Соцгород – 2 против секты

Заяц прошмыгнул мимо крылечка, обогнул дорожку и притих под деревцем. Солнце слабо жестикулировало лучами заката. Зимние цветы повернули слабые свои головки в сторону исчезающих лучей. О, старомодный интерес к великому, мимо проходящему, углублённому в себя! А ткань растягивалась, эластичная, нарядная, целомудренная праздничная! Длины-то в ней – с аршин будет, а на десятилетия хватило, на столетия тоже! Дотянулась эта ткань до нашего века, продолжая тянуться-растягиваться, расширяться-увеличиваться, не утончаясь, не рвясь, шагрень да и только! Наши лоскутки ложились заплатками, пристрачиваясь к великой материи. Они ветвились бахромой, кружевами, бисером ложились, новогодним серпантином высыпались. Иногда прикалывались брошами или значками с изображением вождей, полководцев, конармейцев, античных героев. В центре всего красовались спортивные вымпелы и кубки, иллюстрирующие лыжные, конькобежные, лёгкоатлетические соревнования.

. И мы все были дорогой, сумасшедшей травинкой, качающейся между двух полушарий. Заяц шёл по сини, заласканный исчезающими, танцующими, солнечными зайчиками. Он пробирались сквозь Магаданскую, Читинскую, Ярославскую, Московскую, Петербургскую яростную красоту. Сквозь «А зори здесь тихие», «Лето Господне», «Приключения Чонкина», «Русскую красавицу». Даже Зайцу не распутать их подталые, осиянные, магнитные, полюсные следы. Охляблым облаком не засыпать, потешным рушником не закрыть, золой печной не очернить, предателем и злостником не опакостить!

Заяц выскочил на дорогу, покатился вниз с горы. Кто его видел поутреющей-вечереющей ночной прохладе?

Заяц бешено летел по насту, он перелетал с дерева на дерева с ветки на ветку. Его влекло неожиданное, вожделенное чувство. Сначала он перелетел Арктику, экватор и Антарктиду, затем задержался немного в Австралии, пошутил с кенгуру и беременной жирафой о погоде. Побалагурил с аллигатором насчёт стоматолога и, перепрыгивая пальму, влюбился в чудовище женского пола. У неё были необычайно тоскливые глаза, расположенные где попало, огромные ключицы, выпирающие из-под кофты и необыкновенно рыжая чёлка. Чудовище работала в местном ресторане, жители её называли Эс, но она больше смахивала на Квазимодо. Заяц заказал себе пышный обед, состоящий из морковного салата, тушёной капусты и яблочного сока. Эс нежно скривила пухлые африканские губы и сощурила вьетнамские глаза:

– Что-то ещё желаете? – спросила она так громко, что посетители вздрогнули.

– Мне нужна шкура каёта! – ничуть не удивляясь, ответил Заяц.

– Это вам дорого обойдётся.

– Жду вас в одиннадцать на Палубе.

Затем он разогнался и взлетел над городом. Пролетая мимо банка, Заяц правой лапой открыл окно, взял со стола пачку денег на глазах изумлённых банкиров и скрылся за поворотом. Вскоре к банку подъехали полицейские и пожарная охрана, но вора им поймать не удалось. Заяц так же успешно перелетел на другую улицу, снижаясь, скрылся в папоротниковой роще. Ему, как всякому фантастическому герою, было свойственно менять свою внешность и костюм. Иногда он был похож на мягкого пушистого зверька, иногда на лондонского денди. Заяц покинул Эс, когда она ещё спала. Он оставил ей на тумбочке деньги и записку.

Эс пересчитала деньги, улыбнулась и только потом прочла записку. Она положила доллары в сумочку, а записку выбросила в мусорное ведро. Эс надела шёлковый халатик, белые капроновые чулочки и направилась домой, там её ждал милый, уродливый карапуз, непонятного возраста. Она накормила сына и легла спать. Во сне она летала, как космический пришелец прошлого столетия.

Заяц не терял напрасно время, ему надо было, срочно переместился в Сибирь. Заяц перешёл мост и направился в гору. Под ногами хлюпала вода. Иногда он наступал на мягкие животы спящих уток. Детские песчаные валуны подставляли свои, искривлённые знаньями, пружинящие хребты. Вскоре он встретил свою сестру и радостно обнял её. Они продолжили путь вместе. То там, то тут, лопались спелые ягоды, обдавая их брызгами. Заяц плотнее прижимался к телу своей сестры, чуя, как двигаются её упругие девичьи бёдра. Вода всё прибывала и прибывала, такая тёплая, пахнущая жуками и травой-заманихой. Цвела лилия неистовым оранжевым светом, наши звери продвигались по трясине, то, падая, то, поднимаясь вновь. Вскоре они дошли до перекрёстка. Бедная сестра тепло попрощалась с Зайцем и повернула в сторону. Что-то тонущее, жалостливое и бесконечно тоскливое виделось в её слабом прощальном помахивании ладонями. Заяц закурил, поплёвывая на лапы, изнывая от крика, проснувшегося в его душе. Он перешагнул через стебель зверобоя и наткнулся на козу, гуляющую по траве. Разозлившись, Заяц превратил её в старуху по имени Нюшка и пошёл дальше. Выхода не было.

Самолёты взлетали один за другим. Заяц лежал в постели, надеясь на чудо: это могла быть новая любовь, головокружительный успех, неожиданное богатство. «Да, чемодан с долларами мне бы сейчас не помешал! – подумал он, – На эти деньги я мог бы купить издательство, пару магазинов, сделать стремительную рекламу!» На обоях пестрели жёлтые ромашки, Заяц отвернулся к стене.

Затем он зевнул и попытался заснуть!

Сколько бы Заяц не лежал, но любовь к нему не приходила, он не богател, не становился популярным. Чтобы чего-то добиться, приходилось выпускать когти, оскаливать клыки, обороняться, изворачиваться, водить дружбу с волками, заигрывать с критиками, владеть английским и компьютером! Также надо читать философию, поклоняться повивальной бабке Софокла, голубым намерениям Аристотеля, абсолютизму Канта и Кьеркегора.

Автор, лёжа на диване, остался доволен. Однажды кто-то сказал ему: «Достаточно того, чтобы стихотворение написалось!», но Заяц думал иначе. Он оделся и пошёл в Печатную харчевню. Путь был не длинным, но идти пешком не хотелось, поэтому Заяц решил проехать в троллейбусе зайцем. Он пятнадцать минут околачивался на остановке, познакомился с какой-то старушкой, обморозил задние лапы и, наконец попал внутрь тролейбуса. Город, где это всё происходило, назывался Усть-Птичевском. А раньше Красно- Дольском, а до этого Яблоневском. Деревянные постройки типа сарайчиков и бараков, жёлтые мазанки, одностворчатые собачьи конурки, скворечники – составляли большинство. Самое престижное место в Усть-Птичевске это – Воронье гнездо под крышей. Стены гнезда были сделаны из пластика, прозрачного, выложенного мозаикой, украшенного серпантином, из трубы торчали ёлки, Деды Морозы, Снегурочки и всякая новогодняя дребедень. Здесь жили богачи. Чуть подальше – в кадке из-под капусты обитало остальное население. Летом здесь пахло подгнившими яблоками, маринованными огурцами, тмином, укропом и петрушкой, а зимой грибными пирогами. В скороварках готовили постные щи и манную кашу, а в чугуне варили смородиный кисёль.

Заяц проехал Соколиную охоту и свернул на улицу имени Отстрела Талантов. Возле памятника троллейбус притормозил, и наш длинноухий герой очутился в сквере. Он долго чесал запястье, соскабливая грязь. Под осинкой шла бойкая торговля остатками лапши, которую навесили нам последние правители. После Яблочного Разговения кончились погромы, потекли ручьи и возникли дыры прямо в крышке бочки, над головой. Но сегодня был особенный день, Заяц это чувствовал. Когда он вошёл в Печатную харчевню, на него никто не обратил внимания. Заяц снял шапку и присел на скамейку. Затем он достал зеркальце и вгляделся в свои черты, – они были случайными, плохо запоминающимися.

– Как вас представить Альбине Александровне? – спросила его рыжая деваха.

– Интеллигент. Пришёл по делу, – бойко отрапортовал пришелец и скосил глаза.

Рыжая улетела. Прилетела белая:

– Мы потеряли вашу рукопись! Извините.

– Я принёс новую, – не мешкая, произнёс Заяц и протянул свёрток прямо в руки белой девахи.

– Боюсь, что ваши услуги нам не понадобятся.

– Не бойтесь! Будьте смелее! Я позвоню через неделю.

Заяц, не глядя, поскакал к двери – в морозный пар, январскую позёмку, тугую, как авоська с луком. Его кто-то окрикнул, узнал, заплакал, но Заяц настолько был переполнен новыми чувствами, творческим зудом, что пробежал мимо. «Авось, сегодня сбудется!» – промелькнуло в его пушистой, усатой, развесёлой голове. На Примитивном проспекте он нос к носу столкнулся с Натальей Юрьевной. Они узнали друг друга. Сразу!

Заяц протянул ей зажигалку – зажималку огня, Наталья Юрьевна тут же закурила. Опомнились они только в постели. Под одеялом, напичканным жёлтой соломой, тряпками и ватой, было просторно. Они ещё немного полежали, обмякая на грязном матраце. Но вспомнив о том, что их может застать муж Натальи Юрьевны, разжали объятья. Заяц встал первым (он, действительно, был интеллигентом), надел шляпу, взял трость и подался прочь в сочные, яблочные сказы.

Только бы всё сбылось! Свершилось! Пошло на пользу…

У мраморной плиты в честь Последнего Поэта Заяц приостановился. Прочитал имя, и изумился – это было его имя! Затем он протёр очки и прочитал вновь, но буквы начали таять, видоизменяясь, теряя очертания и отчётливость! «Неужели графоманы постарались?» – опечалился Заяц, понимая, что придётся перейти на прозу. Прозаик! Про-заек! Про каких заек?

Под тёплой шубой Зайцу стало жарко. Он расстегнул две первые пуговицы и две последние, в руках что-то хрустнуло, наверно, карандаш. Из щелей кадки показались рожицы снега. Проезжающий Мерседес надел белые очки, чтобы разглядеть прохожих, но увидел Зайца и притормозил.

– Эй, друг, скажи, какой это город? – спросил автомобилист.

– А вам какой надо? – осторожно поинтересовался Заяц.

– Я ищу историческую родину.

– О, неразумный! Разве её найдёшь?

– Вы – философ? – осведомился автомобилист.

– В некоторой степени… – уклончиво ответил Заяц, – вот вы, например, въехали в наш город, но не могли прочесть его название. Так?

– Так.

– Но вы уверены, что родились именно здесь.

– Уверен.

– Если я вам скажу, что это Усть-Птичевск, то облегчит ли вас знание?

– Ага, значит это Усть-Птичевск! Столица нашей родины, белокочанная, листвовая, васильковая! О, мама моя!

С этими словами автомобилист вышел из Мерседеса, упал на колени и стал неистово целовать клумбу с цветами. Затем он достал из бумажника несколько купюр и протянул их Зайцу:

– Вы принесли мне радостную весть! – сказал автомобилист, плача, – Теперь осталось только найти квартиру моей нянюшки.

– Это в справочном бюро… – протянул Заяц и спрятал деньги.

– Что вы! Моя нянюшка живёт не совсем правильным образом. Она скитается…

– Как? – на сей раз, пришла очередь изумляться Зайцу.

– Именно это мне бы хотелось выяснить…– автомобилист на некоторое время смолк

Заяц побрёл дальше. Он огляделся. Принюхался. Пахло квашеной капустой и мочёными яблоками. В щели кадушки задувал ветер. Снег после отъехавшего Мерседеса медленно оседал на дорогу. Подъёжившись, плыли облака. Вдруг хрустнул один из ободков кадки, удваивая боковую щель, в которую не замедлил упасть лоскут вселенной. Зажглись огни рекламы, обдавая крепостью базилика встречные заячьи морды. Мы – все зайцы в этой жизни, зайцы-безбилетники, мелкотравчатые, безобидные, пугливые кролики, пушистые зверьки, бегающие за удачей. Мы передвигаемся по пыльным дорогам на Запорожцах, по рельсам на поездах, по воздуху на самолётах. Иногда мы озябло поджимаем лапы, иногда судорожно обгоняем соперников. И наш Козырной, по фамилии Путающий следы, тоже заяц, убегающий от охотников. Везде на нас расставлены силки, свадебные приманки, поминальные закуски. А наши сказки? Про зайцев! А наше стремление попасть на природу? А наши деньги? Капуста! Но мы не простые зайцы, культивированные. Гибриды. Особый вид изобретения. Виртуалы. Файловые ушастики. Виндовые глазастики.

Заяц направился в сторону дома через переулок, понимая, что такого не существует. Через кусты бузины. Через сугробные залежи. Он прожил вечность и ещё один день. В почтовом ящике Заяц обнаружил письмо. Повертев его в лапах, понюхав, он положил письмо в карман.

– Сработало! – воскликнул он, не читая послания. – Закрутилась спираль вокруг наивной шеи читателей. Скоро! Скоро его путь начнут устилать цветами.. О! О!

Заяц отпёр дверь, вошёл в маленькую комнату и прыгнул на диван. Дрёма тут же окутала его.

В Усть-Птичевске наступило утро. Это значит, что кто-то приоткрыл крышку дубовой кадки и впустил вовнутрь лёгкий поток света. Люди боялись опоздать на электричку, уносившую их в первобытие. У станции метро столпились опаздывающие на работу, на площади – требующие повышения зарплаты. На проспекте разжигали костёр и бросали в него сухие ветви. Сам Заяц стоял поодаль в сопровождении нескольких товарищей. Словом, всё шло как по маслу. На мосту столпились курсанты, студенты и учащиеся средних школ. Бойкие продавцы предлагали шоколад, косметику, бельё.