Шут герцога де Лонгвиля

– Я продолжу, – словно ничего не замечая, промолвил Анри. – Для нас, для актеров, каждый костюм – это маска, характер. В зависимости от того, что на нас надето, мы и ведем себя на подмостках. Поэтому и сейчас, вы уж извините, в такой роскоши, что на мне, я не могу заставить себя пресмыкаться перед вами, ибо я ничем не хуже вашего достоинства.

Маркиз просто задохнулся от неподражаемой вопиющей наглости безродного парня.

– Не надо волноваться, это так не идет вам, – посоветовал ему молодой человек.

– Я бы мог выгнать тебя вон, – проговорил де Шатильон, беря себя в руки. – Или натравить на тебя собак, чтобы они изорвали твой наряд!

– Ну зачем же? – с невозмутимым спокойствием продолжал дерзить Анри. – Ведь Генриетта так заставляла меня его надеть. И к тому же сколько денег ушло на его пошив! Нет, так нельзя. И вообще, дорогой маркиз, не надейтесь, я просто так не уйду. Я буду торчать у вас до тех пор, пока не получу ответа на письмо баронессы.

– Наглый негодяй! – бормотал маркиз, не в силах сносить вопиющее хамство.

– Не теряйте зря времени. Я должен завтра как можно раньше быть в Лонгвиле.

– А то тебе достанется! – со злорадством бросил маркиз.

– Нет, просто баронесса слишком долго ждала, и теперь у нее может кончится последний запас терпения.

– Хорошо. Оставайся здесь. Сейчас будет ответ.

Де Шатильон удалился в одну из дверей гостиной. И Анри не пришлось долго ждать. Вскоре маркиз вернулся и молча протянул ему конверт.

– На словах ничего не желаете передать? – осведомился молодой человек.

– Там всё написано, – сухо ответил де Шатильон и позвал слугу, который вежливо, без пинков и оплеух, выпроводил гостя из замка в глухую холодную ноябрьскую ночь.

Молодой человек отправился в обратный путь вначале пешком – до станции, где приобрел лошадь, а потом – верхом.

Ветер, бивший в лицо и старающийся сорвать шляпу, пронизывал насквозь, даже плащ не помогал.

Анри мчался обратно в каменную клетку, из которой упорхнул, подобно весенней птичке. Кто сумеет объяснить причину его возвращения? Что его заставляло, позабыв об обретенной свободе, вновь лезть в душную мышеловку? Может, любовь? Хотя, наверное, в его положении ее уже и след простыл, осталось лишь милосердие. Жалость сильного к слабому, мужчины к женщине. А еще он вез письмо…

Не проще ли было бы выбросить его и ускакать куда-нибудь подальше от Парижа, от Лонгвиля и от всех этих трижды проклятых господ, разыскать театр Альфонсо, вернуться к друзьям и зажить прежней жизнью, не вспоминая ни о чем? Ведь письмо, которое передал де Шатильон, скорее всего, не содержало ничего, коме обмена любезностями и сантиментами. Оно бы не спасло ситуацию, в которую попала Генриетта. Даже не утешило бы ее. И окажись Анри очень далеко отсюда, всё произошло точно так же, как и было запланировано задолго до его появления в замке. Запланировано до Лозеном и господином герцогом. А что такое маркиз? Соломинка, веточка для утопающего? Последняя надежда? Чем меньше мы знаем человека, тем больше на него надеемся. А вдруг поможет? Ведь даже разочарование не будет болезненным, дескать, чего можно ждать от неизвестно «принца»? И зачем де Шатильону чужая невеста? Запретный плод, вскруживший голову? Кто знает…

Но Анри спешил к Генриетте, втайне лелея мысль, что как только выполнит поручение, покинет ненавистный замок.

Утром от заехал в близко расположенную к Лонгвилю деревню, где продал какому-то крестьянину уставшую от ночного бега лошадь, тем самым вернув потраченные деньги.

Около полудня он был в замке. Как и ожидалось, никто не заметил его отсутствия. Фантина привыкла, что молодой человек редко вечерами посещает ее. А Жан не догадывался, что появился еще кто-то, знающий о потайном ходе. Итак, юноша осторожно выбрался из лаза, положил крышку люка на место, как было, и неслышно проскочил в свою комнату. Тут он позволил кинуться на кровать в одежде и несколько минут лежал неподвижно, радуясь долгожданному отдыху. Потом он вспомнил о том, что надо идти к баронессе. Но мгновенно расслабившееся тело не желало подчиняться хозяину, отыскивая поводы, чтобы остаться, полежать еще хотя бы часок, поспать с дороги после тяжелых суток путешествия. Лень сделала ноги неподъемными, а руки непослушными и чужими. И даже пробралась в мозг, обволакивая его обольстительными уговорами.

Анри почти было уже подчинился ей, как вдруг внезапная мысль молнией обожгла сердце. Ведь если кто-нибудь увидит его в таком наряде, потом не отвертеться от объяснений, а за ними и до правды недалеко. «А Жан может мне устроить большие неприятности, они по его части!» – подумал молодой человек и сразу вскочил с притягательного ложа. Он не собирался выбалтывать чужие тайны.

Конечно же, первым делом он снял платье и завернул его в плащ, спрятав между тканью и письмо де Шатильона. Облачившись в обычную одежду, он небрежно взял подмышку узел и спокойным шагом направился к госпоже де Жанлис.

И, естественно, когда мы этого очень сильно не желает, мы всегда встречаемся именно с теми, кого менее всего хотели бы увидеть в данный момент. Навстречу юноше попался Жан.

– Добрый день! – ласково улыбаясь, сказал ему молодой человек.

– Добрый. Куда идешь? – в глазах лакея горела злоба.

– По делу. А почему это вас так интересует? Хотите составить мне компанию?

– Что тащишь? – Жан кивнул на внушительный узел в руках молодого человека.

– Сами видите, белье.

– Куда?

– Баронессе. Она хотела его простирнуть, – улыбался Анри.

– Всё шутишь? – недобро усмехнулся лакей. – Ну давай, шути, шути…

– Мне больше ничего не остается, как послушаться вашего мудрого совета, господин Жан. Буду шутить.

– Иди куда шел!

– Спасибо на добром слове.

– Проваливай!

– Благодарю, – и Анри шикарно раскланялся, со всеми церемониями перебирая ногами и пританцовывая, а потом как ни в чем не бывало направился к дому Генриетты.

Жан долго провожал его взглядом, ожидая окончания розыгрыша, думая, что парень выйдет из дверей дома госпожи и свернет к прачкам, но этого не случилось.

Оставим его в ожидании, пусть хоть немного разнообразит свою полнокровную жизнь. А сами пойдем к Генриетте и узнаем, что было с ней в то время, когда Анри ездил к маркизу.

Глава 24

В эту ночь баронесса так и не узнала, что такое сон. Она терзалась подозрениями и догадками. То ей казалось, что все забыли о ее существовании и оставили, как выброшенную рыбу, умирать на берегу. И действительно, она осталась одна, последняя надежда рвалась, как тоненькая нить, и не на кого было больше положиться, и нечем утешиться.

Слезы не выступали на окаменевшем лице. И глаза, словно посыпанные песком, горели и резали.

Рассвет пришел, а ответа всё не было. Проснулся замок, над крышей зябко порхали голуби. Генриетта лежала под балдахином и не могла согреться от мелкого лихорадочного нервного озноба.

Она опоздала к завтраку, несколько удивив невозмутимого господина герцога. Металась по дому, не находя занятия, которое бы отвлекло ее от мучительного ожидания. Она пыталась гадать, но так как не умела этого делать, то карты не принесли ничего утешительного, а лишь запутали ее окончательно, смутив и без того смешанные мысли.

Она уже не знала, как поступить на тот случай, если негодный Анри не вернется. Миллионы всевозможных вариантов, опережая друг друга, проносились в ее воспаленном воображении, поднимая волны гнева и злости. Но негодный Анри, словно только и ждал, что о нем вспомнят, тут же появился пред затуманенным взором баронессы.

– Добрый день, дорогая госпожа, – сказал юноша.

– Ты был… у него? – заикаясь, вымолвила Генриетта.

– Конечно. Разве я мог обмануть ваши надежды?

– А ответ?

Молодой человек молча полез рукой вглубь узла с одеждой, но здравомыслящая баронесса остановила его:

– Нет, нет, пойдем в мою спальню. Сюда могут в любой момент войти без стука.