Химера

– Тогда зоопарк, – сказала Евгения. – Если верить рекламным проспектам, то он стал настоящим домом для животных более чем двухсот пятидесяти видов. Причем тридцать девять из них видов находятся на грани исчезновения в естественной природе.

– Как бы нам к ним не присоединиться, – буркнул Альф очень похоже на деда, чем вызвал улыбку на лице своей собеседницы. – А не ли в Сан-Франциско чего-нибудь более познавательного?

– Собор Грейс, главная архитектурная жемчужина Ноб Хилла, – ответила Евгения. – Он был основан в середине девятнадцатого века. В нем хранится несколько великолепных произведений искусства эпохи Возрождения. Лично я без ума от картины «Мадонна и дитя» Антонио Росселлино. Надеюсь, ты понимаешь, что это я образно выразилась.

– Разумеется, – кивнул Альф. – Пожалуй, с него мы и начнем.

– А ведь я еще не сказала, что алтарь в соборе сделан из гранита и прибрежных мамонтовых деревьев, возраст которых около двух тысяч лет, – с невинным видом заметила Евгения. – И только потому, что тогда даже твой дед не устоял бы от искушения пойти с нами.

– Обязательно, но только чуть позже, – заверил ее Фергюс. – И, кстати, я слышал, что в Сан-Франциско хороший театр оперы.

– Да, – согласилась Евгения. В ее глазах снова плясали бесенята. – Тебе он должен понравиться. Ему уже лет сто, не меньше.

– Почему бы нам не сходить на спектакль всем вместе? – предложил Фергюс. – Вечером, когда я вернусь.

– Хорошее предложение, – сказала Евгения. Но в ее голосе не было радости. Опустив голосу, она тихо спросила: – Ты думаешь, что нам придется задержаться в этом городе до завтра?

– А тебе бы этого не хотелось?

– Для меня здесь слишком туманно, – ответила она. И на этот раз ее голос прозвучал искренне.

Фергюс и Альф понимающе переглянулись. Никто не проронил ни слова.

Они простились до вечера и разошлись в разные стороны.

Сан-Франциско утопал в тумане. Уже через несколько шагов они перестали видеть друг друга.

Глава 22

Город Мерида вызвал у Алвы почти животную тоску по Парижу. Тоска заявила о себе уже в аэропорту. Тот носил пышное имя Merida Manuel Crescencio Rejon International Airport. Однако информацию о пассажирах здесь удалось получить всего за сто долларов.

– Это Мексика, милая, – ухмыльнулся Филипп. – Мексиканский доллар не ровня американскому. В этом городе мы с тобой миллионеры! Почему бы нам не воспользоваться этим? Я плачу за все!

Алва кисло улыбнулась. Но не отказалась. Им предстояло провести в этом городе ночь. Фергюс опять ускользнул от них, на этот раз в Сан-Франциско. А однообразие сексуальных радостей в гостиничных номерах уже начало ей приедаться.

– Предложил бы ты мне это в Париже, малыш, – все же не смогла сдержать своего раздражения Алва. – Тогда я оценила бы широту твоей натуры и глубину кошелька.

– Все познается в сравнении, – возразил Филипп. – Могло быть гораздо хуже, очутись мы в Испании, на Филиппинах или в Венесуэле, где тоже есть города, называемые Мерида. Но мексиканский из них самый густонаселенный. Почти Париж в сравнении с ними. И, кстати, в начале прошлого века в Мериде на душу населения приходилось больше миллионеров, чем где-либо в мире.

– Хотела бы я оказаться сейчас в том времени, – мечтательно произнесла Алва. – Ну да ладно! Уговорил. Но сначала заселимся в гостиницу. До вечера я никуда не выйду. Мексиканское солнце вредит моей красоте. Впрочем, как и любое другое

Уже через полчаса они добрались из аэропорта до Мериды и сняли номер в отеле Julamis, расположенном в самом центре города. Но этим, по мнению Алвы, все его достоинства и ограничивались. Находившиеся неподалеку от отеля Кафедральный собор и Museum of the City of Merida не вызвали у нее интереса.

– Но это самый старый собор как в Северной, так и Южной Америке, – попыталась убедить ее консьержка Консуэлла, в чьи обязанности входило удовлетворять все потребности постояльцев, даже невысказанные. Это была скромная девушка лет двадцати, черноволосая, высокая и сухая, словно жердь. Судя по всему, данное ей родителями имя, означающее «утешение», было единственным, что утешало в жизни. – Он был построен в шестнадцатом веке! А в его часовне стоит копия деревянной статуи, носящей название Обожжённый Христос. По преданию, на оригинале, который позднее был уничтожен, от огня вздулись волдыри, как на человеческой коже, но сама статуя не сгорела.

– А жаль, – зевнув, заметила Алва. – Не приставала бы ты ко мне с этой ерундой, Консуэлла. Ты мне вот что скажи – где в этом городке можно приятно провести вечер? Ну, ты меня понимаешь?

– Разумеется, – заверила ее девушка. – В историческом центре города El Centro прямо под открытым небом по вечерам дает концерты симфонический оркестр. А затем танцы длятся всю ночь напролет.

Алва с сожалением посмотрела на нее.

– И ты тоже танцуешь до утра? – с иронией спросила она. – Под небом Мериды?

– Я нет, – смутилась та. – Видите ли…

– Вижу, – грубо прервала ее Алва. Эльфийку утомила глупая и, судя по всему, невинная собеседница. – Ты от меня на расстоянии вытянутой руки. Как я могу не видеть? А теперь сделай так, чтобы я тебя не видела и не слышала.

Консуэлла вышла из номера, едва сдерживая слезы. Филипп проводил ее равнодушным взглядом. Ему не нравились уродливые женщины.

– А почему бы и нет? – спросил он. – Танцы под ночным мексиканским небом – в этом есть свой шарм. Будет о чем вспомнить, когда мы вернемся в Париж.

Алва промолчала. Но про себя отметила, что Филипп не сказал «в Берлин», откуда началось их совместное путешествие и куда, по логике, он должен был вернуться, выполнив свое задание. Это могло говорить о многом, но с той же вероятностью могло ровно ничего не значить. Рарог, при всей его незамысловатости, часто ставил ее в тупик. Как в Мериде, например, когда предложил оплатить все расходы. Это было совсем не похоже на того Филиппа, который пытался украсть у нее пару тысяч долларов в аэропорту Лимы. Алва допускала, что с ним за время их путешествия могла произойти метаморфоза. Эльфийка была высокого мнения о себе. И все-таки Филипп оставался для нее тайной, возбуждающей ее любопытство.

Они пообедали в ресторанчике на авеню Paseo de Montejo. Вдоль улицы выстроились особняки, бывшие, вероятно, роскошными в то время, когда Мерида считался городом миллионеров. Сейчас многие из них выглядели изрядно потрепанными жизнью.

Им предложили frijol con puerco, острую подливу из свинины и бобов, а также pan de cazоn, пирог из мяса акулы и черепахи. Алва поела с неожиданным аппетитом. Она вдруг вспомнила то далекое время, когда устроилась на работу во второразрядное парижское кабаре певичкой и была вечно голодной. У нее не хватало денег даже на самую дешевую комнату. В те годы ей зачастую приходилось отдаваться мужчинам, только чтобы поужинать и провести ночь не на улице, потому что тогда ее могли забрать в полицию, как бродяжку.

Подумав об этом, Алва бросила настороженный взгляд на Филиппа – не прочитал ли он ее мысли. Но тот жадно поглощал уже третью порцию pan de cazоn и не интересовался Алвой. Рарог, как и она, больше всего любил получать от жизни удовольствие – хорошо поесть, покувыркаться в постели, развлечься, пренебрегая делами. Они были родственными душами. Алва за те несколько дней, которые они провели вместе, уже убедилась в этом. А потому не доверяла Филиппу. Но, несмотря на это, ей было с ним хорошо.

Внезапно эльфийка почувствовала прилив сексуального желания.

– Пойдем в гостиницу, – произнесла она внезапно охрипшим голосом. – Я устала.

– А я нет, – недовольно возразил Филипп. – Я даже еще не наелся. Иди одна.

– Проводи меня, – настойчиво повторила она. – Я плохо знаю этот городишко.

– Не будь такой эгоисткой, Алва, – сказал он. – У нас вся ночь впереди. Успеешь отдохнуть. Ведь ты отказалась от танцев.

– Я передумала, – ответила она. – Мы будем с тобой танцевать всю ночь. Но для этого мне надо набраться сил. Я не такая неутомимая, как ты, мой герой.

– Это да, – самодовольно улыбнулся рарог. – Ладно, идем!

Алва умела обращаться с мужчинами.

Но когда они вошли в гостиничный номер, эльфийка и не подумала тратить время на сон. Она начала обнажаться уже на пороге. Когда они добрались до кровати, на ней не осталось ничего. Помогая ему раздеться, Алва постанывала от предвкушаемого наслаждения. Она толкнула Филиппа на кровать и оседлала его. Они занимались любовью несколько часов. Сначала так, как нравилось Алве. Потом она исполнила все желания рарога. Филипп изнемог первым.

Алва не стала напоминать рарогу о том, как он хвастался своей неутомимостью. Она удовлетворила свою похоть. И поэтому позволила ему заснуть. Но разбудила уже через полчаса.

– Что тебе? – недовольно буркнул Филипп, открыв глаза, которые заволокла мутная пелена сна.

– Мы собирались пойти на местные танцульки, – напомнила ему Алва. Она уже была одета. – Вставай! Yucatecan ждет нас.

– Иди одна, – сказал он, зевая. – Я подойду позже. Мне надо еще принять душ.

– Смотри, чтобы меня не увел какой-нибудь местный жигало, – поддразнила его Алва. Она чувствовала себя молодой и полной сил. Воздух Мериды явно пошел ей на пользу. Подобные ощущения она испытывала только в юности, на празднованиях дня равноденствия на острове Эйлин Мор. – Тогда тебе придется возвращаться в Берлин одному.

Филипп что-то недовольно буркнул и перевернулся на другой бок, спиной к ней. Алва послала ему воздушный поцелуй и вышла из номера, напевая свою любимую французскую песенку.