Дальше идти сил не было. Дорога впереди выравнивалась. Путница и сама это чувствовала. Однако ей начало казаться, что путь слишком длинный и пологий. Казалось, чем дальше, тем труднее.
Действительно, подъём был опасным, и теперь она поднималась, кряхтя; песчаная кромка, угадываемая вдали. Отбрасывала живительную тень.
Девушку охватила радость. Прохладная вода уже недалеко. Озеро, как она знала, высохло и обмелело.
Нэнси еле плелась вверх, так же и еле поторапливаясь – пересохшее горло давало о себе знать. Вот она и в высохшей пойме.
Вода! Зеленоватая сладкая водица!.. Остановившись на холме, Нэнси почувствовала великое наслаждение, до того она представила сама себя высохшей пустынной ящеркой.
Посреди сухости вода время от времени испарялась, чтобы в жару выйти из земли благодатью. Нэнси никак не могла напиться. Вода была ужасной, тёплой и минеральной. Но какая влага!
Если скотина пьёт такую, почему бы и человеку не отведать?.. Нэнси потащилась назад за бурдюком, в котором оставалась лишь провизия. Кусок чёрствого хлеба ещё с Матуринны.
Нэнси смочила его в источнике и сдавила полученную массу пересохшими губами.
И тут её осенило.
Там остался связанный Гораций. Канал с водой остался внизу. Возможно, ему удалось добраться до Херготт Спрингс, может, эта вода помогла ему добраться.
В завершении, зажав плечом колючий кустарник, густой и колючий, и даже не зелёный, но создающий уверенность, что земля не так пустынна.
Глава шестнадцатая
Нэнси спала, и ей снилось море. Живя в пятнадцати милях от него в Аделаиде, она не сознавала его отсутствия. Во сне Нэнси снова почувствовала себя маленькой девочкой, барахтающееся в хрустально-чистом мелководье у прибрежной станции, где миссис Маклин снимала на лето коттедж.
Её напарница, молоденькая англичанка Рэйчел, приехавшая прямо из Ливерпуля, с трудом верила в прогретый солнцем песок и голубую ширь моря под летним облачным небом. Она устроила лежак из вороха высохших водорослей, что валились на берегу, как сидящий на мели бурый кит. Их обработали в широком пруду после отлива.
Нэнси топала ножками, рассыпая хрустальные брызги. Песок под её ногами был гладким, извивающимся причудливыми волнами.
Вода так и манила, и девочка набрала её в рот и проглотила.
– Не пей морскую воду, – вскрикнула Рэйчел, – А то с ума сойдёшь!
Нэнси разревелась. Она ведь уже выпила, значит, может сойти с ума!.. Тогда её отправят в закрытый серыми стенами пансион для душевнобольных…
Проснувшись, Нэнси ещё чувствовала солёный привкус во рту и пережитое за последнюю неделю показалось просто страшным сном. И лишь отсутствие Стэн напоминало об этом.
Казалось, что Стэн вот-вот вернётся. Пошёл уже восьмой день с тех пор, как они выехали из Херготт Спрингс.
Небо умылось в безжалостной безоблачной лазури. От голода Алекс почувствовала слабость, да ещё от минеральной воды её прохватил понос. Девушка не бредила, но её охватили странные видения при полном сознании их реальности.
Сначала Нэнси будто вошла в зеленоватое мелководье той оставшейся далеко прибрежной станции, в расступившиеся после отлива прозрачные волны.
Она спорила со своей матерью о погоде, что они могли пойти в Матуринну к оставшимся…
Миссис Маклин возмущалась, что это неразумно, что это «типичное невежество и просто опасно и глупо».
– Но, мама! Эта женщина могла умереть от агонии!..
– Зато умерла Стэн Честертон.
– Д-да…
Миссис Маклин исчезла. Нэнси пристально рассматривала бледно-голубое, в пустынной дымке небо, и вспоминала, как неоднократно молилась в опасности, непроизвольно повторяя: «Господи! Не дай ей умереть!», сидя на песке рядом с Стэн.
Но Стэн всё-таки умерла, и Нэнси почувствовала, что, наверное, уже никогда не сможет молиться.
Вскоре после того, как она пошла за водой, она почувствовала слабость и головокружение.
Тёплая волна охватила её, но не холодом, а горячей водой, вытекающей из раструба, а ещё долго пришлось идти до источника, пока это была прохладная для купания и питья в одиночестве, да и. на вкус вода была ужасной. Начинало саднить горло.
С рассветом проснулись птицы. Поток зелёных волнистых попугайчиков звенел в воздухе, на все лады верещали малюсенькие австралийские пташки рыжеватых оттенков.
Да уж, будь Нэнси птицей, голодать бы ей не пришлось, вон как они вьются вокруг. Да даже и ящерицей…
И тут снова вспомнились слова Роберта Макдональда: «Если вы не вернётесь через десять дней, я организую поиски».
А десятый день сегодня или завтра? Мелькнувшая мысль вселила надежду. Девушка задремала под кустом и проснулась от крика. Она привстала, подумав, что это опять галлюцинации.
Но это было наяву. В повозке запряжённой двумя верблюдами ехал Роберт, а на верблюде рядом ехал Микки. Шеи верблюдов были увешаны бурдюками.
И вот сладкая влага освежила горло Нэнси, а её голод был утолён сырным сэндвичем. И она уже сбивчиво рассказывала, как отпустили Горация, и что Стэн теперь зарыта в могиле.
– Не оставлять же её здесь, – сказала она, – В этой мёртвой пустыне.
– Нет, нет, – утешал её Роберт, – Сейчас мы уедем, а потом вернёмся с гробом на двуколке Бэйтсов и доставим тело в Херготт Спрингс для достойного захоронения.
Нэнси разрыдалась:
– А что с Горацием? – в последний раз всхлипнув, спросила она.
– Он вчера явился в Херготт Спрингс слегка потрёпанным. Ему бы остаться здесь до того, как обнаружили воду и оставался корм. Я был начеку, так как предполагал сильную песчаную бурю. Но все думали, что вы переждёте на её станции.
– Нет, мы не знали. А Стэн в жару поднялась на холм, чтобы поискать источник… и… и…
Роберт взял девушку за руку и погладил её ладонь:
– Не надо сейчас об этом, милая… – и Нэнси благодарно положила вторую ладонь поверх его сильного рукопожатия.
Милый Роберт! Сильный, надёжный!
Рассматривая его статную выправку, она почувствовала к нему что-то похожее на любовь.
И вот она вернулась в Херготт Спрингс. Страшные события были позади, а впереди ждала больничная рутина.
И Стэн никогда больше не откроет своих глаз, и не устремит к ней свой светлый взгляд. Её взгляд потух, а рот навеки закрыл песок.
В прошлом году лениво копаясь на аделаидском пляже,