Роман Брянский

– Так на кой ляд мне эти одежды? – усмехнулся Ногай, швырнув в кучу царскую шапку, – если от них нет пользы? – Он поднял с пола свою овчину и одел ее. – Лучше ходить в одежде своих предков, чем носить на себе эти блошивые мешки!

Придворные зашумели, громко выражая восторг мудростью Ногая. А послы склонили седые головы и стояли, неуклюже перебирая руками свои, снятые еще перед началом церемонии, шапки.

– Ну, а где же моя невеста? – вдруг громко спросил Ногай. – Давайте-ка ее сюда!

Послы оживились и быстро подошли к стоявшей, как столб, девушке.

– Ну, а как ее имя? – промолвил Ногай.

– Ефросинья! – сказал, выслушав греков, Феогност.

– Как? – засмеялся Ногай. – Эфросинэ? Какое потешное имя! Я дам ей другое – Чапай! Вот это подходящее для тебя имя! А теперь, ну-ка, Чапай, давай-ка, сбрасывай с себя скромное покрывало! Все мои женки носят только легкие одежды!

Феогност быстро перевел слова Ногая на греческий язык.

Девушка резко и недовольно дернулась, но продолжала стоять, не обращая внимания на Ногаев приказ.

– Какая непокорная! – улыбнулся Ногай. – От этого мне только будет приятней! Эй, Хутула! – хлопнул он в ладоши. Слуга мгновенно вырос перед ним. – Давай, веди сюда, Хутула, моих верных рабынь. Ну, там…Мантухай…и прочих. Пусть они разденут мою Чапай!

– Государь! – взмолился епископ Феогност. – Это нельзя делать при священнике! Потому как ваши прилюдные дела – непристойны! Грех-то, какой, Господи!

– Если бы ты не был попом, – рассердился Ногай, – то лишился бы своей башки…Ну, а если ты Божий человек, тогда отправляйся со всеми послами в мою желтую юрту…Туда, где мы подготовили для вас славный пир. Да спроси-ка, поп урус, а эта Чапай – девица?

– Доподлинно девица, государь! – заверили Ногая послы. – Это у нас строго! За утрату девства можно потерять голову!

– Ну, тогда уходите, – улыбнулся Ногай. – Если Чапай – девица, это еще лучше! Мы тоже жестоко караем женок за такое…Но я до них жалостлив…В девицах есть особая прелесть! Уходите!

Когда послы вместе со священником удалились, Ногай подошел поближе к своей невесте и, резко, неожиданно, схватил ее за зад.

– Ой! – вскрикнула звонким голосом девушка и, размахнувшись, залепила татарскому темнику звонкую оплеуху. Придворные окаменели.

– Ах, так ты…драться! – воскликнул с радостью Ногай. – Ну, что ж, у меня еще такой не было! – прохрипел он и тяжело задышал.

В это время в шатер вбежали верные рабыни.

– Раздевайте ее! – заорал Ногай, задыхаясь от нетерпения. Девушки набросились на невесту темника, пытаясь сорвать с нее длинную ткань.

– А ну-ка, отойдите! – чисто по-татарски произнесла вдруг новоявленная Чапай и сбросила с себя покрывало. – Я сама все сделаю!

И под громкий ропот восхищения гречанка быстро сняла с себя оставшуюся одежду, швырнула ее на пол и предстала перед собравшимися в своей блиставшей наготе: рослая, белотелая, с небольшими заостренными грудями. Длинные, густые, черные волосы, скользнув по плечам, едва не коснулись пола.

– А глаза, глаза! – закричал, не помня себя, Ногай. – Такие же черные, как у наших женок! – И он, обезумев от страсти, сбросив свои мягкие кожаные штаны, буквально набросился на свою невесту, повалив ее на пол.

ГЛАВА 7

ЗАБОТЫ КУПЦА ИЛЬИ

– Ох, уж, матушка, и дела! – грустно молвил вернувшийся от смоленского владыки купец Илья, сидя за большим дубовым столом в своей горнице и потирая рукой лоб. – Досталось мне от епископа!

– За что же, батюшка? – тихо спросила сидевшая напротив него на скамье Василиса. – Жизнь ты ведешь праведную, не жалеешь серебра на святую церковь. Мы каждый день ходим с тобой на церковные службы и преданно молимся господу Богу…Чем же владыка недоволен?

– Мне уже не впервой, матушка, слушать обидные слова от этого владыки, – покачал головой старый купец. – После того как прежний епископ умер, новый хозяин города начал привередничать! Нет покоя на старости лет! Я тебе раньше не говорил, что когда новый владыка пришел к власти, он сразу же позвал меня к себе. И, прежде всего, спросил, откуда у меня был такой богатый епископский крест…Помнишь, это тот самый, который мне пожаловал татарский государь Бату?

– Помню, Ильюшенька, – кивнула головой Василиса. – Так что же ты ему сказал? Неужели поведал о татарском царе?

– Я не решился, матушка, говорить о татарском царе, – мрачно ответил купец, – и согрешил перед Господом, утаив истинную правду, поведав владыке, что я купил тот крест у одного греческого купца за немалые деньги…

– А откуда владыка узнал о кресте? – задумчиво спросила Василиса. – Неужели покойный владыка рассказал всем о твоем подарке?

– Да это не великая тайна! – задумчиво ответил Илья Всемилович. – Я тогда преподнес этот подарок покойному владыке прилюдно! И сказал ему несколько лестных слов! Такое не забывают…А вот о царе я никому не говорил. Об этом знает только мой сердечный друг, сваток Порядко…

– А ты не думаешь, что это наш сваток разнес твою тайну по всему городу? – заволновалась Василиса.

– Нет, не думаю, – нахмурился старый купец. – Пока об этом ничего не было слышно. А владыка тогда поговорил со мной и посетовал, что-де городская казна бедна, а купцы не очень охотно жертвуют серебро для нашей православной церкви. Ну, я тогда пообещал владыке полбочонка серебра. И он у меня ничего больше не спрашивал. Было видно, что он остался доволен моим ответом и щедрыми дарами. Но вот уже прошел с той поры не один год, и епископ вновь приступил ко мне с неприятным допросом…

– Так что же ему от тебя на этот раз понадобилось?

– Ясно, матушка, что только одно серебро! Это я понял из его беседы. Прошло столько лет, и никому не было дел до меня и тех, вывезенных из Орды, женок…А тут вдруг владыка спросил, каких женок я держу в своем окраинном домике?

– Я тебе говорила, Ильюшенька, – рассердилась Василиса, – чтобы ты избавился от тех ордынских женок! Ты так и не выдал их замуж! А им уже столько лет! Так, потихоньку, наведываешься к ним! А мне все жалуешься на свою старость!

– Да не смеши людей, Василисушка! – возразил старик. – Какие мне теперь женки? Если я и прихожу на ту усадьбу, так только чтобы узнать о делах. Там же не один дом, но имущество и разные склады…Что же мне теперь из-за этих женок от всех дел отказаться? Хоть я передал сыновьям немалую долю имущества и серебра, но и нам еще осталось предостаточно добра…А за этим нужно присматривать!

– Так я тебе и поверила, – усмехнулась Василиса, – что ты ходишь к тем женкам только по делам! Оно, конечно, они для тебя и сейчас молодые, как девицы! Уж как вспомню твой приезд из этой окаянной Орды, так горько на душе становится. Сам пришел весь седой, как лунь, а те девицы-красавицы – такие молодые, что годились тебе во внучки! И уже брюхаты! Вот, как ты, батюшка, вел там торговлю! А нынче этим девкам…Десятка четыре с небольшим. Еще совсем молодые! И детей у них, у каждой, больше, чем от меня! Небось, все твои?

– Да будет тебе, матушка! – укоризненно сказал Илья Всемилович. – Ты ведь знаешь, каким был грозным и сердитым государь Бату! Разве смог бы я тогда его обидеть? Я бы просто не вернулся живым! Что бы ты тут одна без меня делала? Я уж не раз уговаривал тех девиц выйти замуж за честных людей и хотел подыскать им женихов. Но ни одна не согласилась! А что заимели детей…Я тогда пожил с ними в татарской Орде и дальней дороге…А также, открою тебе, Василисушка, тайну, что к ним ходили и мои сыновья не один раз! Особенно старший, Лепко, любил этих женок! А что было делать, если его Лесана не соблюдала своего супружеского долга? Вот так и получилось!

– Это – грех! Великий грех, Ильюшенька! – покачала головой Василиса. – Особенно если не только батька, но и сыновья, познавали одних и тех же женок! Так не должны поступать христиане! Не миновать нам беды!

– Вот так получилось, – насупился Илья Всемилович, – что об этих женках узнал сам владыка!

– А что он узнал?

– Ну, он меня спросил, а чьи супруги эти женки. Ничьи, отвечал я. Да еще добавил, что они – вдовы от моих верных слуг, которые погибли в далеких походах.

– А он не спрашивал об их детях?

– Об этом нет. Однако молвил, что эти женки, хоть и ходят в церковь, но по словам тамошнего попа Серафима, они совсем не бывают на исповеди. А если батюшка их об этом спросит, всегда отвечают отказом. Что же касается их детей, то, слава Господу, отец Серафим, ничего о них не знает. Но я думаю, что мне следует ждать беды! Владыка мне также рассказал, как он ездил в этом году по церковным делам во Владимир! Там проходил великий Собор. Туда прибыл сам киевский митрополит Кирилл! Были там другие владыки из многих городов! Далмат Новгородский, Игнатий Ростовский, даже отец Феогност аж из самого татарского Сарая! Ну, вот они решили утвердить новые, очень строгие, церковные правила, чтобы установить по всей русской земле порядок! Владыка мне поведал много разных премудростей. Якобы наши прихожане и попы живут в грехе и не принимают к сердцу Божье слово. Даже крестят детей, порой, не по православному обряду! Да имена своим детям сами придумывают! Есть и такие безбожники, что имеют по две жены и больше! При этом владыка сердито на меня смотрел! И попы, по его мнению, грешны потому, что потворствуют этому злу! У многих попов нет книг, в которых ведутся записи о крещении или смерти православных, как это заведено у греков и других настоящих христиан…

– Батюшки светы! – вскрикнула Василиса. – Да нам тут скоро совсем житья не станет! Уж если начнут нас записывать в книги, тогда мы точно пропадем! Мне еще покойная матушка говорила, берегись-де, Василиса, и смотри, чтобы твое имя не записал какой-нибудь недруг!

– Ну, здесь нет никакой беды! – возразил Илья Всемилович. – Записывают же в святцы имена дорогих людей? А по ним совершают поминальные молитвы! Здесь нет никакого греха!

– Так то ж поминальные! – сказала со страхом в голосе Василиса. – Покойников праведно поминать! На то они и покойники! А если записать имена живых людей, недолго напустить на них порчу!

– Здесь я с тобой согласен, – кивнул головой старый купец. – Это очень непростое дело! Ну-ка же, записать всех прихожан в какие-то там свитки! Да еще их детей! Как это не раз пытались сделать татары, бусурмане, в суздальской или новгородское земле! Так они доберутся и до детей тех татарских женок! А там – и до меня или моих сыновей! Вот уж будет беда! Если уже взялись за попов, как сказал владыка, и поставили им сроки для исполнения, то что будет с нами, прочими православными? Так, чтобы стать настоящим иереем, нужно иметь возраст не менее трех десятков лет! Теперь и крестить будут всех поголовно! Если родится дитя – сразу же заявляй об этом в церковь! Вот уж напасть!

– Видно, батюшка, нам скоро совсем не будет жизни здесь, в Смоленске, – грустно сказала Василиса, – если владыка так на нас рассердился! Что он еще тебе говорил? Разве тебе надо знать об их церковных делах? Зачем тебе их службы да иереи?