– Вчера? Но этого не может быть! – воскликнула царевна Елена. – Вчера ты не мог видеть князя.
– Я видел его на пиру у царя и говорил с ним. Он резко и обидно отказал мне. И нам осталось одно – умереть! – проговорил Леон, до боли закусывая губы.
– Постой, постой, – остановила его царевна. – Скажи мне, кто эта девушка? Наша она или…
– Она русская…
– Имя, имя ее?
– Но ты знаешь, – изумился Леон, – ты назвала ее отца князем. Это Ольга, княжна Пронская.
– Пронская? – широко раскрытыми глазами посмотрела на юношу царевна. – Пронская… ты любишь русскую… княжну Пронскую? – бессвязно повторила она.
– Тебя это огорчило, царевна? – грустно спросил Леон. – Да, вижу я, что над моей любовью нависло что-то роковое, как грозовая туча. Единственная надежда у нас осталась – ты, и вот эта надежда рушится.
– Бедная, бедная Нина! – тихо прошептала царевна Елена.
Джавахов с изумлением посмотрел на нее, но долго не останавливался на мысли, мелькнувшей в его голове и так мало имевшей отношения к его чувству. Он тихо и безнадежно проговорил:
– Ты, значит, отказываешь мне и своего слова не произнесешь перед князем?
– Что я могу? – печально спросила царевна.
– Но ты… тебя так почитает князь Борис Алексеевич; одно твое ласковое слово – и он все, все для тебя сделает.
– Ты хочешь, чтобы я просила князя? – гордо произнесла Елена Леонтьевна.
– Просила – нет, – робко возразил Леон, – но сказать ты ему могла бы: он для тебя все, все сделает, чтобы только увидеть на твоем лице улыбку, услышать из твоих уст ласковое слово… Он на все согласится.
– Ты забываешься, князь! Горе отняло у тебя разум, и ты не понимаешь того, что говоришь и кому говоришь.
– Прости, прости! – опускаясь на колени, прошептал Леон. – Но я так несчастен, так одинок! Ты, одна ты, на которую я еще надеялся, которой осмелился открыть свою душу… О, прости, прости меня, царевна! Я потерял разум.
Безграничное горе юноши тронуло доброе и отзывчивое сердце царевны.
– Встань, и обсудим вместе, что мы можем сделать. Княжна любит тебя, но она уже невеста, и Пронский никогда не откажется от своего слова.
– Попробуй, – робко попросил Леон.
– Хорошо, ради… Впрочем, я ничего тебе не обещаю. А если я предложу тебе… отказаться от этой девушки?
– Царевна! – твердо произнес Леон. – Мы с нею решили этой ночью… вместе умереть!
Царевна чуть слышно вскрикнула и схватила Леона за руку.
– Безумцы! Умереть в такие молодые годы, – задумчиво проговорила царевна, точно рассуждая сама с собою, и ее взоры стали глубоко печальны. – Сколько нужно было страдать, чтобы созрело такое решение!
– Лучше умереть, чем жить с такими страданиями в сердце, – тихо проговорил Леон.
– Но вы можете бежать!
– Куда, царевна? Люди князя нас всюду сыщут. Вчера боярин Милославский предложил мне за этот кинжал… две вотчины.
– И ты? – с жадным нетерпением спросила царевна.
– Я… боролся, – бессильно ответил юноша, – но отказал. Этот кинжал…
– Я знаю… ты хорошо сделал, – страстно проговорила царевна Елена. – Ты настоящий грузин, настоящий честный воин. Я сделаю, что позволят мне мой сан и мое положение: я поговорю с Пронским и от твоего имени попрошу у него руки дочери.
– Как ты добра! – восторженно вскрикнул Леон.
– Он, вероятно, сегодня зайдет ко мне, – стыдливо опуская глаза, сказала Елена Леонтьевна, – потому что за ним посылали наши старики. Надо просить у царя людей для встречи царя Теймураза… Я поговорю с князем…
– Благодарю, благодарю! – И Леон, еще раз почтительно поцеловав руку царевны и неслышно ступая в своих мягких чувяках, вышел из комнаты.
XVI
Отвергнутая любовь
Несколько часов спустя после разговора с Джаваховым царевна Елена Леонтьевна сказала княжне Каркашвили:
– Нина, забудь своего Леона!
Девушка слушала царевну молча; по ее смуглым, чуть впалым щекам текли слезы; бледные губы нервно трепетали, и грудь нервно вздымалась. Казалось, она вот-вот не выдержит и упадет на мутаки и тахты в безумных рыданиях.
Царевна говорила тихо, ласково, пытливо посматривая на девушку и в душе гордясь ее стойкостью.
– Полно, не волнуйся! Не порти своих прекрасных глаз!.. Они еще не одному будут кружить голову. Мало разве у нас юношей во много раз лучше твоего Леона? Ты забудешь его и полюбишь другого… Это судьба всех девушек, которые неудачно любят впервые.
Нина отрицательно покачала головой.
– Вот приедет царь Теймураз, и мы все скоро вернемся в наши милые горы, увидим наше прекрасное небо. И ты забудешь Леона, как все мы забудем здешние снега и людей, которые еще холоднее снега.
– Я никогда не забуду Леона, – упрямо сказала Нина. – Разве ты не дочь наших же гор и не знаешь, что мы любим только раз в жизни – и на всю жизнь? Скажи лучше, кого любит Леон?
– Не все ли тебе равно? – грустно спросила царевна.
– Я хочу взглянуть на нее, – ответила Нина сквозь зубы, сумрачно сдвинув свои брови. – Скажи!
– Княжну Пронскую.
Нина закусила губу и на мгновение закрыла рукой глаза, но потом, справившись с собой, тихо проговорила:
– Княжну Пронскую? Эту бледную девушку, что живет против нас? Что он нашел в ней?
– Она очень несчастна, Нина, – с участием сказала царевна.
– Так для того, чтобы Леон любил, надо быть несчастной? А я разве счастлива? Впрочем, правда, в этой русской есть что-то жалкое, душу надрывающее. Но разве за это любят? – грустно усмехнулась Нина. – Ну, хорошо…