Роман Брянский

– Я тут подумал, матушка, – тихо сказал Илья Всемилович, – и пришел к выводу, что владыка меня просто запугивал!

– А зачем ему это надо?

– Да чтобы вытянуть с меня изрядную мзду! Хоть он так прямо о деньгах не говорил, однако же опять, как в прежний раз, посетовал на скудость городской казны и жадность наших купцов…

– Так пообещал бы ему…

– Да уж пообещал! – громко сказал старый купец. – Опять с полбочонка! Я так подумал, что если он начнет все чаще вымогать у меня серебро, мы совсем разоримся! С полбочонка! Где же напасешься? Дал тогда столько сдуру, а теперь уже меньше – не смей: обидится владыка! Ты права, Василиса, здесь нет нам жизни! Надо подумать да уехать к сыну Лепко в Брянск! Там – добрый князь и у попов нет такой силы, как здесь. И, кроме того, тамошние попы такие ученые, обходительные, ласковые. Уж как вспомню отца Игнатия, их старшего священника, так на душе становится тепло и спокойно.

– Сохрани, Господи, батюшка! – вскричала Василиса. – Я это только к слову молвила! Какой нам тут отъезд на старости лет? Что нам эти новые церковные правила? От этого откупимся! Хватит нам и серебра и имущества на наш век! Подари-ка владыке, помимо серебра, какую-нибудь драгоценную вещицу. Может, он тогда успокоится?

– А если он еще захочет серебра? – спросил с беспокойством Илья Всемилович. – Тогда отдавай ему все наше добро! А когда проведает о детях ордынских женок, тогда нас совсем разорит, ни мортки не оставит, злодей!

– Тише, батюшка! – испугалась Василиса. – Это же наш пастырь, Божий владыка! Нельзя говорить о нем суровых и гневных слов! Еще узнает, тогда ни серебром, ни золотом не откупимся! А вот этих ордынских женок надо отсюда увозить! И подальше. Пусть хотя бы в Брянск. Да со всеми их детьми…Надо вот только узнать, не будет ли это в тягость нашему Лепко?

– Да уж не будет, – кивнул головой Илья Всемилович. – Лепко мне поведал в прошлом году, что брянский князь Роман Михалыч разрешил ему срубить еще одну усадьбу с постройками и расположить дома так, как сам пожелает…Значит, будет предостаточно жилья для ордынских женок с детьми. Я уже давно отправил в Брянск их старших детей. Двух моих сыновей забрал Лепко…в приказчики, а трех самых здоровенных молодцев устроили в княжескую дружину…

– Вот я и узнала теперь, как ты любился с теми женками! – воскликнула негодующе Василиса. – Надо же, пятерых сыновей поимел! Да еще и дочери есть, так, мой славный муженек?

– Есть, матушка, – склонил голову старый купец. – Что уж тут поделать? Женок-то целых три! Надо было подчиниться царской воле и всех их покрыть! Этот тяжелый грех был во имя жизни!

– Ладно, Ильюшенька, – смахнула слезу Василиса, – ясно, что теперь ничего не поделаешь…Повинную голову меч не сечет!

Хлопнула дверь, и в горницу вбежал купеческий слуга.

– Батюшка, Илья Всемилич! – крикнул он. – Пришел человек от больного Ласко Удалыча. Кончается этот почтенный купец, батюшка!

– О, Господи! – дружно сказали купец с женой, перекрестившись.

– Давай же, Гойко, тащи мой тулуп! – приказал быстро опомнившийся Илья Всемилович. – И скажи моим старым слугам Володу и Ставру, чтобы они собирались со мной в недалекий путь. И пусть возьмут с собой пару псов…

– А может, возьмешь с собой кого-нибудь помоложе, батюшка? – возразила Василиса. – Что тебе Волод с этим Ставром, они же совсем старики? Возьми лучше с собой их сыновей: у них сил-то побольше!

– Старый конь борозды не портит, матушка! – покачал головой купец Илья. – Пусть именно они идут со мной. Если уже эти мои верные слуги – старики – то что уже говорить обо мне? Я ведь постарше их!

– Ну, так и что, если постарше? – смутилась Василиса. – Иной – постарше, но покрепче…

– О том и речь, – улыбнулся Илья Всемилович и повернулся к слуге. – Беги, Гойко, и готовь моих людей к выходу. А ты, Василиса, останешься дома. – Купец встал из-за стола и подошел к жене. – Завтра утром отправим людей в Брянск и заодно отвезем туда злополучных ордынских женок с их остальными детьми. Да вызовем сюда нашего сына Лепко. Пусть нам расскажет о тамошних делах и посоветует, что нам делать. Может и придется уходить из этого славного города.

– Господи, помилуй! – перекрестилась Василиса.

Ноябрь 1274 года удался на редкость теплым и сухим, и когда купец Илья со своими слугами вышли на улицу, они ощутили прямо-таки весеннюю бодрость.

– И погода такая благостная, чтобы жить, а не умирать, – грустно сказал Илья Всемилович, приближаясь к усадьбе своего свата, – а тут вот занемог мой сердечный друг!

В большом купеческом тереме его уже ждали. В светлой горнице у самого окна лежал на широком мягком топчане Ласко Удалович. По обе стороны от его ложа стояли длинные скамьи, на которых сидели жена и домочадцы больного. У самого изголовья купца Ласко, справа, пребывали согнувшиеся в скорби сын Ильи Всемиловича Избор с женой Веселиной, младшей дочерью больного.

Из-за множества восковых свечей, расставленных по всей комнате, было светло, как от солнечных лучей.

– Ну, что, сваток? – склонился перед больным купец Илья. – Как ты, не оклемался?

– Если бы не Велемил, – кивнул головой бледный, поросший густой белоснежной бородой, Ласко Удалович в сторону стоявшего слева от его изголовья лекаря, – Господь уже давно бы меня прибрал. Благодарю тебя, сваток, за этого знахаря! А теперь, выслушай мои слова, Илья Всемилич, по тому, как я чувствую неминуемую смерть. Вот что, сваток…Когда я умру, пусть все мое серебро и прочие богатства останутся у моих родственников и близких. Прошу тебя быть моим душеприказчиком. Свидетелем у нас – отец Василий…Ну, да ладно, – тяжело вздохнул больной. – Моему наследнику Милу остается моя усадьба, два десятка бочек серебра и белый ларец с драгоценными камнями. Моей милой дочери Веселине и зятю Избору я отдаю десяток бочек серебра и боченок золота…Я люблю Веселину за ее доброту и ласку больше себя и своей супруги!

Старый умиравший купец долго перечислял свои богатства и называл имена прочих наследников, однако не договорил до конца и стал зевать, закатывая глаза. – Там, в берестяной грамотке, все записано, – пробормотал он и откинулся на подушки.

– Кончился! – завопили вскочившие со скамьи домочадцы. – Какое горе! – зарыдала худенькая старушка, жена умиравшего. – Мой жалкий, любимый муженек!

– Да погодите вы! – громко сказал лекарь Велемил. – Старый купец еще жив. Это он задремал от моего травяного зелья. Я не думал, что снадобье так быстро подействует…Больной сильно ослаб, и его склонило ко сну!

В горнице стало тихо.

– Подойди ко мне, мой верный Велемил, – сказал Илья Всемилович, и когда его человек приблизился, тихо спросил прямо в ухо: – Как ты думаешь, долго еще протянет наш Ласко?

– Денька эдак три, – тихо ответил лекарь. – Если бы не мое зелье, он уже давно бы отправился в неведомый мир!

Однако, опытный лекарь, сын знахаря Радобуда, ошибся на два дня. Ласко Удалович скончался поздней. Купец Илья уже успел отправить всех трех своих ордынских любовниц к старшему сыну в Брянск. Ох, уж не простое это было дело! Строптивые красавицы очень не хотели уезжать невесть куда и покидать свой уютный, обжитый терем. Со слезами на глазах упрашивали они Илью Всемиловича отменить свое решение. Но старый купец был неумолим.

– Глупые женки, – говорил он напуганным красоткам, – неужели вы думаете, что я желаю вам зла или насылаю на вас какую-то беду? Это делается только для вашего блага!

– Видно, ты нас разлюбил, батюшка, – рыдала высокая, златовласая Зося, размазывая по лицу обильные слезы, – и решил от нас избавиться!

– А мы так тебя любили, кормилец наш Ильюшенька! – вторила ей кругленькая, черноволосая Жужа. – А ты вот на нас обиделся!

– Лучше лишиться жизни, чем расстаться с тобой! – вскрикнула последняя красавица, белокурая Ева. – Так мы и умрем без тебя, батюшка, на далекой чужбине!

– Не надо так голосить! – успокоил бывших ордынских невольниц Илья Всемилович. – Скоро там встретимся. Я сам хочу отсюда уехать…Поняли, мои сладкие? Я вас отсылаю к моему сыну Лепко. Он там вас примет, а скоро и я сам нагряну…Разве непонятно?

– А ты, правда, отсюда уедешь? – спросила красавица Зося, отняв от мокрого, покрасневшего лица руку. – И опять будешь с нами?

– Да, так и будет, Зосенька, – улыбнулся купец Илья. – Вот тебе – истинный крест! – Он перекрестился.

– Ну, тогда собирайтесь, девоньки! – крикнула обрадованная Жужа. – Мы с большой радостью поедем к Лепко…Хотя, так бы не хотелось видеть ту Лесану, змею подколодную…Ну, да что уж поделаешь?

Сын Ильи Всемиловича, купец Лепко, прибыл в Смоленск за сутки до смерти старого Ласко. – Ну, как тут, батюшка, – спросил он, обнявшись и троекратно поцеловавшись с отцом, – ваши дела?

– Да так вот, сынок, ждем весточки из сватова дома: кончается он, – ответил седой отец. – А пока примем пищу…Готова ли еда, матушка?

– Я уже давно об этом распорядилась, – улыбнулась довольная приездом сына Василиса. – Когда все будет готово, нас позовут слуги. Ждать осталось недолго. А пока посидите – пусть наш Лепко отдохнет с дороги.

– Ну, садись, сынок, – показал Илья Всемилович рукой на ближайшую скамью, – и расскажи нам, как там наши люди доехали до Брянска. Они не горевали?

– Будь спокоен на этот счет, батюшка, – ответствовал Лепко Ильич, поглаживая окладистую русую бороду. – Я принял всех красивых женок с большой радостью. И устроил их с домочадцами в новом тереме и на усадьбе, которую недавно срубил по твоей воле и доброте князя Романа Михалыча. Им очень понравился этот терем: он побольше и потеплей их смоленского дома. А что ты сделал, батюшка, с их прежней усадьбой?

– Я, сынок, решил, – грустно сказал Илья Всемилович, – продать эту усадьбу и терем одному смоленскому купцу…Но об этом потом, расскажи мне лучше, как там все у вас устроилось.

– Ну, я долго не задерживался и уже на следующий день выехал к вам, – сказал угрюмо купец Лепко. – Хотелось поскорей вас увидеть.

– А что ты такой мрачный? – встревожилась Василиса. – Неужели там у вас в Брянске случились неурядицы? Или опять что с Лесаной?