Потом он снял серую шубку и бросил её Косову:
– Держи, а то кровью заляпаем.
Он осторожно взял девушку на руки и понёс к выходу. Так же осторожно положил на заднее сиденье и сел рядом.
– Антон, поехали. Постарайся не гнать, вдруг у неё сотрясение. – Потом обратился к Крайнову: – Бородина караульте, как бы не учудил чего…
Антон и правда старался, чтобы машину не трясло. Но её всё равно раскачивало. Тогда Тарас снова взял Лику на руки, придерживая голову. Девушка открыла глаза, слабо улыбнулась ему и снова закрыла их.
– Спасибо, что возишься со мной, – услышал он её шёпот.
И даже сейчас, бледная, с запёкшейся кровью в спутанных волосах, она была удивительно красива. Смесь жалости и нежности вдруг накатила на него. И ещё Тарас вспомнил, как она по утрам, запустив в будильник своей подушкой, оккупировала его, и он пододвигался, уступая половину своей. Вспомнил и улыбнулся.
Голова болела и кружилась, но Лика всё равно была довольна: он держал её на руках и звонил знакомому врачу, что оперировал его. Она была ему небезразлична!
* * *
Платье Серафима заказала по каталогу, элегантное и сравнительно недорогое. С размером она не боялась ошибиться. Похожее в салоне дали примерить – село замечательно. Привезти обещали к концу января. Как она и предполагала, Тарас сутками пропадал на базе. Маша тоже своего Соболева не видела.
В воскресенье Антон часто забрасывал Машу с Мишкой в гости в дом Остапенко, где начиналось веселье. Отлично ползающий семимесячный Мишаня пытался догнать Волчка. Иногда, уцепившись руками за густую шерсть, малыш вставал на ножки и стоял, держась за собаку. Умный пёс не шевелился, ждал, пока малец не устанет и не опустится на пол. После гонки на четвереньках продолжались.
Мужики раздобыли где-то большие просторные санки, в которые помещались Серафима или Маша с Мишкой на руках. В санки впрягали Волчка, и довольная собака катала по очереди девушек. Приближался Новый год. Маша и Сима потихоньку пытали своих мужчин, где они будут справлять праздник. Мужики загадочно молчали – видимо, готовили сюрприз…
Двадцать шестого декабря Серафима проснулась разбитая. Болела голова, тело было как ватное. Душ не принёс облегчения, а вот обезболивающая таблетка помогла. Пока готовила завтрак, ей стало легче, даже погуляла с Волчком минут на пять дольше обычного, хотя мороз был минус двадцать.
И Тарас за завтраком ничего не заметил. Прогрел машину, забросил её в клинику и поцеловал:
– До вечера! Постараюсь пораньше освободиться.
Проблемы начались на работе. Как назло, в клинике был предновогодний аврал, и клиентов было много. Резко заболела голова, всё тело стало ломить, наверняка действие таблетки закончилось. Когда Сима заполняла рецептурный бланк или историю болезни, строчки расплывались. А тут ещё начался озноб такой, что зубы застучали.
Внимательная клиентка, чей питомец постоянно наблюдался у Новицкой, спросила:
– С вами всё хорошо, Серафима Георгиевна?
Серафима кивнула и отпустила женщину:
– С наступающим! Лекарство заранее купите!
Через минуту к ней заглянул Аркадий Ильич:
– Так, голубушка, ну-ка посмотри на меня.
– Клиентка нажаловалась?
– Не нажаловалась, а проявила бдительность. И кажется, небезосновательно… Чему ты удивляешься, тебя здесь все любят!
С этими словами он положил ладонь ей на лоб.
– Мать моя! Так у тебя температура в районе тридцати девяти – точнее градусник покажет. Дома лекарства есть?
– Были, – слабым голосом отозвалась она.
– А ну, марш домой. Сейчас такси вызову.
– Хорошо, я сейчас Маше позвоню. Может, сможет подменить…
К счастью, у Маши гостила её мама, и с Мишкой было кому посидеть. Новицкая, несмотря на уговоры, дождалась её в клинике, передала пациентов и только потом согласилась, чтобы ей вызвали такси. Температура на термометре уже приближалась к отметке тридцать девять и четыре. Шатаясь, Серафима села в такси и назвала адрес.
* * *
Дверь почему-то не была закрыта на ключ.
«Грабители?» – сразу возникла в голове глупая мысль. Глупая, потому что в доме собака, она бы точно никого не пустила. По тому, как Волчок радостно вилял хвостом, было понятно: ложная тревога!
«Вот дурында, сама, наверное, не закрыла… Точно – не в себе! Утром уже больная была, легко могла забыть!»
Сил дотянуться до вешалки не было, она поставила на столик сумку, сняла сапоги и, бросив пальто на полу в прихожей, побрела в спальню. «Минутки три отлежусь, потом на кухню, за лекарствами…»
Серафима, держась за стену, дошла до спальни, распахнула дверь да так и осталась стоять. От того, что она увидела, остановилось сердце. Мужчина и женщина наслаждались друг другом. Это был Тарас… В женщине она узнала ту самую блондинку с рекламных плакатов, с которой она столкнулась однажды на награждении. Белокурые волосы девушки ниспадали с края постели. Она заметила Серафиму первой. Тарас увидел её не сразу: он склонился над обнажённой девушкой, губы его прильнули к её шее в поцелуе. У него было красивое и, ей показалось, счастливое лицо… Потом он повернул голову.
– Сима?!
Дальше говорить что-либо было бессмысленно. Она смотрела на него своими большими бархатными глазами, в которых в агонии билась раненая душа. Потом опустила глаза, и её лицо застыло, словно кто-то потушил внутренний свет…
Тарас сел на кровати, растирая рукой шею сзади, как будто она у него ломила.
– Простите… – сказала Сима, тихо вышла из спальни и затворила за собой дверь.
Дальше было всё как в тумане. Она больше не могла здесь оставаться: дом резко стал чужим. Волчок крутился рядом и с тревогой заглядывал в лицо.
– Не сейчас! Прости, милый, мне надо побыть одной… Я вернусь за тобой! Я обязательно вернусь! Серафима оделась, взяла варежки и шапку и шагнула за порог. Она не понимала, куда идёт, ей было всё равно. Её мир рухнул, вот так, одномоментно… Ноги несли куда-то: дома, дворы, остановки, снова дома. Слёзы могли бы помочь, но они где-то задерживались… А в груди росла огромная зияющая пустота.
Что-то сломалось в ней навсегда, хрупкое и бесконечно важное, придающее смысл её жизни. Она оказалась не готова, что её могут вот так взять и растоптать, и не знала, как собрать себя… Ей хотелось одного: исчезнуть, чтобы не было этой ноющей душевной боли, превратиться в бесчувственный камень, в дерево, в фонарный столб. Она интуитивно чувствовала: чтобы не сойти с ума, нужно что-то делать, и самое простое – идти. И она шла. Просто так. В никуда. Чтобы сохранить хоть толику рассудка.
Земля раскачивалась под ногами. Всё плыло перед глазами, тело колотило в ознобе. Дома закончились, показались разлапистые заснеженные деревья. Похоже, она забрела в парк. Серафима присела на скамейку, прислонившись к спинке скамьи, забылась, потеряв ощущение времени. Её даже запорошило снегом. Потом девушка очнулась: ей показалось, будто кто-то потряс её за плечо. Она с трудом встала и побрела, уходя всё дальше и дальше…
* * *
Её телефон разрывался в сумочке. Наконец Тарас не выдержал и достал его. Звонила Маша.
– Сим, ты чего трубку не берёшь?! Здесь вся клиника волнуется! Или ты всё же поспала?
– Это не Сима, это Тарас, – тихо произнёс он бесцветным голосом.
– О! Привет! А Серафима спит? – И, не дождавшись ответа, продолжила: – Тогда хорошо, не буди её.
– Симы нет дома…