэкономил время.

– Но ты потерял его в прошлом году.

– Знаю. Я обезумел. Знаешь. У меня всегда был какой-то жуткий страх оказаться подкаблучником, быть повязанным на всю жизнь. Девушек люблю, а связываться боюсь.

– Заметно.

– Когда я получил твою открытку, подумал, что всё-таки нехорошо. Но я не смог выкинуть тебя из головы. Хотел было снова написать, но мне и это не слишком даётся.

– И это заметно.

– А потом услышал новости. Все были поражены. А я испугался, что и ты могла умереть. И понял, как много ты для меня значишь… Агния, прошу тебя, скажи «да». 

– Л-ладно…

– Этого мне достаточно. Милая моя девочка. Ты не пожалеешь. Обещаю.

И он закрыл ей рот поцелуем так, чтобы она не отвертелась от своего «да».

Отец согласился, мать была в восхищении и начала готовиться к пышной свадьбе.

Нэнси сдержанно бросила ей:

– Маменька, я буду на церемонии в кремовом костюме прямого покроя и обыкновенной шляпке. Думаю, что и Элдред оденется скромно. Много хлопотать не нужно. Если хочешь гостей, пригласи лишь родственников.

Тяжелее всего для Нэнси было не покинуть родную семью, а разрушить надежды Роберта Макдональда.

Она начала было: «Дорогой Роберт!..»

Но так и не смогла продолжить.

Дорогой Роберт!..

Он ведь и был дорогим, искренним другом, и ей страшно не хотелось причинять ему боль.

Нэнси решительно обмакнула перо в чернила и принялась писать.

Глава восемнадцатая

– Мой старик – чистое золото! – хвастался Элдред Норман по дороге домой «в афганце» после их медового месяца на побережье, – Ты, наверняка, ему понравишься. Он немногословный, спокойный, крепкий. Остаётся загадкой, как они сошлись с матерью. Та выросла в городе, и как все женщины склонна к болтовне.

– А кто у вас готовит?

– Повар. По прозвищу «Ща-уйду». Когда кто-нибудь критикует его стряпню, он говорит: «Ну, и ладно, ща уйду! И готовьте сами!» Но это он только грозится.

– А аборигенки помогают по кухне?

– Да, к маминому неудовольствию. Ведь это единственные женщины в усадьбе, с которыми можно хотя бы на их местном наречии словом перекинуться.

– Я бы их с малолетства обучила хорошему английскому…

– Может и так. Да кому это надо!.. Здесь и белокожим детям тяжело образование получить!..

– Так чёрных никогда не учили чтению?

– Зато они читают мысли скота да и буквы на ящиках с керосином.

Нэнси представилось, как она может принести просвещение этим диким детям природы. А их, безусловно, стоило выучить.

Элдред и Нэнси выехали из Херготт Спрингс на север с экипажем Волта Кромби, потом – с почтовым на Бёрдсвилль.

Нэнси волновалась перед предстоящей ей встречей с Робертом Макдональдом, который так и не ответил на её последнее письмо. Она лишь утешала себя тем, что месяц службы констебля истечёт, пока они уедут.

Девушка остро чувствовала, что её лицо, светящееся счастьем, сильнее резанёт его незажившую рану…

Во время стоянки поезда Волт отлучился, и Нэнси решила навестить сестёр в общине.

Даже, несмотря на боль, это доставило кучу счастливых воспоминаний.

Девушка взяла с собой миссис Эдисон со склада, предоставив Элдреду возможность выпить в мужском обществе.

Нэнси понимала, что женщинам строго – настрого запрещено заходить в бар, если только они не работают там официантками.

Знакомую кухарку ныне сменила худенькая, тёмненькая женщина с таким кислым лицом, будто его замариновали.

Нэнси дошла до кладбища за час, защищаясь от палящего солнца широкополой шляпой.

Сухо оглядела она последнее пристанище Стэн. Свежий холмик среди пыльных надгробий завершала могильная плита с выгравированной надписью:

«Вечной памяти Станиславы Августы Честертон, единственной дочери Джеймса и последней Августы Честертон из Аделаиды, умершей 22 февраля 1914 года в возрасте 26 лет.»

Нэнси разровняла на холмике высохшую землю и украсила холмик белыми ракушками, привезёнными с побережья. Растения бы здесь не прижились.

Девушка оглянулась на безжалостную небесную лазурь и заброшенную земную твердь.

Уходя, она прикрыла ворота, защищая кладбище от бестолковых коз.