Гражданин Ватикана (вторая книга казанской трилогии)

– Как дела?

– Не знаю пока? – ответил я.

– Ну, лучше чем у некоторых? – Ильдар на мгновение задержал на мне взгляд.

– Да, несомненно, – подтвердил я, думая о Петрике.

Вышел Раисыч и махнул мне рукой, чтобы я следовал за ним. Мы направились прямиком в мою машину. Там, в машине, при закрытых дверях, Раисыч сообщил мне фамилию майора, который сегодня ожидает меня в учебном центре МВД, чтобы подробно проинструктировать касательно предстоящего дела. «Давай, Поль, не подведи…» – сказал Раисыч, стоя уже за порогом машины, затем с силой захлопнул дверь.

Учебный центр МВД был в ближайшем пригороде, точнее даже на окраине города, по соседству с военной частью. Дорога, с учётом утренних пробок, могла занять около часа. Было время подумать над происходящим. Я начал думать. Первая мысль была о том, что всё происходит очень быстро: вчера я ещё проходил первичную обработку, а сегодня меня уже инструктирует какой-то майор. Если и дальше всё пойдёт в таком темпе, то завтра-послезавтра портрет Петрика с чёрной лентой в уголке забаррикадирует кофейный аппарат в нашем фойе. «Однако, ты рассуждаешь, как циничный асасин!» – сказал я самому себе. «Как ни рассуждай, главное действие и результат», – ответил я самому себе. «Но, ты же не убьёшь человека, только чтобы сохранить свою свободу?» «Почему нет, главное для меня – моё благополучие». «А как же справедливость? Петрик – неповинен ни в чём. Он честный человек, принципиальный и справедливый, а ты – трусливый мелкий правонарушитель, который действует в условиях полной неприкосновенности со стороны закона! А без прикрытия ты бы не стал поступать так, как поступаешь, ибо ты трус, ты всего боишься. Так было всегда, с самого раннего детства». «Да, я всего боюсь! Да, у меня нет принципов. А всё потому, что знаю – мир прекрасен и удивителен, и, даже если я не счастлив сейчас, то вполне могу стать счастливым позже. А моменты слабости и горечь от их осознания я переживу, переживал же раньше. К тому же современный мир предоставляет возможность быть смельчаком. Всё, что под силу вашей фантазии…» «Нет, мальчик, ты не сможешь жить дальше с такой лёгкостью, с какой живёшь сейчас». «А разве я живу с лёгкостью?!» «Конечно, мальчик. Ты никогда не ведал непреодолимых препятствий, никогда не разочаровывался на сто процентов, никогда не был в полнейшем тупике». «Правильно, это потому что я очень умный, разве не так?..» «Нет, не так… Просто Вселенная даёт тебе шанс поступить правильно, а потом надеяться на счастливое избавление… А ты хочешь пойти по пути наименьшего сопротивления, но радости на этом пути не будет впредь…» «И что ты предлагаешь, пойти в полицию? Позвонить в Москву? Написать в Твиттер президенту, созвать пресс-конференцию, пойти поставить свечку за всё хорошее?!» «?..» «Я тоже не знаю, что делать».

Мне надоел этот аутодиалог и я попробовал остановить мысленный поток, но ничего не вышло. Если подумать о лишении человека жизни не ради защиты своей, то по этому вопросу у меня есть одна турбо-теория. Я думаю, что человек вправе убить человека, остальные виды жизни – не смеет. Получается, что я оправдываю каннибализм, но не оправдываю обычное мясоедство. Круто я мыслю?! Как сказал философ: «Я круто мыслю, значит круто существую». Не слишком эта дурацкая теория подходит к этому случаю. По сути, я до сих пор не приблизился к оправданию для самого себя того, что я собираюсь совершить. Надо подойти к этому вопросу с другой стороны. Например: Петрик – ублюдочный ботаник, который доигрался до того, что теперь мне – умному, красивому и скромному человеку – приходится его убивать. Этому Петрику за то, что он такой урод, тёти не дают, и он сублимирует это тем, что строит из себя неподкупного судью. Были бы ему свойственны многочисленные романтические связи, тогда его расходы были бы значительно больше, тогда бы он призадумался, что ему дороже: жить свою единственную жизнь как нравится или продолжать дрочить! Чёрт! Сука очкастая, этот Петрик! Может, его собьёт автобус в ближайшие двое суток! «Да, ты прав, – снова появился внутренний собеседник, – на автобус надежды мало. Если верить Вакс, то автобус даже вовремя прибыть на остановку не может, а уж доверять ему такое важное дело, как ликвидацию судьи районного суда, – вообще абсурд». «Абсурд, абсурд…» – вслух повторил я. А я ведь мог бы стать писателем или актёром. «Что теперь об этот говорить…» – ответил внутренний собеседник. Я даже не собирался размышлять насчёт того, какие мерзавцы эти двое – Команданте и Раисыч, и Ильдар иже с ними! Гораздо проще ненавидеть очкастого Петрика. И, продолжая линию ненависти Петрика: убью его я или птичий грипп, – без разницы, Петрику так или иначе не жить. Я – всего лишь инструмент, не более… Поэтому особых моральных терзаний я не должен испытывать. Что меня действительно должно волновать, так это чувство неотвратимости наказания, но это такое глубоко субъективное ощущение, которое, одним своим наличием в подсознании, сделает так, что меня накажут; к справедливости всё это не имеет никакого отношения. Неплохо… Что ещё? Ещё: предположим я знаю, что меня не накажут, если, конечно, я не приду с повинной… А я не приду с повинной. Может чувство вины заставит меня самоуничтожаться посредством алкоголя и наркотиков, но это, всё же, лучше, чем тюрьма. Через пять минут нахождения в тюрьме я буду думать, что в отношении меня совершена несправедливость. Ну, ещё бы: Петрик причислен к лику святых, а его коварный убийца получил по заслугам. Ага-ага, а Команданте и его прихвостни катаются и дальше по кинофестивалям и курортам, хотя ни в том, ни в другом ничего не понимают, вонючие колхозники! По-русски с акцентом говорят!.. Тоже, суки!..

Я приехал. Показал на контрольно-пропускном пункте свою корочку и шлагбаум открылся. «Кого вам?» – спросил то ли солдат, то ли курсант. Я назвал фамилию майора. «Это туда», – указал мне парень. «Спаси…» – вяло поблагодарил я. Я припарковался под зарешёченными окнами одного из корпусов, вышел и нажал звонок. «Да…» – откликнулся чей-то наглый голос. «Мне майора Евсюка», – тоже нагло ответил я. «Кто спрашивает?» «Поль Гончаров», – ответил я. Противный звук известил о том, что можно открывать дверь. Зашёл внутрь. После солнечной улицы в помещении казалось совсем темно. Я подумал о том, что в тюрьме примерно так же; в животе случилась судорога. Я прошёл через вертушку.

– К кому? – снова спросил голос, но на этот раз я увидел мента в окошке напротив вертушки.

Я не различаю погоны и соответствующие им звания и даже не собираюсь учить, поэтому не испытываю особого пиетета перед этими мордоворотами в формах.

– Я же уже сказал к кому! – огрызнулся я.

– Так скажи ещё раз! Не переломишься!.. – ответил мент в окошке.

– К майору Евсюку, Павел Гончаров, – спокойно повторил я.

Мужик в форме снял трубку и набрал короткий номер.

– Майор, к вам… – мент посмотрел на меня вопросительно.

– Гончаров, – повторил я.

– Гончаров, – сказал мужик в трубку, послушал ответ и положил трубку. – Жди здесь. Сейчас за тобой придут.

«Сейчас за тобой придут», – повторил я мысленно. Я сел на откидное кресло. Через пять минут явились два высоких мужчины, один в форме, другой в штатском. Обоим примерно по сорок лет.

– Ты что-ли Гончаров? – спросил тот, что в форме.

– Я. Вы что-ли Евсюк? – спросил я, но высокий в форме не удостоил меня ответом и продолжил:

– Иди за нами.

Мы прошли насквозь корпус и вышли на внутренний двор. Затем немного прошлись по тропинке вглубь заросшего кустами двора. Следуя за двумя мужчинами, я чувствовал запах дорогого парфюма. Логично было предположить, что пахло от того, кто в штатском. От майора пахло майором. Перед нами предстало какое-то длинное строение, похожее на закопанный наполовину коровник. Обойдя «коровник» справа, мы зашли с торца в узкую дверь. Около этой двери стоял солдат. Мужик в форме что-то сказал солдату и тот ушёл. Внутри «коровник» был разделён на секции, и то помещение, которое было первым на нашем пути, представляло собой подобие раздевалки размеров двадцать квадратных метров. Вертикальные железные ящики вдоль стен, как у американских школьников. Освещение было ярким.

– Ладно, покажи удостоверение, – приказал человек в форме.

Я достал из кармана корочку и отдал ему в руки.

– Так не показывают удостоверение, – сказал он, похлопал корочкой об руку и задумчиво посмотрел на своего молчаливого спутника, потом открыл и сверил фото в документе с моим лицом. – Ладно, держи.

– Может, вы тоже покажете удостоверение? – предложил я. – Я должен встретиться с майоров Евсюком, а кто вы такие я не знаю; заодно продемонстрируете, как правильно показывают удостоверение.

Мужик в штатском заулыбался и засунул руки в карманы. Я никак не мог определить, кто в их тандеме главный, хотя я обычно легко это делаю. «Форма» тоже засунул руки в карманы и проговорил:

– Что, Гончаров, погоны читать не умеешь? – он сделал движение плечом. – Не видишь, что перед тобой майор?

– Погоны не читаю. Для меня что майор, что подпоручик – всё едино… Как вьетнамцы – на одно лицо, – чётко и уверенно проговорил я.

«Штатский» засмеялся, глядя на майора, и для меня стало очевидным, что он тут босс. Майор потупился и достал из нагрудного кармана ксиву. «Виктор Андреевич Евсюк», – успел прочитать я.

– Доволен, – спросил он.

– Да, – я вопросительно уставился на штатского.

– Меня можешь звать Ринат, – впервые заговорил он.

«Ринат!» – мысленно встрепенулся я. «А не тот ли это Ринат?..»

– Тот самый, – прочитал мою мысль штатский.

– Хорошо, – ответил я.

Мы прошли в следующее помещение. Когда лампы дневного света сообразили, что пора освещать, стало понятно, что здесь тир. Стойки с перегородками. Вдалеке цели.

– Это тир, – сказал мистер Очевидность в форме. – С какими видами оружия имел дело?

Задав этот вопрос, майор достал из кармана связку ключей на начал открывать висячий замок на одном из таких же ящиков, как в первом помещении.

– Ни с каким, – ответил я. – Однажды, ещё в школе, стрелял вместе с одноклассниками на полигоне из Калашникова.

– Понятно. В армии не служил… Я так и думал, – бурчал себе под нос майор, ковыряясь в замке.

Наконец он совладал с замком, открыл ящик и достал оттуда пистолет в целлофановом пакете. «Странно, – пистолет в целлофане», – подумал я.

– Вот смотри сюда: это пистолет ТТ, – майор вынул за дуло железяку и положил её на одну из стоек.

Я испугался при виде оружия. Ринат, сказал, что хочет покурить и вышел. Как только «штатский» скрылся за дверью, майор сменил официальный тон на претенциозный.

– Что в тебе особенного?!.. А?! Ты такой же, как все. Хочешь быть убийцей и войти в историю? Тебе не хватит мужества, сынок…

Я терпеть не мог, когда всякие обсосы называли меня «сынок», поэтому я с неподдельным презрением сказал:

– Просто делайте свою работу, – а потом добавил. – Оправданий для вас я не готовил.

– Слушай ты… – его палец почти касался моего лба, но тут вернулся Ринат и тон майора принял прежний официально-насмешливый тон.

– Прежде чем перейти к подробностям предстоящего дела, необходимо выяснить один принципиальный момент, а именно: способен ли ты уничтожить человека. Для выяснения этого… момента, проводится такой простой тест. Возьми пистолет, – скомандовал майор.

Я задрожал, потом зачем-то вытер руку о рубашку, подошёл к стойке и взял пистолет двумя пальцами – большим и указательным. Я подумал, что сейчас майор начнёт надо мной смеяться, но он сказал: «Отлично, я сейчас приду», и вышел.