– Это не мешает вам принимать содействие от Скифии по охране речных судов. Помощь в защите ваших новых селений близ Танаиса требует от нас большого напряжения и отвлекает часть воинов, так необходимых на западной границе, – твердо произносит царь.
– Великий государь, мы здесь для того, чтобы объединить наши усилия, – продолжает архонт танаитов, который выступает от сармат, давно живущих за крепостными стенами города, но особо заинтересованных в укреплении торговых связей между ними и скифами. – Мы пытаемся найти взаимопонимание между всеми сторонами.
Правитель Скифии понимает, что настает время, когда надо действовать военными, но небоевыми средствами.
– Какая нам польза от ваших призрачных связей и бесконечных заверений, не подкрепленных действиями? – замечает царь, иронически усмехаясь в бороду.
– Наши действия подоспеют, мы готовим оружие.
– Долго же вы куете мечи, – говорит Скилур, а в его памяти возникает снаряжение степного воинства, состоящего из сарматских катафракт и увесистых копий, несколько громоздкого, и не подходящего для лихих налетов на хоры; но оно очень пригодилось бы в бою, когда удастся вытянуть греков в степь на поединок за стенами Херсонеса.
– Экспедиция на хору началась без нашего ведома…, – мягко отмечает Деметрий, он не успевает договорить, как слышит ответ Скилура: «Она началась также и без вашего участия и помощи!» – говорит он, понимая, что эллинезированная племенная верхушка танаитов давно уже блюдет интересы греков.
Для укрепления межгосударственных связей один из его племянников женился на дочери знатного танаита, но полного взаимопонимания между скифами и сарматами нет.
Слегка задетый напоминанием, заключенным в царских словах, Деметрий краснеет. Но вот, наконец, нужные слова найдены:
– То, что скифы остались без всякой поддержки со стороны сарматской общины, не только наша ошибка. Между танаитами и скифами утрачено доверие…
– Я возьмусь действовать на свой страх и риск. По возвращении домой выделю из своих отрядов добрую сотню воинов в поддержку скифам для осады Херсонеса, – неожиданно в разговор вмешивается третий гость Ксайфарнаг, выдвинутый для переговоров той частью кочевников, которая контролирует судоходные части реки Танаис. – Мало, конечно. Но, со временем будет больше!
– Да, мы согласны, – заявляет архонт танаитов, – но кто будет платить наемникам?
– Средства будут от новых торговых перевозок, – гордо отвечает молодой посол. – Да и добыча будет немалая в случае победы. Херсонес, как Керкинитида и Калос-Лимен, богатый город.
Такой ответ очень нравится царю.
– Я вижу, ты меня понимаешь, – царь пристально смотрит на молодого посланника и, обращается ко всем присутствующим:
– Так я могу рассчитывать на вашу помощь, если представиться возможность потеснить эллинов?
Танаиты выражают свое согласие. За время переговоров Скилур не раз вопросительно смотрит на Ксайфарнага, который отличается необыкновенной красотой и молодостью, отвечает ему прямым, смелым взглядом. Из всех троих он выделяется высокой атлетической фигурой с широкими плечами и узкой талией; волнистые золотисто-каштановые волосы спускаются ниже плеч, густые усы и короткая борода аккуратно подстрижены.
Царь задается вопросом: откуда у кочевника с берегов Танаиса такая величественная осанка, благородная походка и внешность? Что-то знакомое мерещится ему в красивом изгибе бровей и четко очерченных губах, повелительном мелодичном голосе с несколько резкой манерой говорить. Когда посланники после окончания переговоров направляются к выходу, Скилур в последний раз за сегодняшний вечер окидывает зорким взглядом полную достоинства фигуру юноши.
– Добудь мне его тамгу, – дает он приказание своему доверенному слуге Ариарту, указывая глазами на Ксайфарнага.
Зал пустеет, условившись о завтрашнем продолжении переговоров, танаиты уходят в город, где в одном из домов скифской знати им приготовлены сытная еда и несколько комнат для ночлега.
Ксайфарнага окружают особой заботой, он не подозревает, что за ним отныне неотступно следят цепкие глаза царского слуги. Ариарт прямиком следует в комнату молодого сармата с кувшином дорогого вина и скифского меда. Он начинает разговор издалека и наливает чашу крепкого медового напитка. Разгоряченный Ксайфарнаг снимает верхнюю одежду и свой пояс с медными бляхами, тот падает с тяжелым стуком. Маленький золотой предмет отскакивает под стол, на крышке которого лежит хмельная голова танаита.
– Что это, – удивляется Ариарт, вручая тамгу Скилуру.
Царь внутренне вздрагивает, удивленно он всматривается в маленькую уточку, помещенную в центр полукруга таким искусным образом, что явно можно прочитать Саг.
– Саг! – у Скилура вырывается возглас. – Немедленно верни обратно эту вещь танаиту!
В то время, когда преданный слуга с непониманием смотрит на Скилура, тот уверен в своей догадке и думает:
– Это он! Сагилл, дитя мое. Я нашел его! Какой красавец… Сагилл! Он носит другое имя, но в решающий момент мой сын поможет Скифии!
Ксеркс встречает мудреца
В предопределения неба не следует своим
глупым умом вмешиваться человеку.
Скифская мудрость
Юный князь поспешил на родину сразу же, как только узнал об истории, нашумевшей в Неаполисе и Пантикапее. Весть о предстоящей женитьбе знатного боспорита на дочери Скилура застала его врасплох. Судорога пробежала по его телу, как только он представил свою любимую в объятьях другого мужчины. Умереть, но не допустить такого! В путь он отправился тот час же.
Молодой скиф быстро миновал все препятствия, и верный конь понес его по земле Тавриды. Дорогой он встретил мудреца с белой бородой, доходившей тому почти до пояса. Ксеркс остановился и поклонился старцу, который взглянул на него с таким пониманием и приветствовал с таким достоинством, что молодой скиф ободрился и с интересом воззрился на странника. Его охватило такое желание рассказать мудрецу о своем несчастье и спросить совета! Но молодой князь не мог произнести ни слова, не смотря на то, что отличался незаурядной храбростью в бою.
– Вижу, ты сильно чем-то опечален, сказал странник, – но, на это у тебя есть веские причины.
– Ты прав, старик, я имею на то много причин.
– Нам с тобой по пути, если разрешишь, я буду тебя сопровождать некоторое время.
Ксеркс удивленно поднял красивые черные брови, – «Каким образом пеший старик собрался следовать вровень с конным?», – думал он. Молодой князь был потрясен еще больше, когда внезапно рядом с мудрецом появился низкорослый, но выносливый конь, который к тому же был оседлан, и старик легко вскочил на него.
Ксеркс проникся глубоким уважением к мудрецу, который показал себя хорошим наездником. Говорил он красноречивее греческих философов, рассуждая о справедливости, высшем благе, человеческой слабости и силе, о любви. Молодой скиф стал упрашивать старца ехать с ним в Неаполис, и тот, кажется, согласился, но заметил, что недалеко от города они расстанутся, так как у него есть дела в другом месте. Не останавливаясь на ночлег, они продолжили путешествие под шатром теплого неба, дорогу им освещала то полная желтая луна, то лучезарный свет, бежавший впереди коня мудреца, когда ночное светило пряталось за лиловыми облаками.
– Впрочем, пусть все сложится не только сообразно нашим желаниям, а в согласии с образующим форму духом, в соответствии с гармонией чисел*.
– Я слышал о таком учении, старик, – Ксеркс задумался, но так как его спутник молчал, он продолжил. – Оно известно от греческого мудреца Посидония, который и сам был учеником Понетия, но все эти премудрости отбросил я ради военного дела. Лук, меч и кинжал – вот и все мои числа.
– Ты поступаешь опрометчиво, утверждая о превосходящей силе мечей над числами, люди судят обо всем, ничего не понимая, и совершают поступки, не зная ничего.
Ксеркс дивился этим словам и чувствовал себя героем стародавней сказки, которую рассказывают скифским детям на ночь. Волшебными стали казаться ему придорожные дубы и тополя под звездным небом, теплый ветер, хотя и сильный, по-доброму шумел листвой деревьев, он разносил вокруг всадников тонкий запах дыма далеких костров с цветочным налетом; странные голоса ночных птиц, белые мотыльки неведомо откуда появлялись и также неизвестно куда удалялись. Легко стало на сердце у Ксеркса, когда он поделился своими заботами с мудрецом и рассказал ему о своей большой любви к самой красивой девушке Скифии.
– Я тороплюсь увидеть Сенамотис, чтобы спросить, не разлюбила ли она меня за время моего отъезда. А если она любит меня по-прежнему, украсть, увести ее в далекие степи за семью горами.
– Ты любишь ее?
– Больше своей жизни!
– Она красива?
– Да! Нет лучше ее в целом мире!
Ученик ученика Абариса не всегда был стариком и странником. Он тоже пережил расцвет юности и страстей; в молодости любил удовольствия и женщин, имел заблуждения и ошибки, большая любовь тоже была известна ему.
– Лучший способ прийти к мечте, хотеть то, что уже имеешь, – сказал мудрец, улыбаясь уголками желтых глаз.
– Разве зазорно желать большего?
– Любовь – это не про то, как желать и красиво сохранять близость, это о том, как мудро держать дистанцию.