La Critica (первая книга казанской трилогии)

– О! Охренитительная штука есть; сам не знаю, из чего её делают… – Окунь вскочил и начал рыться в своём саквояже. – Ромашка, пропитанная какой-то чумой; короче, первый приход самый жёсткий. Первые несколько минут будешь думать, что тебе пиздец, зато потом… Галюны не галюны, но мозг разгоняет капитально; узнаешь как возникла Вселенная. Да где же она?!

Окунь сменил тактику поиска и стал аккуратно выкладывать содержимое сумки на стол; что там только не было; настоящая лавка чудес, или новогодний подарочный набор наркомана.

– А вот! – наконец отыскал Окунь нужную баночку из-под аскорбиновой кислоты.

– И что с ней делать? В яйца втирать? – с интересом смотрел я внутрь баночки и осторожно вдыхал аромат сушёной ромашки.

– Курить, Вадим, – пояснил Окунь. – Завидую тем, кто ещё не пробовал эту дрянь, – у них ещё всё впереди. Меня уже не вставит, как в первый раз.

– Не знаю, я вообще-то обещал сегодня вернуться домой в адеквате, – я потрогал пальцем «ромашку».

– Решай. И не тычь пальцАми!..

– Я домой возьму. Дуну на досуге. Сколько её надо, чтобы фуражку сорвало? – я всё ещё принюхивался к травке.

– Да всего ничего: полтяпки. Первый раз. А потом дуй, не дуй – один хуй. Я сыпану для тебя в пакетик, заберёшь перед уходом.

– Дорогое удовольствие? – на всякий случай поинтересовался я, ведь тайны мироздания дорогого стоят.

– Неа. Твенти бакс.

– У Стальского возьмёшь деньги, когда он выйдет. Окэ?

– Ок.

В предбанник вошёл стройный мужчина лет сорока пяти в сопровождении высокой молодой красавицы. Оба они, как и я, были завёрнуты в простыни. Мужчина слегка кивнул мне. Я привстал с места и протянул для пожатия руку. Он дружелюбно протянул свою. Это была рука хорошо питающегося человека, – тёплая, нежная, мягкая, но сильная.

– Элем, – назвался мужчина.

– Вадим, – отрекомендовался я.

– Вадим La Critica! – утвердительно промолвила его спутница и укусила себя за тот палец, которым только что показала на меня.

– Вадим, – повторил я для девушки и снова уселся.

Вновь прибывшие рассматривали ассортимент.

– Что рекомендуешь, Окунь? – спросил мужчина.

– Взбодриться? Расслабиться? – задал уточняющие вопросы Окунь.

– Какие-то места взбодрить, какие-то – расслабить. Ха! – пришёл в восторг от своей остроты мужик и ущипнул свою спутницу за мягкое место.

Девушка весело взвизгнула и обратилась к Окуню: «А это у вас коксик?»

– Собственной персоной, – подтвердил Окунь. – «Депутатская перхоть» – первоклассный продукт.

Девушка умоляюще посмотрела на своего спутника и проканючила: «Хочу коксику, дорогой!..»

Успокоенный и вдохновлённый косяком, я решил посмотреть, что происходит «на сцене» и направился в основное помещение. «Ладно. Я тоже по белому проедусь. Окунь! На мой счёт», – выходя, услышал я обрывки диалога в предбаннике.

*****

Я с опаской шагал в сторону основного помещения. Люди явно разминались перед чем-то серьёзным, а пока были разбиты на группки по два-три-четыре человека. Стальский в компании Шубы и двух девушек. Я пытаюсь привлечь его внимание, но он, видимо, не желает отвлекаться. Я замечаю, что на меня никто не обращает внимание. Прогуливаюсь как на экскурсии, украдкой глазею на людей. Бросаю взгляд на группку Стальского. Мелькает чей-то огромный член. О, Боже, это член Стальского. Зачем я на это смотрю?! Какой большой неполиткорректный член!.. Он, конечно, упоминал, что «его удав длиной в тридцать три попугая», но я всё-таки думал, что он преувеличивает. Ухожу в другой конец помещения, ближе к бассейну. Страсти накаляются. Некоторые девушки стоят на коленях, но не молятся. Чтобы обуздать нервозность начинаю вести мысленный монолог: «…. О, Господи! Что это?! Иллюстрация к выражению «палка о двух концах»? А теперь началось «…о трёх концах»! «Здравствуйте… «Никогда не доверяй человеку с маленьким членом», – как говорят туземцы Новой Гвинеи. Ха-ха! Хо-хо…» «Что за той стеклянной дверью?..»

Я приближаюсь к двери, за которой горит свет, но не решаюсь прикоснуться к ручке. Мимо проходит уже знакомый огромный мужик, и я робко обращаюсь к нему:

– А сюда можно?

– Да-да, проходи; они обожают зрителей, – радушным жестом приглашает он меня, открывая магнитную стеклянную дверь.

Я ступаю в другое помещение. Замечаю, что мой знакомец не зашёл.

Джакузи. Или скорее маленький бассейн. Люди сидят на бортиках, перешёптываются и смотрят вниз. Бассейн без воды… «Так-так…» Ароматные свечи и благовония. «Романтика что-ли?» – я сделал шаг к чаше джакузи, заглянул внутрь и отпрянул в ужасе.

*****

– Держись подальше от окон, – проникновенно и серьёзно сказал мне Окунь, передавая пакетик с чудо-ромашкой, когда я пробегал мимо него к выходу.

*****

Я гнал машину по ночному городу, стараясь встречным ветром вымести воспоминания увиденного. «С широко закрытыми глазами» Стэнли Кубрика – фильм для юношества в сравнении с тем, что происходило в этой сауне. «Калигула» помноженный на «Сто двадцать дней содома» в «Необратимость» степени, – вот чему я был свидетелем; и всё-таки вышеперечисленные фильмы, – несомненно, шедевры киноискусства, а то, что было там – отвратительная бесформенная пульсирующая масса, лишённая всякого объединяющего замысла. Или объединяющий замысел всё-таки был? Во всяком случае – это не искусство. Но, это и не должно быть искусством. Почему же не должно? Ах, к чёрту всё. Красный свет. Торможу. «Ещё некоторые светофоры работают», – отвлёкся я простой мыслью. Позвоню Марте. Боже, как я устал. Я засыпаю. У меня аффект. Нет, звонить поздно. Марта спит. Уже давно зелёный свет. Скорее домой, в нашу крепость.

По Чудино я уже ехал как во сне. Потом наша во все времена года убитая просёлочная дорога. Один по кругу тонированный Рейндж на обочине; я моргнул фарами, Рейндж моргнул в ответ. Ворота. «Давай-давай, скорее, раздвигайтесь», – мысленно говорил я. Ворота сегодня слишком медленно расползаются. Я вываливаюсь из двери машины и плетусь к входной. Поворачиваю ключ, открываю, вхожу в тёмную прихожую, спотыкаюсь о чью-то обувь, тихо матерюсь; прохожу в гостиную-столовую-кухню, чтобы налить себе сто граммов чего-нибудь крепкого. Телевизор включен; забыли выключить или поставили на таймер, или я не знаю что ещё. Свет не включаю, – и так найду то, что хочу. Какой-то шорох на диване. «Какого чёрта…», – успеваю подумать я, и тишину разбивает шёпот:

– Long day? – Джессика с дивана перед телевизором.

– Чисес Крайст, Джессика! Тебя в темноте не видно! – совершенно без иронии шепчу я. – Я чуть не умер от страха. Знала бы ты, что я сегодня пережил.

– Дринк? Ми ту, – Джессика поднялась с дивана и направилась к бару. – So…

– Не знаю. Давай… виски. Нет! Текилу. Сто пятьдесят, – шепчу я.

Джессика разливает по двум стаканам. Мы чокаемся и отпиваем по половине. Вроде мне легче. Хочу спать без снов. Стакан возьму с собой в ванную.

– Ладно. Гуд найт. Я пошёл в душ. Что сама-то не спишь? – спрашиваю я и, не дожидаясь ответа, выхожу из комнаты.

Как я и предполагал: стоя под струёй воды, меня обуял страх и отвращение, и, допил текилу, я принялся за тщательную чистку зубов.

Вышел из ванной обновлённым. Чувствовал себя почти чистым. Аккуратно, стараясь не шуметь, открыл дверь нашей спальни. Приглушённый свет одной из ламп. Марта спит или лежит с закрытыми глазами почти посередине кровати. Ещё два шага и я усну. Ещё шаг. Да. Я на месте.

– Марта, подвинься.

– Всё хорошо?

– Не знаю, завтра поговорим, я сплю.

– Ну-ка, не спи.