Роман Брянский

– Однако там был твой сын, Лепко, который сейчас живет в Брянске у князя Романа!

– Это правда, владыка, – кивнул головой Илья Всемилович, – но мой сын Лепко – купец и посланник этого славного князя Романа Михалыча. Он возит мзду в татарскую Орду по воле брянского князя! Сам Роман Михалыч еще давным-давно договорился с татарами, чтобы за него возил казну мой сын. Брянский князь занят боевыми походами. Он нынче ходит на войну с татарским воеводой Ногаем…

– Я знаю об этом, – нахмурился епископ. – Однако же говорят, будто это ты передаешь через Лепко сведения о наших смоленских делах…Татары в считанные дни узнали о смерти нашего князя Михаила!

– Но, владыка, тогда никто не ездил в Орду, – покачал головой старик. – Мой сын Лепко еще не вернулся из Орды и приехал сюда ко мне лишь поздней осенью…А татары нагрянули к нам сразу после смерти князя…Лепко просто бы не сумел так быстро до них добраться! Что же касается меня, то я сижу здесь безвыездно как жалкий старик…

– Твои слова по сути не лживы, – согласился епископ, – но мне не все понятно: говорят, что у тебя даже есть какие-то дела с Литвой!

– Вот тебе крест, владыка! – неистово перекрестился купец и даже привстал со своей скамьи, стоявшей прямо напротив сидевшего в кресле епископа. – Я не только не знаю никаких литовцев, но даже ни разу не был в Литве! И не вел с их людьми никакой торговли!

– Люди рассказывают, купец Илья, – промолвил сухим, отчужденным голосом епископ, – что ты не зря не дал денег для заказа у немцев колокола. Ты знал о предстоявшей беде!

– Знал, владыка, – ответствовал старый Илья, – поэтому и не видел надобности тратить деньги и посылать людей к немцам! Разве мы сами не смогли бы отлить колокол? Могли бы, на худой конец, попросить новгородцев? Новгородские колокола славятся по всей Руси!

– Сами новгородцы заказывают колокола сейчас у немцев! – возразил епископ. – Известно, что лучшие новгородские колокола, висящие на святой Софии, все до одного иноземные! Вот почему мы сделали заказ у немцев! В их окаянной Риге…А что из этого получилось?

– Этого не знаю, – покачал головой Илья Всемилович. – Очень неясно, почему немцы не прислали в наш город заказанный колокол? Может, с ними полностью не рассчитались?

– Они получили все договорное серебро, – ответил раздраженно владыка. – А наши люди поехали в Ригу и забрали там свой колокол…Но вот на обратном пути в поганой Литве их ограбили литовцы и отняли этот колокол…

– Не первый раз, владыка, мы терпим от этих литовцев воровство и грабежи, – покачал головой Илья Всемилович, – однако ты поставил это мне в вину!

– Так говорят почтенные люди, – сердито сказал епископ, – а твое дело – отвечать. Я уже понял, какие слова правдивы, а какие – один обман…

– А я и подавно все понял, владыка, – мрачно ответил Илья, – какие почтенные люди говорят обо мне непотребные слова. Это мой свояк, Порядко Брешкович, распускает по своей глупости эти слухи по городу! Лучше бы помолчал и прикрыл грехи своей дочери…

– Мы еще доберемся до дочери этого Порядко, – сказал, покачав головой, епископ. – Но скажи, Илья Всемилич, без утайки, почему татары сохранили тебе жизнь в тот страшный год, когда они взяли Киев? И оставили тебе все имущество? Даже наши смоленские купцы, ходившие тогда торговать в Киев, не вернулись домой…

– Это, безусловно, тебе сообщил тот подлый Порядко, – горько усмехнулся Илья Всемилович. – Он один в Смоленске знал об этом деле! Значит, он – предатель и нечестивец!

– Если Порядко все мне рассказал, – покачал головой епископ, – то не следует это называть предательством! Не должно быть никаких тайн от меня, вашего духовного господина! Почему ты это скрыл, Илья? Неужели ты думал, что я не узнаю, как ты спас свою жизнь и все имущество, будучи татарским послухом? Татарский царь даже подарил тебе щедрой рукой, – епископ погладил на груди священную реликвию, – этот греческий крест!

– Ну, если тебе нужна вся правда об этом, владыка, – склонил голову седовласый Илья Всемилович, – тогда слушай, как все было!

И он подробно, без утайки, рассказал всю историю о том, как спаслась во время вщижского погрома его жена Василиса, о татарском посланнике Болху-Тучигэне и его, в свою очередь, спасении купеческими людьми, о своих поездках в Орду, встречах и разговорах с ордынскими ханами, о далекой, но прибыльной торговле в подвластных Орде странах.

– Также, владыка, когда бы я ни ездил в Орду, я всегда по возвращении, – сказал он, закончив повествование, – приносил сердечные и щедрые дары нашей православной церкви!

– Я знаю об этом и не раз слышал от наших священников и праведных людей добрые о тебе слова, – улыбнулся епископ. – И нынче, выслушав тебя, остаюсь довольным тобой. Твои слова дошли даже до моего сердца! Вот какая у тебя удивительная жизнь! Такое не узнаешь даже из сказки или былины!

– Такие испытания мне назначил Господь, владыка, – склонил голову старый Илья, – и вот я дожил до возраста старика. Поэтому я не боюсь людских зол, но страшусь только одного Господа…Я рассказал тебе, святой отец, только одну правду, не утаив ни слова. Так что если грешен, то не в подлой лжи!

– Да, теперь ты мне все поведал, почтенный Илья Всемилич, – сказал, придя в доброе расположение духа, смоленский епископ, – даже о тех женках, которых мы раньше обсуждали! Тогда ты рассказал далеко не все, но вот сегодня, наконец, уяснил мне суть дела. У меня больше нет к тебе вопросов. Теперь я верю в твою правоту, верность нашему городу и любовь к православной церкви!

– Слава тебе, Господи! – перекрестился Илья Всемилович. – Благодарю тебя, владыка, за сочувствие моим словам! Я тут приготовил тебе памятный подарок! – Он достал из-за пазухи тяжелый золотой браслет и протянул его епископу. – Это греческое золото, владыка! Я вывез это сокровище из самого Царьграда в годы своей молодости. Говорили, что эту вещь носил сам праведный греческий государь Константин, в честь которого и назвали тот город!

– Браслет святого Константина! – вскричал обрадованный епископ и, схватив подарок, поцеловал сверкавшую от свечных бликов драгоценность. – Благодарю тебя за это, сын мой! Если ты так щедр к святой церкви, я поведаю тебе одну тайну. Поклянись мне от всего сердца, что никому об этом не расскажешь!

– Клянусь, владыка! – громко сказал купец, перекрестившись. – Вот тебе – святой крест!

– Слушай же меня, сын мой, – тихо сказал епископ и, в свою очередь, перекрестился. – Наш князь Федор получил от брянского князя Романа письмо. Намедни приходил из Брянска человек. Этот князь Роман не только просил, но даже требовал, чтобы наш князь Федор выдал ему дочь того купца Порядко Брешковича, Лесану! Брянский князь обвинил ее в колдовстве! Он хочет сжечь ту женку на костре…Его обвинения очень серьезные: отравительство с приготовлением зелья и бесстыдное прелюбодейство! Что ты на это скажешь?

– Значит, князь Роман узнал о поступках той Лесаны, – пробормотал Илья Всемилович, глядя на владыку, – однако это не моя вина! Я все об этом знаю, святой отец, от надежных людей…Однако сам Лепко здесь не объявлялся после того, как сюда прибежала бесстыжая Лесана, спрятавшаяся у своего батюшки Порядко…

И он рассказал владыке про неверность своей невестки сыну, Лепко Ильичу, об их нелегкой семейной жизни, об отравлении Лесаной княжеской ключницы, расправе разгневанного мужа над злодейкой и, наконец, ее бегстве к отцу в Смоленск.

– Эти подробности мне сообщили люди моего сына Лепко, – сказал престарелый Илья в заключении. – Сюда часто приезжают его слуги и приказчики. Они мне подробно сообщают о сыновних делах. В Брянске уже был княжеский суд над сыном купца Василька Мордатыча…Тому присудили уплатить за все зло приличную виру!

– И сколько же? – прищурился владыка.

– Князь определил виру, святой отец, – покачал головой Илья Всемилович. – В полтораста гривен белого серебра!

– Полтораста гривен?! – вскричал епископ. – Да еще за любовницу?

– Уж не знаю, за любовницу или за ключницу, – пробормотал Илья. – Нечая Васильковича объявили виновным в подлом прелюбодеянии, краже Лесаны, чужой жены, и потворстве ее бегству…

– Конечно, вира справедливая, – сказал как бы про себя епископ, – однако же я не знал, насколько богат тот купец Василек! Он приходил в свое время ко мне и жертвовал серебро на нашу православную церковь…Однако же…полтораста гривен!

– Но князь Роман не стал этого купца разорять, – улыбнулся седовласый Илья, – а дал ему отсрочку на пять лет! Будет все пять лет выплачивать в казну свои долги! А сразу князь не решился собирать с него все гривны. Он не хочет, чтобы зажиточный брянский купец разорился и стал жалким смердом…Известно, что этот купец вовремя платит пошлины в княжескую казну…Вот потому и пожалел князь Роман купца и его дурачка сына!

– Но наш князь Федор Ростиславич отказал брянскому князю в его просьбе, как я считаю, справедливой. И не выдал бесстыжей Лесаны! Видимо купец Порядко задобрил князя Федора, скорее всего, серебром! Князь даже со мной не посоветовался! Решил, как сказали мои слуги, по Ярославовой «Правде«…И взял с того купца Порядко пеню в восемь десятков гривен!

– В восемь десятков?! – вскричал потрясенный Илья Всемилович.

– Тихо, не надо громко говорить, – поднял руку епископ. – Князь Федор определил виру как за убийство княжеского тиуна или кого-либо из его верных людей. И как я узнал, наш князь уже получил сполна всю мзду…Но ни одной гривны, даже куны или мортки, не пожертвовал нашей православной церкви!

– Как-то непонятно, святой отец, – покачал головой Илья Всемилович. – Ущерб нанесен брянскому князю Роману, а мзду получил наш князь Федор!

– Это приведен только к беде, – грустно молвил епископ. – Однако и ты повинен в этом деле, Илья Всемилич!

– Отчего же я, святой отец?

– Почему ты мне вовремя об этом не сообщил? Супружеская неверность пребывает в церковном ведении! Если бы ты рассказал мне, что та премерзкая Лесана убежала от своего законного супруга сюда, в Смоленск, я бы поступил иначе…Пришлось бы той Лесане ехать назад. Обвязанной веревками и закованной в железо! А теперь у князя Федора – прибыль…А город и земля нажили себе лютого врага! Говорят, что у князя Романа – несметное войско! Да и сам он – известный победами воин! Не слабей поганых татар!

– Прости мне, владыка, этот великий грех! – встал, поклонившись епископу, Илья Всемилович. – Не хотелось мне предавать лютой смерти ту бесстыжую Лесану и позорить ее батюшку, Порядко Брешковича…Лесана у него – единственное дитя. Все прочие дети Порядко уже давно умерли…Одни от поветрия, а другие – от рук врагов. Этот Порядко и так несчастлив! Он ведь был моим другом. Мы подружились еще у греков…Были как родные братья, – старик заплакал. – Мы ведь осели здесь в Смоленске по его желанию…Я не хотел на него доносить…Мне стало жалко этого несчастного…

– А вот он тебя не пожалел, – покачал головой смоленский епископ, – и таких наговорил мне о тебе мерзостей!

– Да простит ему Господь, – сказал, вытирая слезы, Илья Всемилович, – и ты, святой отец, со своим добрым сердцем…Этот жалкий Порядко тронулся умом на старости лет! Он же почти мой ровесник! А это уже – глубокая старость…

– Он не тронулся умом, – усмехнулся епископ, – и показал отменное хитроумие в выгораживании своей дочери! Князь Федор сначала сильно разгневался, узнав о поступке той Лесаны! Но Порядко возложил всю вину на княгиню, супругу Романа, сказав, что это княгиня подучила Лесану, из греховной ревности, извести свою соперницу. А Лесана исполнила-де приказ своей госпожи. А это уже – полгреха! И так все правдоподобно изложил! Я вот знаю по нашему городу, насколько женки злы и ненавистны к любовницам своих супругов! Готовы их сожрать!

– Не верь этому, святой отец! – вскричал, побагровев от гнева, Илья Всемилович. – Княгиня ни в чем не повинна! Об этом знают все брянские горожане! Она ведь без жалости прогнала от себя ту Лесану!

– А почему же она тогда не бросила ее в темницу? – усмехнулся владыка. – Здесь все, мой почтенный старик, вызывает сомнение! Как же держать на свободе отравительницу? Вот князь Федор Ростиславич и поверил таким неглупым словам! К тому же, наш князь Федор не в ладах с Романом Брянским. Вот почему он верит всем словам, которые сказаны против князя Романа и его супруги!

Илья Всемилович молчал, не находя от возмущения слов.