Когда я исчезну

– Зачем?!

– Он хочет на воздух – змеи любят свежесть и прохладу. Сделай, пожалуйста, клетку, только не тяжелую, чтобы я могла ее носить.

Мы смотрели друг на друга – я изумленно, старушка – строго, но где-то в глубине ее глаз я вдруг увидел нечто, остановившее поток вопросов, готовый сорваться с моих губ.

– Хорошо, сделаю. Через пару часов после завтрака можешь забрать.

– Спасибо.

Спица ушла, ступая неслышно, словно растворилась. Я взял вязанку гибких прутиков, из которых собирался мастерить клетку, и задумался. Что же произошло? Старушка сказала, что змея хочет с ней пойти (или все-таки поползти?) в огород, но причем тут клетка? Может, она в эту клетку хочет его посадить на все время, чтобы он ее не пугал, как вчера вечером? Я ничего не понимал, но это не помешало мне выполнить странный заказ. Привычная работа спорилась – клетку я делал наподобие корзины, только с крышкой, а уж корзин я сплел – не сосчитать.

Двери в мастерских просто сколочены из досок, щели между ними – в толщину пальца. Поэтому грохот дождя, гул моря слышны здесь гораздо сильнее, чем в доме. Вот и сейчас, из-за шума не расслышав стука когтей, я даже вздрогнул, увидев перед собой Дольку.

Собачка объявила:

– Лапка зовет завтракать.

Долька развернулась, готовясь убежать, но я остановил ее вопросом:

– Ты не знаешь случайно, зачем Спица берет змея в огород?

– Знаю, и не случайно. Змей за ней ползает все утро. Спица его даже теплым молоком поила. Он спал у нее в комнате на маленькой подушке. Теперь Бантик всюду с ней.

Последние слова собака договаривала, исчезая в дверном проеме.

Долька – очень умная и ответственная, она всегда чем-то занята, к тому же имеет замечательную способность – умение все рассчитывать. Например, количество муки на месяц или число кустов рассады на определенный участок земли. Как ей это удается, непонятно. У собачки черная лохматая шерсть, челка закрывает круглые карие глаза, ушки висячие, хвост длинный, закручен пушистым полумесяцем. Долька невысокая, но по сравнению с коротколапым Ушаном выглядит внушительно. Сейчас собачка спешила на завтрак – она не любила заставлять себя ждать.

Я пошел за Долькой, не переставая размышлять. Белкино молоко считалось, как говорит Бормот, деликатесом, его едва хватало Царапу и Спице. Первое время кота долго уговаривали полакомиться – Царап осознавал ценность продукта и отказывался. Но он так прижимал уши, так отчаянно отворачивался, когда Лапка переливала молоко из кувшина в большую чашку, что мы понимали: кот молоко очень любит. Как только Лапка шла доить козу в козий домик, Царап отправлялся следом, скромно сидел в отдалении, потом сопровождал девушку домой. Мы все говорили коту, что эта еда – для него. Скоро Царап привык к лакомству, но ел всегда в меру. А худую Спицу Лапка уговаривала пить молоко каждый день, чтобы та хоть чуть-чуть прибавила в весе (Лапка в шутку говорила, будто боится, что старушку унесет ветром). Я сначала не понимал, почему Лапка так старается увеличить вес Спицы. Вообще-то обитатели не отличались толщиной, и уж если на то пошло, девушке самой целебное молоко не помешало бы. Но как-то Лапка объяснила, в чем дело.

– Я знаю, – сказала она, – бабушки должны быть полными, румяными, круглолицыми. Настоящие бабушки именно такие.

– А еще какие? – заинтересовался я: тема знаний, которые обитатели принесли с собой из прошлого (а откуда же еще?) сильно волновала меня.

Дело в том, что всех обитателей объединяет не только общий труд, но и то, что мы обладаем определенными знаниями и воспоминаниями о том мире, который когда-то потеряли. Каждый помнил и знал что-нибудь «свое», иногда какие-то мелочи, иногда почти ничего, кроме каких-то запахов, ощущений. Вот, например, Лапка знает, какими должны быть бабушки. Еще, как я упоминал, обитатели точно представляют себе, как выглядят разнообразные предметы, явления, живые существа, хотя в обители предметов имеется ограниченное количество, явлений и живых существ – и того меньше. Но Бормот иногда называл Твердолоба слоном, и почти все соглашались потому, что представляли себе слона. Может, не во всех подробностях, однако знали: слон большой, неповоротливый.

– Что еще ты знаешь о бабушках? – вновь спросил я Лапку.

– Добрые и ласковые.

Но, насколько мы успели узнать старушку, сентиментальностью и дружелюбием она не отличалась. И превратить Спицу, имя которой полностью характеризовало ее внешность, в румяную добродушную толстушку не удалось до сих пор, хотя молоко она поглощала регулярно.

И вот наша суровая старушка вдруг носится с незнакомой змеей!

Я уже поднимался на крыльцо, когда увидел их – Спицу и Бантика, идущих с огорода. Картина предстала более чем впечатляющая: худая седая старушка с пучком зелени в руках, а на плечах у нее – змея. Я напомнил Спице, что клетка будет готова еще до обеда, за что получил благодарную улыбку, которая непривычно украсила ее лицо.

Завтрак прошел не обычно, а интересно. Спица кормила Бантика хлебом и кашей, а тот благодарил ее каждые пять минут. Твердолоб вначале ничего не замечал, потом, насытившись, отодвинул пустую тарелку, и тут поведение Спицы привлекло его внимание. Конь не привык заморачиваться и в лоб спросил:

– Спица, ты еще с ложки Бантика покорми. С чего это ты так с ним возишься?

– Бантику тяжело, он не может ходить, – строго пояснила Спица.

– Так он ползает! Везде может залезть. Это вообще здорово – у него ноги не болят. Потому что их нет!

Твердолоб любит пошутить над другими, особенно когда его желудок наполнен.

Разговор Спица не поддержала, и конь, не дождавшись ни ответа, ни сочувствия своим больным ногам (он имел в виду именно свои ноги), продолжил:

– Так почему Бантику тяжело, я не понял?

Все молча продолжали завтрак. А Пион, мало задумываясь над тонкостями поведения Спицы, уже предлагал:

– Давай-ка, Бантик, с нами в лес! Ты, правда, везде можешь залезть. Будешь с высоких деревьев яблоки доставать.

Спица не донесла ложку до рта, прижала змею к груди и умоляюще обратилась, по всей видимости, к козлу:

– Я прошу не приглашать Бантика в лес, он боится леса.

– Чего там бояться? В лесу хорошо, – с сознанием дела не согласился Твердолоб, который в лес вообще давным-давно не ходил.

Я поблагодарил за завтрак и встал из-за стола, хотя послушать, чем закончится беседа, хотелось. Но мне предстоял еще поход в башню, а потом – продолжение работы в мастерских.

Непогода разгулялась – ветер свистел, море шумело со страшной силой. Хорошо хоть дождь уже не лил как из ведра, а противно моросил.

Я отправился вдоль по дороге и вскоре уже поднимался по разрушенным ступеням. Когда дует штормовой ветер, поход в башню становиться несколько опасным – шквал сбивает с ног, и, если оступишься на полуразрушенных ступенях, – полет вниз неминуем.

Как мрачен сегодняшний пейзаж, как не похож на вчерашний! Но тяжелые темные тучи над головой, проливающие дождь, и сильный ветер для обители – обычное дело.

Я привычно присел на мокрую каменную скамью, закутавшись в плащ, и невольно поежился. Хотя полуразрушенная скамейка, место моих посиделок, находилась в нише, и над головой нависало некое подобие крыши, дождь все-таки доставал меня. Вкупе с ветром он мешал мне сосредоточиться, а обдумать хотелось многое: во-первых, появление совсем не мудрого змея по имени Бантик. Во-вторых, поведение Спицы.

Теперь, после стольких лет, проведенных здесь, я понимаю, что жизнь в обители – парадокс, как говорит ослик – любитель умных слов. Устройство жизни в обители не зависит от нашей воли, каких-то физических усилий. Есть момент появления и исчезновения, есть промежуток времени, который делает живое существо «обитателем». От чего зависит длина этого промежутка – неизвестно, кто определяет, когда появиться, когда исчезнуть – не знает никто. Отсутствие ответов на множество вопросов разрушает мои надежды на то, что когда-нибудь я пойму картину существующего мира. Но все же ничего не могу с собой поделать: прихожу в разрушенную башню и пытаюсь разгадать парадокс под названием «обитель». Сейчас я размышлял о Бантике. Если обитатели имеют некие знания из своего загадочного прошлого, то почему Бантик их не имеет? Может ли этот факт стать кусочком мозаики? Почему Спица, прожившая с нами не один месяц, все это время никого не баловавшая лаской, за сутки проявила столько заботы о змее? Неужели и эта загадка мне не по силам?

Расспрошу, пожалуй, еще раз Бантика и попробую разговорить старушку.

Я замерз окончательно и отправился в мастерские. Там, присев у теплой печурки, чтоб хоть немного обсохнуть, я доделал клетку для Бантика, и до обеда занимался своей работой. Собачки и ослик мне помогали. Время шло незаметно.

Меня отвлек Бормот, который радостно сообщил:

– Слушайте: дождь почти перестал. Мы – за дровами!

Он не унывал никогда, даже непогода не портила настроение добряку. Ослик взял тележку, при этом распевая веселую песенку:

Погода, что была вчера,

Дарила солнце и тепло.

Я дни люблю и вечера

Когда уютно и светло.