Роман Брянский

– На то она и битва, государь, – ответил старший брат, Славко, – чтобы одним получать от государя похвалу, а другим – лютую смерть. А что расстраиваться, если битва закончилась победой? Оно, конечно, мы скорбим по батюшке, но его смерть была славной: не на старческой постели, а на поле битвы! И тебе, государь от этого – почет и слава! У всех на душе радость: и разгромили врага, и захватили большую добычу!

– Твои слова правдивы, воин урус, – улыбнулся Ногай, выслушав от князя перевод сказанного, – и все вы заслуживаете не только похвалы, но большой награды! И особенно вы, братья, сыновья того славного лучника! Вы хорошо послужили нашей Золотой Орде, так же, как и ваш отважный батюшка! Поэтому я сам вручу вам достойную награду! Что бы вы пожелали, смелые воины?

Князь Роман перевел его слова. Братья переглянулись.

– Что ты, государь! – сказал решительно Славко Милорадович. – Да как мы осмелимся выпрашивать у тебя награду? Это не достойно воина! Мы всегда получаем от своего князя положенную нам долю добычи. Мы воюем, государь, не за земные богатства, но за славу и твою доброту!

– Вы слишком скромны, – усмехнулся Ногай. – И ваш коназ никогда ничего не просит. Но я знаю, что больше всего надо воинам! Вот вы ходите в дальние походы, а женок с собою не возите! А это для воина – дело немаловажное! Густеет кровь от любовного застоя, расслабляются кости…Я об этом говорил вашему коназу Ромэнэ…Но все осталось по-прежнему…Эй, слуги! – темник хлопнул в ладоши. Перед ним встали рослые темнокожие рабы. – Сбегайте к моим женкам, к тем, кого я еще не покрыл. Там, в синей юрте…И выберите две пары…Да повыше ростом, как любят урусы, чтобы были грудастые и с большими задами…И приведите их сюда! – Рабы бесшумно растворились в полумраке Ногаева шатра.

– А ты, коназ Ромэнэ, – продолжал Ногай, – не переводи моих слов…Пусть сами увидят мои подарки…

– Я думаю, государь, что они все поняли без моих слов, – усмехнулся Роман Михайлович. – Они немного знают твой язык. Мы же ходим с вами на войну и потихоньку все усваиваем.

– Это хорошо, Ромэнэ, – сказал довольный Ногай. – Пусть твои воины учатся нашему языку, а там и совсем станут татарами. – Князь Роман перекрестился.

– Что, вспомнил своего Бога? – усмехнулся Ногай. – Вы такие потешные, урусы. Все тянетесь к одному Богу. Также, вот, молодой хан Мэнгу-Тимур, как и покойный государь Берке воспылал любовью к своему Аллаху! Но я думаю, что Бог не бывает один! Есть великое множество разных богов! Но главные боги – это боги твоих предков! Я как родился в той самой вере, в которой пребывал мой прадед Темучин, так в ней и буду умирать! Другое дело – если есть какая-то польза! Тогда можно прикинуться, что веришь в одного Бога! Вот тебе, возьми, этого царя Мыхаыла Грэкэ…Я же просватал его дочь…Но он сказал мне через своих людей, что может выдать ее только за христианина! Тогда я попросил молодого Мэнгу-хана: дай-де мне из своей писчей юрты человека, который мог бы написать царю Грэкэ и султану Египтэ. Тогда мой верный друг Болху-Тучигэн прислал мне сразу двух человек…Вот они по моему указанию и написали…Один – султану – что я принял их, мусульманскую веру, а другой – тому царю Мыхаылу – что я – истинный христианин! И теперь у меня есть подарки и от того, и от другого! Вот уже два дня как в моей гостевой юрте сидят посланники царя Грэкэ и ожидают моего почетного приема…Там с ними – целая толпа сопровождающих и девица – царская дочь. Теперь у меня будет еще одна жена – грэкэ! Посмотрим, какая из нее выйдет женка! Я еще не пробовал женок грэкэ…Сегодня же ее познаю!

Послышались шаги, и в большой шатер вошли посланные за женщинами рабы, которые вели четырех закутанных в серые халаты невольниц.

– Что так позорно оделись? – засмеялся Ногай. – Из-за этого ваши хозяева ничего не увидят. А ну-ка, сбрасывайте халаты!

Девушки покорно сняли с себя одежду, оставшись лишь слегка прикрытыми полосками тканей. Воевода Добр и его дружинники покраснели и закрыли руками глаза.

– Так для кого же я обнажаю этих девиц? – возмутился Ногай. – А ну-ка, смотрите, скромники!

– Уберите руки от лиц! – распорядился князь Роман. – Это государь не любит! Если вам женки не понравятся, тогда об этом скажите…Ну, а лучше, конечно, безропотно принять этот подарок!

Русские воины повиновались.

– А теперь внимательно смотрите! – Ногай слез со своего кресла и приблизился к рабыням, срывая с них последние лоскуты. – Видите, какие груди? Округлые, твердые! Такие, как вы любите…в своей Залесской Орде. И лицами они, как уруски…Вот эти две, беловолосые, так же хороши, как те черноволосые! Да зад какой распрекрасный у каждой из них! – Ногай шлепнул стоявшую перед ним рабыню по бедру. – Так сам бы их и покрыл…А какие бедра? А что между ними? Ну-ка, девицы, встаньте-ка…

– Государь! – прервал всесильного темника Роман Михайлович. Придворные зашумели, подняв вверх руки и выражая тем самым свое недовольство невежливостью русского. – От всего сердца прошу, не выставляй на показ их сокровенные места! Это будет позором для каждой девицы! Мои воины не захотят познавать опозоренных девиц! Очень прошу тебя, государь, не обижай моих воинов!

– Ладно, – усмехнулся Ногай и убрал от рабыни руку, – если ты так сердечно просишь, я прощаю тебе, моему верному воину, эту дерзость. Набрасывайте на себя тряпицы! – сказал он резко рабыням. – Те быстро согнулись и стали одеваться. – А вы, славные воины, – Ногай кивнул головой сыновьям Милорада, – забирайте своих девок!. Каждому – по паре, по белой и черной! И ведите их в свои походные кибитки. Но смотрите, чтобы сегодня же, вечером, их покрыли! Чтоб ни одна не была обижена! Поняли, воины? – Русские дружинники молча поклонились. – А теперь – идите!

Когда русские воины, возглавляемые воеводой Добром, удалились, уводя с собой живые подарки, темник Ногай вернулся в свое кресло и, удобно усевшись, сделал знак рукой своему советнику подойти. Тот быстро приблизился к повелителю, согнувшись в поклоне.

– Вот что, Хутула, – сказал Ногай, – ты видишь, что здесь собрались все мои верные люди…А не позвать ли сюда тех послов грэкэ и их царевну, чтобы мои люди на них посмотрели? Я сам захотел увидеть мою новую женку, а если она хороша, то попробовать ее: меня одолевает сильное любопытство!

– А почему бы не позвать? – склонил голову Хутула. – Пора бы уже: грэкэ тут засиделись, и девица их скучает, пропадает нераспечатанная…Девице обидно без твоего внимания!

– Быть по сему! – улыбнулся Ногай. – Веди сюда всех грэкэ и уруса-попа, как его там,…Фигэностэ, чтобы переводил нам их слова. Наши толмачи от Болху могут только записывать, но говорить и понимать на слух иноземные слова еще не научились…

– Слушаю и повинуюсь, государь!

Византийские послы, двое седобородых сановников, разодетых в шелка, бархат и парчу, величественно вошли в большой шатер татарского воеводы. Их длинные одежды, сверкавшие золотом и драгоценными камнями, свисали, как халаты, до самого пола. Подпоясанные золотыми плетеными поясами, узко стянутыми в талии, они, если бы не седина и сморщенные лица, казались бы стройными юношами. У каждого из послов на ногах были надеты легкие, такого же, как и одеяния, темно-синего цвета, туфли с тупыми раззолоченными носками. На головах у них возвышались синего же цвета бархатные шапки, подбитые мехом черной куницы.

За послами шел, одетый в длинную черную рясу, с непокрытой головой, поросшей густым, черным с проседью, волосом, с длинной окладистой седоватой бородой сарайский епископ Феогност, прибывший вместе с ними из Константинополя.

Замыкала шествие высокая стройная девушка, почти такого же роста, как и темник Ногай, которая была накрыта с головы до ног длинным зеленым покрывалом так, что ее лицо не было видно, но контуры девичьего тела угадывались.

Процессия приблизилась к Ногаеву креслу, и посланники остановились в трех шагах слева от него, сняли шапки и склонились в низком поклоне.

Владыка Феогност тоже поклонился темнику, но лишь опустив голову.

Девица стояла не шевелясь. Она вглядывалась через щели покрывала в лицо своего жениха и, казалось, окаменела.

– Так, Хутула! – громко сказал Ногай. – А ну-ка, прими письмецо или грамоту у этих царских посланников!

Хутула вышел вперед и протянул руку. Епископ Феогност что-то сказал по-гречески. Тогда самый высокий худой грек, видимо, старший посол, вытащил из-за пазухи свернутый в трубочку, украшенный золотистым бантом, пергамент и протянул его Ногаеву советнику.

После этого великий темник велел послам перейти с левой стороны на правую и встать позади эмиров.

– Давай, поп урус, – распорядился Ногай, – читай мне эту грамоту так, как-будто она написана на моем языке!

Епископ Феогност, взяв из рук Хутулы императорское послание, осторожно развязал бант и начал читать: – От Михаила Восьмого Палеолога, Божьей милостью императора, славному воину, великому полководцу и повелителю степей Ногаю…

В шатре стояла мертвая тишина. Слышно было даже, как шуршал под легким осенним ветром полог Ногаевой юрты. Владыка медленно переводил слово в слово утомительные нудные фразы византийского царя о его глубоком уважении, чувствах любви и дружбы к непобедимому бекляре-беку. Лишь однажды придворные Ногая и он сам пришли в оживление, когда епископ перечислял царские подарки.

– И вот я, император Михаил, породнившись с тобой, непобедимый полководец, предлагаю тебе союз, вечную нерушимую дружбу и взаимную помощь на случай войны с ненавистными болгарами или прочими врагами, – закончил чтение Феогност и замолчал.

– Ну, что ж, – пробормотал после некоторого раздумья Ногай, – это нам известно. Мы к такому привыкли! То грэкэ были в вечной дружбе с булгарэ, а теперь – готовы с ними воевать! Ладно, это нам на руку! Будем совершать набеги на тех булгарэ так часто, как наш союзный царь будет присылать нам золото и серебро. А теперь, пусть заносят подарки, чтобы мои люди могли на них посмотреть!

Русский епископ повернулся, ища глазами посланников. Эмиры расступились. Старший, худой высокий посол подошел к переводчику. Феогност объяснил ему, чего хочет Ногай. Посол что-то возразил, размахивая руками.

– Подарков так много, – пояснил сарайский епископ, – что твой шатер, государь, их не вместит!

– Что ж, похвально! – улыбнулся Ногай. – Тогда пусть занесут хотя бы образцы каждого подарка.

Услышав перевод слов темника, греческий посланник заулыбался, кивнул головой своему невысокому сутулому товарищу и что-то сказал. Тот поклонился Ногаю и, повернувшись в сторону выхода, быстро выскочил наружу.

Не успели присутствовавшие сделать и десятка вздохов, как в шатер стали входить рабы и заносить всевозможные подарки. Скоро у кресла Ногая образовалась целая гора из множества вещей: от бочек с вином до разнообразных тканей.

Когда все было сложено, Ногай встал со своего кресла и подошел к этой, распространявшей таинственный аромат, груде подарков.

– Что это? – спрашивал он, дотрагиваясь рукой то до одного, то до другого предмета. С помощью толмача послы попеременно отвечали на его вопросы.

– Якши! – улыбнулся Ногай. – Нам пригодятся эти бочки с вином! И лакомство, золото и серебро – тоже будут нужны. А вот для чего эти подарки? – Он показал рукой на царские одеяния и сбросил с себя на пол овчинный тулуп.

– Эти подарки, – перевел слова посла епископ, – драгоценная шапка самого царя Михаила и прочие царские одежды!

– А эта дорогая шапка излечивает головную боль? – вопросил Ногай, подняв рукой царский подарок. – А эти жемчуга защищают от молнии?

– Нет, государь, – перевел слова сконфуженного грека Феогност.

– А эти одежды имеют волшебную силу? – допытывался Ногай. – Они лечат от болезней?

– Не лечат, государь, – вновь последовал ответ.