Роман Брянский

– Больше двух сотен фунтов серебра, государь, – сказал, достав свои таблички с записями, Болху-Тучигэн.

– А как будет в гривнах? – спросил Даниил Романович.

– По-вашему, это будет…примерно…пятьсот гривен, – ответил, подсчитав, ханский любимец.

– Да, это мы уже обговорили: серебром или мехами, а также товарами в пересчете на серебро! – согласился князь Даниил.

– Якши, – улыбнулся Бату-хан. – Ты решил платить даже больше, чем мы с Болху тебе предложили.

– Да, государь, я прибавил сотню гривен, – грустно улыбнулся Даниил Романович, – за моего зятя, брянского князя Романа…

– А, так это – за сынка того грубияна, Мыхаыла Черныгы? – удивился татарский хан. – На него, как я помню, недавно жаловался родной дядя, коназ Андрэ! Да просил у нас войско, чтобы изгнать того Ромэнэ из его лесного городка!

– Мне говорил премудрый Болху-сайд, – нахмурился князь Даниил, – что князь Андрей пожаловался тебе, государь, что князь Роман якобы утаивает меховую дань, отсылая ему в Чернигов для Орды лишь малую часть от общей добычи. Все это я тщательно проверю…Я знаю своего зятя как честного воина!

– Но он же – сын того, наказанного мной Мыхаыла? – поднял брови Бату-хан. – А вдруг и станет подражать тому старому разбойнику? Может, вызвать его сюда и строго с ним поговорить? Непокорность – это огромная беда! Это можно искоренить лишь отсечением головы!

– Этого не надо, государь! – вздохнул князь Даниил. – Мой зять Роман совсем не похож на покойного князя Михаила. Он кроток и покорен…Я не верю, что он будет обманывать повелителя Золотого Ханства. Ему нелегко с данью! Он живет в глухом лесу, где почти нет людей. Брянск – не город, а захолустье. Малое поселение…Откуда там взять доходы? Если и есть зверье, то некому за ним охотиться! Но с давних пор князь Роман чтит и уважает твою власть, государь, Господом данную! Он называет тебя непобедимым полководцем и повелителем всего света! Я думаю, что, без всякого сомнения, князь Андрей оклеветал его! Вот почему я обязуюсь платить еще сотню гривен, чтобы ты, государь, не слушал клевету на моего зятя!

– Ну, что ж, Дэнилэ, – улыбнулся Бату-хан, – ты мне все хорошо объяснил. Я приму твои слова во внимание. А ты, Болху, – обратился он к своему сановнику, – поговори-ка об этом деле с тем коназом Андрэ, когда он объявится в Сарае. И предупреди его, чтобы он в дальнейшем не путал правду с ложью, не обманывал нас, да прибавь ему за это дополнительную плату! А если ослушается, тогда скажешь, что нам не надо оправданий и, в противном случае, он потеряет не только ярлык на жалкий улус, но и то свое телесное достоинство, какое имеет между своих ног! Пусть знает, что если я добр выслушать жалобу, то многократно жесток, уличив во лжи!

ГЛАВА 8

СОВЕТ ГОСПОД

В тереме смоленского епископа на Мономаховой горе собрался Совет городской знати, на котором было о чем поговорить. Вот уже два года как в Смоленске воссел на великое княжение старший из правнуков Давида Ростиславовича – князь Глеб.

Прежний великий смоленский князь Всеволод Мстиславович вполне устраивал горожан, поскольку в свое время побывал на княжении в Великом Новгороде, знал тамошние порядки, уважал мнение «лучших людей» и в дела смолян почти не вмешивался. Он отвечал за охрану города, следил за боевой готовностью своей дружины и городского ополчения. Все доходы того князя поступали от пошлин, которыми облагались по давнему решению общего Совета знати все жители переданных под княжеское управление сельских волостей. А вот налоги на строительство, лесную вырубку, купеческую прибыль, въездные пошлины за право на временное проживание в городе и прочие поступали в городскую казну, которой заведовал сам владыка – смоленский епископ. Несомненно, высший городской священник был занят и другими не менее важными делами – духовными – поэтому у него сложилось целое городское правительство из чиновников-казначеев, сборщиков налогов, соглядатаев, которые и осуществляли все властные функции, обращаясь к владыке лишь за согласованием наиболее сложных вопросов и подписанием важных хозяйственных документов.

Так уж повелось в Смоленске, что главным должностным лицом там был епископ. Князья постоянно менялись. Раньше они пытались единолично править городом, вводили свои порядки и правила, которые не всегда совпадали с интересами смоленской знати. Закончилось все это открытой борьбой горожан со своими родовитыми воителями и, в конечном счете, поражением номинально называвшихся великими князей.

В то же время городской епископ был человеком авторитетным, хорошо знавшим город, избиравшимся прихожанами из числа самых уважаемых священников, а затем утверждавшимся в Киеве митрополитом.

Когда смоленский епископ присылался из Киева по назначению митрополита, его роль в городе ограничивалась только духовной жизнью. Но вот после 1136 года, когда князь Ростислав Мстиславович добился от киевского митрополита утверждения в Смоленске собственной независимой епископии, положение высшего священника города резко изменилось. Постепенно от высшего духовного судьи и советника князя, епископ стал сначала арбитром в спорах между горожанами, затем – между горожанами и князем, и, наконец, после поражения князя, достиг вершины городской власти.

Великий смоленский князь постепенно терял и свои земельные владения в городе.

Смоленск к середине XIII века состоял из трех частей – концов. Два конца – Крылошевский и Пятницкий – располагались в пределах старого города с глубокой древности и были окружены мощной оборонительной стеной, третий же конец – Городенский – появился позднее на правой стороне Днепра и был охвачен со всех сторон нетолстыми, шириной в два смоленских кирпича, стенами.

Все три конца города были застроены усадьбами горожан и отделялись друг от друга высокими заборами. Усадьбы являлись собственностью главы семейства, у которого имелись особые документы – грамоты, свидетельствовавшие, что земельный участок, на котором стояла усадьба, был в свое время куплен у города, либо пожалован владельцу князем или епископом. Так называемые «пожалования» прекратились лишь в последние годы, после вторжения на Русь монголо-татар. С той поры любой приехавший в Смоленск человек, желавший поселиться и обустроиться в городе, покупал земельный участок у городской казны, получая при этом купчую грамоту, подтверждавшую право собственника на землю, а, следовательно, и на усадьбу.

Князья долгое время имели свои собственные земельные владения в городе. Так, подворье князя Ростислава Мстиславовича располагалось в центре города неподалеку от Мономаховой, Соборной горы, однако после его смерти решением Совета знати князь Роман Ростиславович перебрался на новый двор, построенный горожанами поближе к западной крепостной стене. Когда же князь Роман скончался, его брат Давид Ростиславович, вступивший в борьбу с городской знатью за власть и землю, вынужден был, потерпев поражение, совсем уйти из города и поселился далеко за его пределами в местечке Смядынь, расположенном близ западного берега Днепра на месте нижнего течения речушки Смядынки и древнего погоста, давшего название местности.

Смоляне охотно построили князю и его челяди новое подворье – целый хорошо защищенный кирпичной стеной замок с хозяйственными постройками, большим теремом, верхние окна которого смотрели на живописную днепровскую долину, и церковью Архангела Михаила, сообщавшуюся с княжеским теремом особой пристройкой.

Великий смоленский князь был также лишен прочих своих земельных владений в городе, так называемой сотни, которые были присвоены городской казной и впоследствии распроданы богатым горожанам.

Лишь в 1238 году, когда городу угрожали монголо-татары, тогдашний князь Святослав перебрался на прежнее подворье князя Ростислава Мстиславовича и руководил обороной Смоленска. Благодаря его умелым действиям, хорошей военной подготовке княжеской дружины, готовности города к отражению вражеского нападения, татары так и не решились осаждать Смоленск и обошли его стороной, ограбив и разорив окрестные деревни и села. Князь Святослав Мстиславович в ту тяжелую годину не сидел сложа руки и посылал своих людей туда, где беспечные степные хищники его никак не ожидали, нанося им урон и отбивая несчастных пленников. В сражениях далеко за стенами Смоленска полегло немало отважных и княжеских дружинников, и горожан. Поговаривали, что помимо сопротивления врагу, оказанного великим смоленским князем, он посылал в стан Бату своих людей с богатыми дарами и, якобы, тем самым откупился от врага. За это горожане любили своего князя и не препятствовали его проживанию в городском центре, где, помимо терема и конюшен, князь владел и большой гридницей, в которой проживала его дружина.

Но земля и подворье уже давно были собственностью семьи богатейшего купца Ласко Удаловича, который только и ждал повода, чтобы вернуть себе свое, а князя переселить в его законную смядынскую резиденцию.

Вот и заседал городской Совет у епископа, обсуждая жалобу смоленского богача на нового великого князя, не желавшего считаться с законным владельцем усадьбы. На том важном Совете присутствовал и купец Илья Всемилович, которого сразу же по прибытии из Орды еще в 1248 году свояк – Ласко Удалович – ввел во власть. Теперь бывший вщижский купец был одним из самых уважаемых горожан. Что поделаешь, богатство и родство с влиятельными людьми укрепляют положение!

Илья Всемилович сидел на скамье рядом со свояками, Ласко Удаловичем и Порядко Брешковичем, посередине между ними, и громко обсуждал хозяйственные дела. В этом же помещении сидели на длинных, поставленных в несколько рядов, скамьях прочие купцы и так называемые «вечевики» – потомки бывших княжеских бояр (старших дружинников, воевод, знатных слуг) и древнеславянских вождей, имевших большие земельные владения и усадьбы в городе. Светлая зала епископского терема была буквально переполнена народом: почти полтораста смолян, солидных бородатых мужей, собрались здесь и возбужденно гудели.

Наконец, в совещательную залу вошел сам владыка с секретарем, приблизился к своему большому, покрытому черным бархатом креслу, стоявшему прямо перед собранием, троекратно перекрестился, перекрестил вставших с шумом смолян, подал знак секретарю присесть на стоявший сбоку от святительского кресла табурет и расположился на своем троне, подняв руку в знак прекращения разговоров. Установилась мертвая тишина.

– Во имя отца и сына и святого духа, аминь! – громко сказал епископ и сразу же приступил к делу.

– Как вы знаете, почтенные горожане, – начал он, – по воле князя Глеба и с прошлого года мы вынуждены платить татарскому царю в два раза больший выход, чем раньше! Теперь поганская дань составляет четыре сотни серебряных гривен!

– О, Господи! – вскрикнул сидевший в заднем ряду молодой чернобровый купец. – Где же нам взять такую уймищу серебра?!

Купцы зашумели, заговорив разом.

– Это все князь! – громко сказал боярин Горан Радкович, сидевший в первом ряду, как раз перед купцом Ильей Всемиловичем. – В мое тиунство все было иначе! Дань платили скромную и совсем не взимали с горожан поборов! Новый князь не захотел взять меня к себе в тиуны…Привез своего человека! Что ж, смотрите, какие теперь у нас порядки!

Владыка вновь поднял руку, и в зале стало тихо.

– Успокойся, Горан Радкович! – громко сказал он. – Князь тут ни в чем неповинен! Хоть это случилось и по его воле, но мы сами, малым Советом одобрили его соглашение с татарами! У нас не было другого пути! Вы ведь знаете, что татары уже не раз присылали к нам послов. Те татары, что приходили с купцом Ильей плохо знали наши дела и были посговорчивей…Вот мы тогда их уговорили на меньшую дань. Вы тогда сами хорошо раскошелились им на подарки. – Купцы согласно закивали головами. – Теперь же татары потребовали большую дань, как за ярлык для князя Глеба, так и за уважение ордынского царя! Они откуда-то проведали, – владыка зорко обвел взглядом своих пронзительных голубых глаз сидевших перед ним горожан, – что наши богатства велики и позволяют нам нести большую тягость…

– Откуда?! – вскричал кто-то из середины зала. – Да вот у нас тут есть «гость ордынский»! Разве не знаете? Кто недавно ездил в Орду? Кто у нас даже с самим поганским царем водится?!

Илья Всемилович вздрогнул и почувствовал боль в груди.

– Ах, негодяй, – подумал он, – неужели на меня намекает?

– Замолчи, Натан Брешкович! – крикнул купец Ласко. – Или ты забыл, кому обязан своей честью, жизнью и богатством?! Кого ты хулишь, дурак бессовестный?! Совсем потерял голову! Да если бы не мой свояк, лежать бы теперь нашему Смоленску в углях и пепле, а нам тут не сидеть! Разве ты не знаешь, глумной баран, что татары готовились в поход на наш город?!

– Ну, не горячись, Ласко Удалыч! – возразил, сидевший поблизости, высокий худой старик. – Ведь наш город выстоял, как ты знаешь, во время самого жестокого татарского набега! Выстоит, если надо, и теперь!

– Ты что, забыл о Киеве? – громко сказал, покраснев от гнева, купец Ласко. – Тот город был покрепче нашего! Смяли, раздавили! Ну, допустим, выстоит Смоленск. А что будет с нашими селами? Тринадцать лет назад мы понесли неслыханные потери! Тогда в княжении было до семи десятков только крупных поселений. А теперь их можно по пальцам посчитать! Слава Господу, еще хоть так…А сколько народа полегло? Был у меня старший сын Слав, такой дивный молодец…И он сложил свою буйную головушку, защищая жалкие волости! Вот и его матушка, моя первая супруга, не выдержала такого горя и вскоре сама за ним отправилась…Царствие им небесное! – он истово перекрестился. – Кто хочет войны, тот ее не знает! Развалилась торговля, захирели ремесла. Только вот сейчас стали понемногу подниматься…А вы хотите, чтобы опять это все повторилось? О, бараны, о, козлы, о, глумные пустобрехи!

Купцы одобрительно зашумели, поддерживая слова смоленского богача.

– Замолчите! – властно приказал епископ. Его голос мгновенно утихомирил разгорячившуюся толпу. – Вы в собрании, а не на торжище! Смоляне всегда славились своей тишиной и покорностью делам, установленным Господом. Я вот тут подумал и понял, что наша нынешняя ордынская дань, навязанная татарами, куда как терпимей той, какую платят Великий Новгород и захваченные татарским мечом земли! Подумайте, каково суздальцам и черниговцам? Ан, нет, не ноют, а платят! Думаете, это от трусости? Да мы просто не в силах стоять против могучей татарской силы! А потому надо не болтать всякую ерунду и обругивать друг друга, а искать пути, где можно выявить новые доходы, чтобы без особых тягот пережить жестокую татарскую дань! Я вас тут собрал не для взаимной хулы, но для решения государственных дел! Давайте же, думайте!

– Владыка, – промолвил вдруг в воцарившейся тишине, вставая, боярин Горан Радкович, – а если мы обложим двойным налогом все купеческие товары? Я до сих пор не понимаю, за что купцы платят налоги! Не за товары, но за доходы! Вот купец продал товара на гривну – в казну идет три гривны кун, ну, там, с морткой…А если с них взимать шесть гривен кун за стоимость товара в одну серебряную гривну?

– Ну, ты загнул, Горан Радкович! – возмутился Порядко Брешкович. – Где же мы возьмем такие деньги? Шесть гривен кун! Да это…без двух гривен кун – почти гривна серебра! Получается, что мы должны отдавать в казну все свои доходы без малого! Ты что, хочешь превратить нас в безденежных нищих?! На хрен нам тогда такая торговля?! Попробуй, поезди по дальним краям, да узнай, как эти серебряные гривны достаются! Да еще друга моего сердечного хают! Да кто?! Натан, родной брат!! Ну, погоди, паскудник! – помахал он кулаком. – Приду к тебе на подворье и всю твою рожу разобью! Всем вам покажу, где раки зимуют!

В собрании дружно рассмеялись.

– Ладно, успокойся! – улыбнулся епископ. – Хватит лаяться! Давайте говорить по-деловому. Я не согласен с предложением Горана, чтобы увеличить налоги с купцов. Иное дело, что нужно потщательней проверять уплату налогов, чтобы не скрывали своих доходов. Может, в самом деле, обложим податью товары, а с выручки не будем взимать налоги?

– Послушай, владыка, – сказал вдруг вставший со своей скамьи богатый купец – смолоторговец Уряд Берегынович. – Вот тут к нам в город приехали брянские купцы. Их торговля начиналась совсем с ничего! Но брянский князь добр и очень умен! Не дурит, не зажимает. Даже напротив, освобождает купца от поборов в первом торговом году. Дает жить! А потому там и рынок хорош, и немалые доходы идут в казну!

– Ты хочешь сказать, что в Брянске дела идут по-другому? – вопросительно поднял голову владыка. – Что же там за законы? Городок Брянск невелик, ему не тягаться со Смоленском? А князь Роман, сын мученика Михаила, еще только учится править. Но хорошо бы послушать брянских купцов! Может, узнаем что-нибудь полезное?…