При дворе Тишайшего

– Что ты задумала, дитя? – с тревогой спросила Елена.

– Ах, не знаю, ничего не знаю! – сжимая руками виски, ответила Нина. – Мне так больно, так больно!..

– Бедная, бедная! – ласково заговорила царевна, гладя черные волосы девушки.

В это время дверь отворилась. Вошел нукер и доложил, что князья Орбелиани и Пронский желают говорить с царевной.

– Пусть войдут, – ответила Елена Леонтьевна. – А ты, дитя, ступай, – обратилась она к Нине, когда нукер вышел, – иди к себе и помолись Пречистой Деве: Она утишит твои страдания! – И, поцеловав княжну, отпустила ее.

В комнату вошли Орбелиани и Пронский.

– Царевна, – заговорил Орбелиани, низко кланяясь, в то время как Пронский снял шапку и рукой коснулся пола. – Вот князь желает с тобой иметь беседу.

– Я очень рада князю, – приветливо ответила царевна и пригласила гостя сесть.

Орбелиани, поклонившись, вышел.

Пронский пристально взглянул на молодую женщину и молча сел на указанное место; необычайная приветливость царевны смутила и взволновала его.

– Говори, князь, – сказала Елена Леонтьевна и, сложив руки на коленях, приготовилась его слушать.

– Царевна, я пришел сказать, – начал Пронский, исподлобья глядя на молодую женщину, – что наш великий государь Алексей Михайлович ждет приезда твоего свекра, царя Теймураза, и тогда решит, что ему сделать с Грузией.

– Это решают уже пятый год, – с горечью возразила царевна, – единоверная вам Грузия истекает кровью, а ваш царь все еще что-то решает.

– Что делать! Мы сами воюем то со шведами, то с литовцами, то с казаками. У нас у самих много народу полегло на ратном поле, – оправдывался Пронский.

– Зачем же тогда сразу было не сказать, а обнадеживать? Мы не жили бы здесь столь напрасно, царь Теймураз не ехал бы за помощью, в которой ему все равно откажут. Мы давно обратились бы за помощью к другим, пусть то будут даже нехристиане!

– Царевна! – сказал ей князь. – Потерпи еще малое время, приедет царь Теймураз, и, может быть, все повернется еще в вашу сторону.

Елена Леонтьевна с сомнением покачала головой и грустно усмехнулась, после чего спросила Пронского:

– Еще что имеешь ты мне сказать?

– Хотел просить твою милость… Не откажи, царевна, посети мой убогий домишко!

Елена Леонтьевна с изумлением взглянула на него:

– К тебе? Я? Зачем?

– Со свитой, с царевичем, – все больше смущаясь под ее взглядом, заговорил князь. – Свадьба, вишь, у меня затевается…

– Ах да, да! – вспомнила вдруг царевна. – Ты выдаешь свою дочь замуж. Ты говорил, да. За старого князя Черкасского?.. И тебе не жаль отдавать свою юную дочку старику?

– Что ж, царевна, у нас это в обычае.

– Странный у вас обычай. А если она не любить твоего старика?

– Стерпится – слюбится.

– Ну… а если она другого кого-нибудь любит?

Князь сурово сдвинул свои брови:

– Никогда этого быть не может! Не смеет девка без разрешения родителей никого любить.

– Ты думаешь? – насмешливо спросила царевна.

– Конечно, всякое бывает, царевна, а только в нашем роду этого еще не бывало, – надменно ответил Пронский. – Кого отец прикажет, того дочка и любит.

– Странные же у вас дочки, князь! Видно, у них сердца нет, что ли?

– Нашим бабам сердца и не нужно.

– Это ты так думаешь, князь, а они, уверена я, по-иному судят, и я вот знаю, что твоя дочь любит, да только не того, кого ты ей назначил, и не по твоему указу!

– А по чьему? – угрюмо спросил князь.

– По указу своего сердца. Кого сердце ей указало.

– Да что она, жаловаться к тебе, что ли, приходила, царевна? – И холодные как сталь глаза князя подозрительно оглядели царевну.

Царевна чувствовала, как ее покидала решимость говорить перед этим мрачным, влюбленным в нее человеком, но, вспомнив убитое горем лицо Леона, стряхнула с себя робость и даже коснулась кончиками пальцев руки князя.

– Послушай, боярин, – мягко начала она, – твоя дочь не любит князя Черкасского. Не мешай ее счастью, согласись на ее брак с моим родственником, князем Леоном Джаваховым. Он не так богат, как Черкасский, но молод, силен и умен, может быть хорошим слугою твоему царю, тебя же он вечно будет благословлять за это доброе дело.

– Царевна, ты просишь? – начиная смягчаться, спросил Пронский.

– Я умоляю тебя, князь, откажи Черкасскому и дай согласие моему Леону.

– Царевна, ты хочешь от меня многого! Я должен изменить своему слову; должен потворствовать дурости моей девки: мне, князю Пронскому, должно назвать своим зятем бедного юношу. За что же я должен сделать все это?

– Леон – не простой юноша, – гордо ответила Елена. – Он такой же князь, как и ты, даже древнее тебя родом.

– Может статься! Да ведь он – иноземец, а это у нас не в счету. Слушай меня, царевна! Не думал не гадал я, идучи сюда, что ты услуги у меня просить будешь. Давно решил я свою дочь за князя Черкасского отдать, ну а если ты просишь – будь по-твоему. Даю свое согласие. Но не даром даю его тебе, царевна, и выкуп потребую.

– Выкуп? Какой выкуп?

– А вот какой: если дорог тебе князь Джавахов и заботишься ты о благе его, то, значит, себя ради него не пожалеешь. Вдовеешь ты давно, потому что муж твой без вести пропал, а я… я тоже скоро вдовый буду…

– Разве княгиня очень больна?

– Почти померла, можно сказать.

– Как же свадьбу ты хотел справлять?

– Вот потому свадьбой и торопился, – усмехнулся Пронский, и по спине царевны от этой улыбки пробежала дрожь. – А после свадьбы непременно она помрет…